Страница 64 из 72
Тогда из пещеры выбежало два медных быка. Из ноздрей быков свисали треугольные знамена пламени. Быки — выли. Они бежали неумолимо на Язона. Но Язон знал: стоит легонько ударить быков по кончикам рогов, механизм сработает, послушные быки сами впрягутся в плуг.
Колхи ликовали, когда Язон, делая вид, что впрягает быков, пошевеливал руками. Театрально погоняя быков копьем, Язон пропахал борозду, бросил в борозду двести зубов дракона и, невозмутимый, направился к берегам Фазиса, на виду у многоголосой толпы, — утолить жажду.
Он бесстрастно созерцал, облизывая влажную ладонь, как на борозде вырастают воины: вот показались красные наконечники копий, вот вынырнули медные шлемы, как скороспелые мухоморы, вот — напряженные металлические лица воинов, и — сползла земля с их геометрических плеч. Язон знал: если в эту секунду швырнуть на середину борозды камень, воины выпрыгнут из борозды и приступят к взаимоистреблению.
Не выдержал Теламон. Когда воины выпрыгнули из борозды, обдавая друг друга черными брызгами земли, Теламон обнажил меч и побежал помогать Язону.
— Назад! — обозлился Язон. Герой не имел ни малейшего желания делить славу с кем бы то ни было. Эллин вынырнул в центре побоища, оглядываясь осмотрительно: безмозглые солдаты могут случайно задеть мечами.
Механическая армия сражалась по заранее задуманной Дедалом программе, сосредоточенно, плавными движениями клинков и копий поражая друг друга.
Язон неутомимо бегал от воина к воину. Его доспехи полыхали, оружие, приподнимаемое и опускаемое под одобрительные вопли колхов, — полыхало.
Все воины пали, последние двое — пошатываясь, уже по инерции, и шевелились на земле, соображая: окончательно ли разрушены их механизмы?
Устои государства Эета заколебались. Оно, государство, было уже достаточно колонизировано греками, но не до конца. Еще умел Эет напугать иноземцев механическими игрушками. Сегодня царь понял: Медея выдала тайны игрушек, она, больше некому.
По невидимому мановению железной руки Эета четыреста вооруженных колхов двинулись на греков. Остальные, спрыгивая с деревьев, сбегая с гор, подбирая сучья и камни, — поддерживали агрессию четырех сотен. Греки приготовились погибнуть. Они встали спиной к спине — двенадцать стебельков — против урагана в двенадцать тысяч баллов. Чья-то нетерпеливая стрела угодила в Идаса. Идас упал. Стрела торчала из горла.
Тогда на середину поля неторопливо вышел Скиф. Он повелительно поднял руки. Толпа замерла. Скиф повернулся к эллинам — бегите.
Скифа заковали в тройные цепи и положили в подвал храма Гекаты. Медею лишили прав наследства и назначили пожизненной пифией в храме Гекаты. На всякий случай заключили в храм и Абсирта, чтобы охранял Медею.
Корабль аргонавтов оцепили лодками и запеленали сетями. Эет требовал выдачи Язона и его казни в трехдневный срок. Два дня прошло. Приближался вечер третьего дня.
А в тот вечер, когда Эет принимал иноземцев, был дан пир. Чтобы не очень вводить незваных гостей в заблуждение относительно желанности их появления в Колхиде, Эетом был дан рыбный пир, пир — оскорбление для высшего сословия греков, к которому принадлежали герои. Они называли себя «едоками мяса».
Рыбный пир, к огорчению Эета, не произвел оскорбительного впечатления: рыба жареная, вяленая, маринованная, соленая, вареная, икра, студень рыбий, рыбьи хрящи, молока на продолговатых блюдах, приправленная копнами зеленого лука, головками лука фиолетового, рыба, приправленная соком фруктов, яблочным соусом, рыбьи мозги, рыбья печень, подаваемая без приправы, в собственном масле, башни лепешек, желтых и коричневых, овощи в корзинах, вина в бурдюках и сосудах, украшенных ручками в виде зверей. Сам Эет под алым балдахином, несомый двенадцатью рабами, завернутыми в черно-белые ткани; только руки, придерживающие носилки, оголены, — ирония Эета не добралась до сознания эллинов; изголодавшиеся мореходы, они с пристальным вниманием поглощали оскорбительную пищу «едоков рыбы».
