Страница 112 из 130
— Так, пршу пана генерального секретаря: согласно легитимации чотарь Мельник выписан из этапа военнопленных и передан в распоряжение Центральной рады для культурно–просветительной деятельности — для воспитания русского патриотизма в лагерях пленных для австрийских украинцев.
— Чудесно! Зовите вашего Мельника!
Именно Мельник и был сейчас нужен Петлюре до зарезу. Рекомендация руководителя национального дела в Галиции митрополита Шептицкого свидетельствовала, что его личный секретарь, молодой кандидат теологический наук Андрей Мельник, является специалистом по сугубо светскому вопросу организации вооруженных сил. Лишь несколько дней тому назад — в бою под Конюхами — чотарь легиона «усуссов»[44] Андрей Мельник попал в русский плен. Между Шептицким и Грушевским так и было договорено: эмиссар Шептицкого передается в плен, а Центральная рада немедленно его вызволяет из лагеря для военнопленных…
2
Дверь отворилась, и панна Галчко впустила чотаря Андрея Мельника.
Переступив порог, Андрей Мельник вытянулся и замер: чотарь — самый низший офицерский чин — стоял перед генеральным секретарем по военным делам — самой высокой особой и будущем украинском поиске.
С минуту Петлюра удивленно разглядывал незнакомца. Он заранее нарисовал себе хотя неясный, но все же совсем иной образ митрополитова эмиссара — молодого теолога и опытного организатора военного дела: теолог должен бы быть ксендзом с тонзурой на макушке; военный же организатор представлялся ему в образе запорожского казачины. Но Петлюра не увидел перед собой ни вкрадчивого иезуита, ни бравого вояки.
Перед Петлюрой стоял русый молодой человек с большими синими, словно васильки, глазами. И глядели эти глаза–васильки ласково и благожелательно, точно желали всем людям счастья, а всему живому на земле — добра: какой–то вегетарианец, толстовец, что ли. Но что особенно поражало в обличье молодого человека, это — борода! Вопреки традиции австрийского офицерства, носившего коротенькие усики, у синеокого чотаря Мельника усы распушились по щекам, как у драгунского вахмистра, а борода — батюшки! — пущена колечками, как водилось у русских интеллигентов–народников: что–то от русского барина, что–то от русского сермяжного мужичка.
— Вы… Андрей Мельник! — неуверенно переспросил Петлюра.
— Так точно! — чотарь ответил твердо, по–военному и одновременно пустил из своих синих глаз целый сноп теплых, ласковых лучей.
— Приветствую вас, чотарь Мельник! — произнес ласково и Петлюра, разумеется, с высоты своего положении, — Как себя чувствуете?
— Благодарю, чувствую себя превосходно, пан головной атаман!
Величание приятно поразило Петлюру. Если б в давние времена приняты были обращения, узаконенные воинской субординацией, так могли бы обращаться только к гетману Богдану Хмельницкому или к Ивану Мазепе казаки реестрового войска. Официальная форма обращения в украинских частях еще не была заведена, и Петлюра тут же решил: именно такою она и должна быть.
К усусовскому чотарю Петлюра почувствовал искреннее расположение.
— Можете сесть, чотарь Мельник! Пускай нас не смущает, что вы беседуете, с генеральным секретарем по военным делам. Нас свело общее дело: борьба за неньку Украину.
— Слава Украине! — ответил Мельник, став смирно. Он сделал шаг к предложенному стулу, но не сел. — Мой патрон, его преосвященство отец Андрей, — Мельник почтительно склонил голову, — просил передать пану Симону Петлюре привет и свое пастырское благословение всем его начинаниям.
— Благодарю!
Петлюра снова был приятно поражен: его благословляет один из первосвященников католической церкви, даром что Петлюра не католик, а православный, да к тому же — социал–демократ! Что ж, государственные интересы выше партийного сектантства!
— Как чувствует себя его преосвященство дома после мученический ссылки?
— Благодарю, пан головной атаман. В своей обители на горе святого Юра его преосвященство с энергией, присущей его несокрушимому духу, отдался делям церкви и отчизны.
