Страница 28 из 130
— Но ведь мы вынуждены обещать демократическую Украину, а господин Тышкевич крупный помещик!
— Зато он украинский патриот. Еще в пятнадцатом году, в начале войны, как известно господину профессору, именно граф Тышкевич — не без ведома Ватикана, конечно, — подал секретную интерпелляцию правительству его величества английского короли о стремлении украинцев отделиться от России.
— Но ведь он католик?
— Я тоже католик, прошу пана профессора, — молвил Шептицкий, смиренно потупив очи.
— Прошу прощенья, святой отец, но высок ли будет авторитет дипломата–католика на православной Украине?
— Зато он будет высоким на греко–католической Украине, и это будет способствовать сближению обеих украинских земель.
— Но ведь он граф!
— Я тоже, прошу прощения у пана профессора, в мире граф, — Шептицкий опять скромно потупил очи.
— Простите, граф, я ничего плохого не хотел сказать! — снова покраснел Грушевский. — Но можно ли ставить на одну доску особу такой национальной популярности, как вы, с рядовым… хм… помещиком? Когда в наше революционное время известно о человеке, что он и царю служил, и католик, и помещик, и граф, то… — Грушевский вконец запутался и поспешил воспользоваться радикальным выходом из своего безвыходного положения. — Одним словом, вы меня убедили, я согласен. А кого нам назначить в Англию?
— Князя Трубецкого. Князь Трубецкой, — пояснил Шептицкий, чтобы не обескуражить своего собеседника снова, тоже был царским дипломатом и отстранен Временным правительством, тоже помещик и тоже… княжеской фамилии. Однако он православный! И обладает всеми выгодными для нас качествами, которые есть и у графа Тышкевича: чувствует себя как рыба в воде во всех закулисных дипломатических комбинациях.
— Но ведь, — взмолился Грушевский, — он же русский, кацап, да еще старинного боярского рода?
— Зато он женат на украинке, хорошо известной вам дочери киевского мыловара Ралле. В петербургских салонах я неоднократно встречался с очаровательной княгиней, и мы часто вспоминали Киев. Княгиня Трубецкая не может забыть «киевских контрактов»[14] и особенно тоскует по медовым пряникам из магазина на Прорезной «Ось Тарас із Києва»[15]. Княгиня Трубецкая, урожденная панна Ралле, стала моим другом. Недавно она приняла католическое исповедание …
Грушевский схватился за голову, но Шептицкий, чтобы покончить с затянувшейся дискуссией, спокойно подытожил:
— Не забывайте, пан профессор: во Франции и Англии отношение к бывшей царской России было несравненно лучшим, чем к нынешней России, революционной. Следовательно, бывшие дипломаты царского корпуса располагают там в высших сферах большими симпатиями. То, что мы прибегнем к их услугам, должно породить в западноевропейских кругах искреннее расположение и к нашему делу. Взвесьте это! Война еще не закончилась, русская армия…
— Вот, вот, армия, граф! Именно об этом нам с вами необходимо поговорить особенно серьезно! Хочу информировать вас…
— Сейчас мы перейдем к этой проблеме, пан профессор. Но как быть с дипломатическим представителем в Англии?
— А что? — удивился Грушевский. — Ведь мы остановились на Трубецком!
И собеседники заговорили об армии.
5
Снова Грушевский с сияющим лицом подвинул Шептицкому через стол ту же кипу телеграмм из воинских частей. Он сообщил, что решил в ближайшее время созвать «украинский войсковой съезд» из представителей «национальных рад», созданных по всем фронтам. Съезд должен потребовать от Временного правительства широкой украинизации частей и передислокации их на Украину.
— Таким образом, мы будем иметь в гарнизонах крупных городов Украины свою национальную армию! — патетически закончил Грушевский свое сообщение. — И это даст возможность Центральной раде опереться на вооруженную силу для достижения своих требований!
— Совершенно верно! — одобрил Шептицкий. — Однако целесообразнее было бы передислоцировать украинские части не в тыловые гарнизоны, а на позиции Юго–Западного и Румынского фронтов и требовать от Временного правительства создать тут объединенный фронт, наименовав его — Украинским.
