Кордон

морских котиков — цену их шкур казаки не знали, выделывать не умели.

Много раз уходил шитик Басова на Курильские и Командорские острова и неизменно команда возвращалась с богатым пушным товаром.

Старожилы Камчатки утверждали, что с южной оконечности полуострова, с мыса Лопатка, немало охотников отправлялось на промысел к Курильским островам. Ительмены и камчадалы общались и дружили с аборигенами «малых земель» — айно или Курилами. Кто-то из жителей Камчатки поселялся на островах навсегда. Однако время стерло следы переселенцев, забыты их деяния и имена.

Емельяну Басову повезло. Он оставил о себе память. Сохранилась написанная им бумага в канцелярию Охотского порта: «По вступлении моем с казаками в вояж в прошлом 1747 г. для прииску неведомых островов на судне Петре шитике, на своем собственном кошеке… прибыли на прежде обысканный второй малый остров в августе… на лайдах собрано самородной меди 50 фунт».

Похоже, не затмила казаку глаза доходная бобровая «рухлядь». За малой находкой цветного металла сметливый и отважный мореход Емельян Басов видел месторождение полезных стране ископаемых. По-государственному мыслил человек!

Все дальше и дальше на восток уходили русские люди, осваивая и обживая новые места. Много осело их и в Камчатке.

Завойко слышал, как титулярный советник губернской канцелярии Анатолий Иванович Зарудный, собиравший всякие сведения о Камчатке, кому-то говорил, что якобы общение русских путешественников с местными жителями, письменные и устные «прожекты» Ивана Рюмина и ему подобных, узревших одинаково бедственное положение простых людей на материке и полуострове, дадут повод увидеть в вулканах-близнецах «символ неразлучного единства, сплочения двух народов, русского и корякского». Василий Степанович мнение титулярного советника в этом вопросе не разделял.

Мирно «покуривали» седые каменные исполины. Мирно, до поры, до времени…

ВСТРЕЧА

Если от Петропавловского порта двигаться пешком по берегу Авачинской губы на юг, то часа за четыре можно дойти до Бабушкина мыса. Он стоит у самых «ворот» в Великий океан. Меньше версты от крутого скалистого Бабушкина мыса до противоположного берега, такого же каменистого и обрывистого. Это единственное место, через которое суда из Тихого океана проходят в Авачинскую губу и обратно. Тут установлен большой керосиновый маяк. Его петропавловцы называют «Дальний», ибо расположен он на самой отдаленной от города южной точке Авачинской губы. У маяка поставлен пост. Службу на нем несут два человека.

Завойко побывал на Бабушкином мысе. По его распоряжению около маяка установили «выговорную» пушку. Восьмифунтовый фальконет, конечно же, никакой угрозы никому не представлял. Однако губернатор, осмотрев мыс, строго сказал:

— Отныне считать сей обсервационный пост не сигнальным, а кордонным, боевым!

— Есть! — четко ответил начальник поста морской унтер-офицер Яблоков и взметнул руку к бескозырке.

— Давно бы так, — пробурчал себе под нос артиллерист поста матрос Плетнев, стоявший в отделении от губернатора.

Иноземцы, стремясь под разными предлогами проникнуть в Авачинскую губу, изощрялись всячески. У петро-павловцев свеж в памяти случай, происшедший веской 1854 года. Он основательно насторожил губернатора Камчатки.

С Дальнего маяка, мыса Бабушкина, подали сигнал, что приближается торговое вооруженное судно под флагом Соединенных Штатов. Сомнений — впускать или не впускать американский корабль в Авачинскую губу — у Завойко не было. В канцелярии, в его рабочем столе, лежит предписание управляющего Морским министерством. Оно для губерантора Камчатки — руководство к действию В предписании сказано, что по распоряжению президента Северо-Американских Штатов снаряжены две экспедиции: одна с целью установления политических и торговых связей с Японией, другая — ученая, для обозрения западных берегов Тихого океана. В связи с этим правительство Соединенных Штатов просило дружественного внимания

и содействия экспедиции в случае, если корабли зайдут в пределы русских владений на азиатском и американских берегах. «Государь император соизволил передать начальствующим в тамошних наших владениях оказывать экспедициям внимание и приветливость в должных границах благоразумия и осторожности».