— Давно видели его первосвященство? — Петлюра сел.
— Две недели назад. — Теперь и Мельник разрешил себе сесть. — Его преосвященство вызвал меня с фронта в епископат и приказал: и первом же бою сдаться в плен русским.
— Кто взял вас в плен, добродий Мельник? — Петлюра умышленно употребил штатское «добродий» вместо военного «чотарь», чтобы подчеркнуть тон взаимного доверия.
— О! — чуть заметная усмешка коснулась прикрытых усами и спрятанных в бороде уст Мельника. — Это было весьма приятное пленение: свой к своему! Меня взяли и плен казаки украинского батальона. Узнав, что и я украинец, ваши казаки обнимала меня и целовали как родного.
Ответ Мельника растрогал Петлюру.
— Вот видите, единение украинцев, несмотря на то что столько веков тело нашей нации было разрублено надвое, сейчас завершается!
— Безусловно, — согласился Мельник, не выказав, однако, восторга. — Только батальон, взявший меня в плен, сразу же после этого… сам сдался австрийцам.
— Вы словно бы недовольны, пан Мельник? Разве вы — москвофил?
— Никоим образом, пан головной атаман!
— Так им должны бы радоваться! Ведь этот батальон попадет теперь в украинский лагерь!
— Так точно, нам головной атаман. Но батальон сдался в плен, потому что не пожелал воевать!
— Ну и что? — удивился Петлюра. Позиция собеседника была ему непонятна. — Ведь то, что они не пожелали воевать за Россию, свидетельствует о национальных чувствах казаков.
— Ho не свидетельствует о их воинской дисциплине. Солдат, добровольно сдавшийся в плен, не может быть хорошим воином… Боюсь, пан головной атаман, что, закаляя и лагере свое национальное сознание, эти солдаты не избавятся, однако, от своего нежелания воевать!
Беседа подходила к существеннейшему пункту. Чтоб не уронить, престижа, Петлюра поторопился сделать оговорку:
— Можете, пни Мельник, не развивать свои критические соображения относительно боеспособности мобилизованных солдат. Мы знаем ей цену: дальнейшую украинизацию частей, очевидно, придется прекратить.
— Ни в коем случае, пан головной атаман! — возразил Мельник. — Напротив украинизация частей и передислокация их на Украину расстраивает российские фронты и обессиливает русскую армию! А это создаст наилучшие условия для завоевания украинской государственности.
Петлюра кашлянул.
— Так думает митрополит? — осторожно поинтересовался он.
— Его преосвященство поручил мне высказать вам мои соображения, — митрополичий эмиссар скромно опустил глаза.
— Я спрашиваю о мнении митрополита потому, — снова торопливо оговорился Петлюра, — что мы именно так и действуем: добиваемся от Временного правительства переброски украинизированных частей со всех фронтон на Украину, в тыловые гарнизоны.
Андрей Мельник устремил на Петлюру синий взгляд:
— Если пан головной атаман разрешит, я выскажу возражения против такой тактики.
— Почему? — удивился Петлюра.
— Украинские части лучше сконцентрировать поближе к фронту!
— Но, — воскликнул Петлюра, — если в городах Украины не будет наших гарнизонов, русские черносотенцы немедленно воспользуются этим, чтобы устроить путч против Центральной рады. И потом — рабочие со своими большевиками, они тоже могут устроить против Центральной рады путч…
Андрей Мельник смотрел прямо в глаза Петлюре.
— Что ж, пан головной атаман, такой путч дал бы повод украинский частим, собранным в кулак, повернуть фронт с запада на восток и двинуться в глубь страны для усмирения…. то есть — установлении украинской самостийной державности. — Мельник улыбнулся, и глаза его снова испустили синее сияние. — Австро–германская армий, имея впереди «синие» и «серые» жупаны, шла бы след в след, и украинские вооруженные силы имели бы великолепный тыл.
Петлюра, остолбенел: такой откровенности он не встречай, даже в беседах с Грушевским и Винниченко.
— Его преосвященство… мыслит именно так?
44
«Украинские сечевые стрельцы».