Страница 126 из 130
Окно в Мариинский парк было перед глазами у Горовица, и он видел: по аллеям с берданками в руках бегут люди, впереди — Иванов. Саша, не прерывая речи, указал рукой на окно:
— И вот — глядите! — сюда спешит с оружием в руках возмущенный народ, чтоб защитить свободу от посягательств на нее…
Боголепов–Южин бросил трубку на рычаг аппарата. Доводить дело до вооруженной стычки — на это он пока полномочий не имел. К тому же юнкеров у него было полтора десятка, а рабочих бежало с полсотни. Юнкера уже начали понемногу пятиться…
Телефон тут же зазвонил, Горовиц взял трубку:
— Слушаю?
Боголепов–Южин сделал «кругом», шпоры звякнули малиновым звоном. Но на пороге он столкнулся с Ивановым.
— Простите!
— Простите!
Они смерили друг друга взглядом. Иванов дышал глубоко и часто — он бежал и запыхался. Боголепов–Южин покусывал губу. Иванов перешагнул порог и вошел в комнату.
— Простите, — еще раз извинился Иванов, — мы, кажется, помешали?
Саша Горовиц между тем говорил по телефону. Звонил опять Затонский: настроены богдановцы действительно отлично — они согласны выйти в город, чтоб восстановить порядок, но при условии, что это санкционирует Центральная рада.
За Ивановым вошли несколько красногвардейцев, среди них — Данила и Харитон. Остальные толпились в коридоре за дверями. Юнкера жались у стен.
Вдруг, всех растолкав, в комнату влетел Боженко. Он мчался что есть духу, обливаясь потом. Еще по дороге он услышал, что «наши побежали отбивать налет юнкеров на комитет».
Новая встреча со штабс–капитаном развеселила его.
— Ваше благородие! — почти обрадовался он. — Где–то мы с вами встречались?
Боголепов–Южин, кусая губы, криво усмехнулся:
— Да, «товарищ» Боженко, месяц назад я обращался к вам с просьбой направить ваших дружинников для прекращения бесчинств на Подоле…
— Вот он их и направил для прекращения бесчинств, хотя и не на Подоле, — улыбнулся Иванов, указывая на красногвардейцев, входивших в комнату.
— Xa! — прыснул Боженко. — Верно! Только мы, ваше благородие, встречаемся с вами уже в третий раз… Правда, вам о том неизвестно… Ну хватит! — неожиданно закончил он. — Вы свободны! Можете идти! Адью!
Боголепов–Южин не произнес ни слова, только сильнее побледнел, переступил порог и быстро зашагал по коридору. Юнкера двинулись за ним. Последним вышел поручик Петров, неловко улыбаясь.
— Напугали тебя, — засмеялся Иванов, глядя на Горовица, — но мы, кажется, вовремя?
Горовиц предостерегающе поднял палец, не отнимая телефонной трубки от уха.
— Тише, я звоню господину Грушевскому.
— Грушевскому?! Ты обращаешься за помощью к Центральной раде? — удивился Иванов. — Но ведь наша позиция…
— Когда идет борьба, обстоятельства иногда вносят коррективы в позиции, — хмуро буркнул Горовиц. — Барышня! Председателя Центральной рады господина Грушевского!.. Кроме того, я нисколько не изменю нашим позициям, если предложу Центральной раде принять участие в ликвидации безобразий в прифронтовом городе, это — в наших общих интересах. Да? Центральная рада? Кто?.. Хорунжий Галчко?.. Мне нужно лично поговорить с паном добродием Грушевским … Кто говорит? — Горовиц окинул взглядом присутствующих, словно спрашивая, что ему сказать, и тут же ответил: — Говорит большевик Горовиц. Да, член Совета рабочих депутатов… Хорошо, я подожду…
Все примолкли, с любопытством следя за Горовицем. Только Боженко дергал Сашу за рукав и шептал:
— Дай мне, дай мне! Я ему сейчас скажу!..
Но в трубке уже послышался голос.
— Здравствуйте, профессор! — вежливо сказал Горовиц. — Вас беспокоит студент Горовиц… Нет, вам доложили верно: большевик, член Совета рабочих депутатов. Дело у нас, у пролетариата, к вам такое…
В комнате было тихо, все напряженно слушали. Боженко шевелил губами, будто и от себя что–то добавляя.
Горовиц держал трубку недолго: ответ Грушевского был краток. Густо покраснев, Саша молча положил трубку на рычаг.