— О да! — согласился Грушевский, горько сожалея, что эта мысль не пришла в голову ему. — Это будет внушительно: Украинский фронт! — Тут он спохватился. — Но позвольте, граф, неужели вы за то, чтобы украинское войско активно действовало против австро–немецкого блока?
— Ни в коей мере — спокойно ответил Шептицкий. — Но собранная в один кулак армия будет прочной опорой для Центральной рады. К тому же этот фронт может оказаться небоеспособным, если против него с другой стороны вдруг окажутся… тоже украинские части. Даже святое евангелие, пан профессор, глаголет, что брат на брата…
— Совершенно верно! — поспешил согласиться и Грушевский. — Я именно это и предвидел — в дальнейшем. Вы имеете в виду ваш легион «сечевых стрельцов»?
— Не только, пан профессор. Я имею также в виду и ваши, то есть наши, «синие жупаны».
Шептицкий говорил о так называемой дивизии «синежупанников» — втором, после легиона «галицийcких сечевыx стрельцов», украинском войсковом формировании. Оно было создано «Союзом освобождения Украины» и окроплено благодатью с кропила галицкого митрополита еще в первые дни войны.
Название дивизии дали синие, запорожского покроя жупаны и шаровары. В эти жупаны и в высокие смушковые шапки с синим верхом и золотой кистью на конце были одеты все ее солдаты и офицеры, словно сошедшие с рисунка из главы о XVII веке в иллюстрированной истории Украины профессора Грушевского.
Формировал эту дивизию немецкий генеральный штаб на германской территории в городах Зальцведеле, Вецларе и Миндене–Ганноверском из военнопленных украинцев восточного приднепровского происхождения. Германские инструкторы занимались специальным военным обучением пленных, а в «просвитах», организованных на территории лагерей, проводилась широкая пропаганда за отделение Украины от Русского государства.
— Должен информировать пана профессора, — добавил Шептицкий, — что и в австрийских концлагерях, во Фрайштадте, Раштадте, Иозефштадте и Терезиенштадте, австрийский генеральный штаб также начал формировать подобные дивизии. Казаков они одевают в прекрасную одежду серого цвета: жупан, шаровары и «кепи–мазепинки». Следовательно, имеем еще и «серые жупаны»! Такую поддержку получит Украинский фронт с Запада, если Центральная рада сумеет этот фронт создать… Конечно, в столице для непосредственной опоры Центральной рады тоже следовало бы иметь специальную воинскую часть…
— В Киеве такая часть уже сформирована, милый граф! — сразу же откликнулся Грушевский, обрадовавшись, что и ему есть чем похвалиться. — Три тысячи двести штыков!
— Когда?..
— Только что! — Грушевский посмотрел на часы. — Четыре часа тридцать минут назад.
Такая военная точность должна была произвести особый эффект.
И действительно, Шептицкий был поражен. Верная католичка София Галчко плохо выполняла свои обязанности при православном председателе Центральной рады. Суровый пастырь наложит на нее епитимью, заставив совершить тысячу поклонов перед статуей непорочной девы Марии!
Тем временем Грушевский смакуя излагал подробности:
— Сегодня в полдень на Сырце, в казармах для маршевых фронтовых батальонов, произошло это радостное торжество — создание; украинской национальной армии. Я не присутствовал на празднике. Вам понятно, полагаю, что мое присутствие как председателя Центральной рады было бы неполитичным. Создание подобной части должно выглядеть как доброчинное волеизъявление самих воинов, чтобы никто не мог обвинить Центральную раду в давлении на солдат. Добровольный Киевский военный клуб имени гетмана Полуботько вел, конечно по моему поручению, агитацию в маршевых батальонах, направлявшихся на позиции. Солдат убеждали на фронт не идти, а оставаться здесь, в Киеве, и объявить себя полком гарнизонной службы — для обороны столицы родной неньки–Украины. Полк наименовал себя — «Первый украинский полк имени гетмана Богдана Хмельницкого.
14
Ежегодные контрактовые ярмарки в дореволюционном Киеве (Примечание переводчика.).
15
«Вот Тарас из Киева» — название дореволюционной фирмы, изготовлявшей украинские пряники.