Эллины даже развеселились! Женщины Колхиды не имели права появляться на пирах Колхиды; и не было разнузданных разговоров.
Полидевк спел песню. Пародируя Орфея, он прижал к животу глиняный кувшин и запел низким голосом.
Пой, кувшин, пой!
Как плыли в Колхиду, мы, герои, — пой, кувшин!
Позади остров Лемнос, позади полуостров Кизик, впереди берега Мизии.
И сказал предводитель Язон: пора пополнить скудные запасы пищи и пресной влаги.
Так сказал Язон, а думал Язон о другом; о чем думал Язон — пой, кувшин, пой!
— Ты сломал весло, — сказал Язон Гераклу, — не кажется ли тебе, что кораблю необходимо весло новое?
Геракл понял намек, он высадился в Мизии, возле города Пергама; пошел Геракл в лес, разыскал в лесу пихту, вынул с корнями дерево, как вынимают соломинку из океана; принялся Геракл вырезать из пихты весло, с любовью и прилежанием.
Никому не сообщил Язон, что Геракл в лесу.
Пой, кувшин, пой!
Когда засияла утренняя звезда, прозрачная звезда утренней свежести, отплыли аргонавты, не подозревая, что Геракл в лесу. А Геракл в лесу вырезал из пихты весло, с любовью и прилежанием.
И отсутствие Геракла заметил Кавн и сказал Теламону; и сказал Теламон:
— Ты умный предводитель, Язон. Сначала ты сказал нам: кто не умеет шевелить мозгами — обязан шевелить веслами. Ты умно пошевелил мозгами, Язон: отделался от Геракла, и — некому состязаться с тобой в избытке славы.
— Эй, вы, — заюлил Язон. — Геракл по велению Зевса возвращается в Грецию, чтобы совершить подвиги, числом — двенадцать, а вы — на меня!
Поверил честный Теламон, что Язон о другом не думал, а думал Язон — о другом.
Пой, кувшин, пой!
Медея обезумела.
Приближался третий вечер третьего дня.
Медея металась по своей религиозной темнице, примеряя диадемы, браслеты, ожерелья. Она облюбовала золотые серьги: на щитке — чеканное изображение колесницы со скачущими конями, на колеснице — богиня Ника; она управляет конями. По сторонам скачущей колесницы — два крылатых гения. На двенадцатимиллиметровом щитке это изображение. Подвески серег украшены сложным орнаментом: филигрань — тончайшие напаянные проволочки и зернь — подобные каплям пара шарики — образовывали различные узорные цепочки, сплетенные из золотых паутинок.
Медея металась по своей религиозной темнице. Храм Гекаты. Он опоясан стеной. Толщина стены — около восьми метров. От входных ворот начинается мощеная дорога к храму. Вдоль дороги, с обеих сторон, статуи из бронзы. Это — священная дорога, она ведет к храму, а храм на высокой двойной террасе, в центре священного круга, обрамленного оливковыми деревьями.
Медее не доверили главное помещение.
Ее заточили в примыкающее, в котором из-под пола выступала расселина скалы, извергающая одуряющие испарения.
Раньше здесь жил прорицатель Мопс.
Днем, одурманенный испарениями, прорицатель впадал в бредовое состояние, издавал неясные восклицания, — в общем, прорицал. Храм посещался без энтузиазма, колхи посмеивались деликатно, не вникая в прорицания Мопса.
Работал Мопс не более часа в сутки, обрюзг, разжирел, не умывался, подремывал на медвежьей шкуре; и — умер.
Что произошло этим вечером — потом никто не помнил.
Армия колхов бодрствовала на берегу.
Поблескивали медные шлемы. В сиреневом воздухе вечера — костры.
Теламон запомнил: он грыз яблоки, рассеянно сплевывая косточки на пьяного Кастора.
Библида запомнила: она примеряла какие-то украшения, купленные Кавном. Кавн регулярно отвлекал влюбленное внимание сестры.
Тифий запомнил: на руле образовались колонны кристаллов соли, он хотел отполировать руль, да позабыл.
Полидевк и Линкей чертили планы Диоскурии, города, который они мечтали построить в Колхиде. И Полидевк, и Линкей обожали строительное дело. Собственно, их мало волновало руно Язона. Они мечтали построить город.