Грушевский, оказалось, ответил ему так:
— Ну что вы, голуба! Вы просите невозможного. Ведь в конфликте большевиков с Временным правительством мы сохраняем нейтралитет! — При этом он пустил короткое — хе–хе–хе: наша хата, дескать, с краю… А затем спросил: — А скажите, будьте добреньки, добродий Горовиц, как это получается, что во главе общественной жизни столицы Украины стоят лица с такими, как у вас, совсем не украинскими фамилиями?
На этом Саша и повесил трубку.
— Что ж, — сказал Иванов, — ты по крайней мере еще раз услышал, какова позиция Центральной рады по отношению к революции и реакции.
Боженко выругался. Саша Горовиц вспыхнул:
— Ничего другого нельзя и ожидать, пока там во главе господин Грушевский… Но, товарищи! — страстно крикнул он. — Они же втягивают сейчас в свою орбиту рабочих! Они пытаются спровоцировать рабочий класс Украины! Мы не имеем права пройти мимо этого! Они уже переходят в наступление!..
— Верно! — отозвался Иванов. — В том–то и дело!..
Они стояли втроем — Иванов, Боженко и Горовиц — и смотрели в Царский сад. Перед дворцом под командой поручика Петрова строились юнкера. Красногвардейцы стояли в стороне и перекидывались насмешливыми замечаниями. Фигура Боголепова–Южина мелькала вдали между деревьями: он спешил к автомобилю и шел быстро, похлестывая себя стеком по лакированному голенищу.
— В том–то и дело! — задумчиво повторил Иванов. — Дело в том, чтоб не дать спровоцировать весь украинский народ Центральной… зраде[49]. А Пятаков не хочет этого понять!..
Боженко захохотал:
— Это ты здорово придумал: Центральная зрада!
Иванов стукнул кулаком по оконному косяку:
— Партию, партию ширить и укреплять — вот что сейчас главное! И — самая прочная связь с Петроградом!
Горовиц спохватился, он вспомнил:
— Ах, да! Скверная новость: Юрко Коцюбинский арестован в Петрограде!
— Есть новость и похуже, — отозвался Иванов. — Ленина хотели арестовать, и он ушел в подполье.
— Мать честная! — схватился за голову Боженко. — Ленин!
Горовиц побледнел глаза его вспыхнули.
— Значит, опять в подполье?
— Кто его знает… — задумчиво проговорил Иванов. —Если начнут бросать нас в тюрьмы, то придется и в подполье. — И он еще раз стукнул кулаком. — Тем паче: ширить партию и закалять! Завоевать большинство в Советах, и тогда Советы завоюют власть!..
Юнкера построились, дали шаг и, отойдя, вызывающе запели:
Смело мы в бой пойдем за Русь святую —
Большевиков сметем мы подчистую…
Тогда группа красногвардейцев грянула в свой черед:
Смело мы в бой пойдем за власть Советов —
И как один умрем в борьбе за это…
10
Это было совсем как на фронте: выскакивай из окопов и бешено мчись в атаку, падай на землю под пулеметным огнем, снова поднимайся, перебегай согнувшись и снова растягивайся на животе, пока улучишь минуту, чтоб опять вскочить и опять бежать вперед…
Только теперь позади были не окопы, а одетые в гранит эскарпы Невской набережной, вокруг не просторы полей или лесные чащи, а громады домов, и падать надо было не на вспаханную смертоносным железом землю, а на твердую и звонкую брусчатку или на разбитые в щепу торцы деревянной мостовой. И пулемет строчил не в лоб и не с флангов, а будто прямо с неба: с верхних этажей или с чердаков.
И винтовки или иного оружия в руках у Юрия Коцюбинского не было.
Однако прорваться надо было во что бы то ни стало. Дворец Кшесинской, где помещался Центральный Комитет и куда сразу же после освобождения из–под ареста направился Юрий, был разгромлен карателями Керенского, а весь квартал оцеплен юнкерами. Но члены «военки», то есть военной организации при Центральном и Петроградском комитетах большевиков, получили точное указание загодя: в случае чрезвычайных событий собираться на конспиративной квартире военной организации на Выборгской стороне.
На Выборгскую сторону и пробирался теперь Коцюбинский — по взбудораженному, растревоженному Петрограду, по залитым кровью демонстрантов, засыпанным пулями карателей петроградским улицам.
49
Измена, предательство (укр.).