Далее в предписании сообщалось, что одна экспедиция вверена коммодору Перри и состоит из линейного корабля, трех пароходов-фрегатов, корвета и четырех шлюпов; вторая экспедиция, ученая, находится под начальством капитана Рингольда. В нее входит военный шлюп, два парохода и бриг.

Завойко, уверенный, что к Авачинской губе приближается одно из судов американской экспедиции, велел выстрелами из «выговорной» пушки приветствовать парусник. Судно вошло в губу, приблизилось к Петропавловской гавани. Документация иностранцев (предъявление таковой губернатор полуострова сделал для представителей всех стран обязательным) подсказала, что прибывшие совсем не те, за кого себя выдают. Василий Степанович приказал таможенникам досмотреть судно. Там стали возражать. Губернатор настаивал на досмотре. И тогда на судне быстренько спустили американский флаг и подняли… английский.

«Вон как оно оборачивается!» — с тревогой подумал Завойко, но своего решения не отменил.

В порт на шлюпе прибыл офицер в английской форме. Весь его вид говорил, что губернатор Камчатки поступает опрометчиво, пытаясь навязывать свои правила представителям «владычице морей».

— Судном командую я, капитан Стортен, — раздраженно представился он генералу. — А выдававший себя за капитана янки-самозванец. Я его не уполномачивал разговаривать с русскими.

— А американский флаг на вашем, английском, корабле поднял тоже янки-самозванец? — с иронией спросил Занойко.

— Под каким ходить флагом — это мое дело, — нагло заявил Стортен.

— Вы вошли в порт под чужим флагом, обманным путем, — строго сказал губернатор. — А посему прошу покинуть нашу губу незамедлительно.

— А если я не покину? — Нахальные глаза англичанина изучающе смотрели на русского генерала.

Василий Степанович, как бы ненароком, повернув голову в сторону Сигнального мыса, на котором хорошо была видна батарея, с расстановкой произнес:

— Тогда мы вынуждены будем поступить с вами так, как положено поступать с теми, кто входит в наши территориальные воды с коварными замыслами…

Ультимативное заявление губернатора Камчатки охладило пыл заносчивого англичанина. «Коммерческое» судно быстро оставило Авачинскую губу.

— Только так надо обращаться с наглыми и высокомерными иностранцами, — сказал Василий Степанович своему помощнику капитану 2 ранга Карлу Васильевичу Фрейгангу, а, подумав, добавил — Впрочем, что для вас теперь Камчатка? Прошедший этап…

Фрейганг согласно кивнул. Он прослужил с генералом Завойко на полуострове более четырех лет. Теперь же, когда его убедительную просьбу перевести для дальнейшего прохождения службы с Камчатки на материк, в Санкг-Пе-тербург, удовлетворили, обрусевший немец сидел на сундуке. Он с нетерпеньем ждал судно, которое возьмет его с семьей на борт.

— Трудно вам тут служилось, — то ли посочувствовал, то ли упрекнул помощника губернатор. — Много хлопот доставляет нам флотский экипаж. Дисциплины в нем — никакой. Безнравственно ведут себя моряки.

— А что можно с ними поделать? — искал оправданий Карл Васильевич. — Служат помногу лет, живут скудно, большинство без жен. Да и не одним флотским экипажем мне приходилось заниматься. Я еще ваш помощник и начальник над портом. Нагрузка великовата-с.

— У вашего преемника она будет не меньшей, — отозвался Завойко и подумал: «Каков ты, капитан 1 ранга Арбузов, назначенный вместо Фрейганга? Тоже будешь ссылаться на чрезмерную загруженность или выправишь все, что не удалось сделать Карлу Васильевичу?» Губернатору Камчатки хотелось, чтобы помощник отвечал всем его немалым и строгим требованиям. «По-другому сейчас жить нельзя, — рассуждал Завойко. — Война на носу. Не зря же англичане так назойливо лезут к восточным берегам России. Прощупывают, каковы тут силы. Надо немед^ ленно укреплять порт. Без хорошей обороны заклюют сороки и вороны. А чем, как укреплять Камчатку, когда у нас так мало людей и мизер оружия? Муравьев обещал прислать этим летом несколько сот солдат, привезти пушки.