Страница 43 из 60
Таким образом, Святослав учел опыт Переяславца, жестоко подавив сопротивление провизаытийски настроенной части населения (о чем говорит сообщение Льва Дьякона о «знатнейших родом и богатством» жителях Доростола) и нейтрализовав колеблющихся.
Необходимо учесть и факты отпадения болгарских городов от союза со Святославом по мере успехов войск Цимисхия и его продвижения к Доростолу. В частности, Плиска и другие города «отложились от руссов» и перешли на сторону греков после взятия Цимисхием Преславы29.
Все это говорит о непрочности русских позиций в Болгарии, о сильной антирусской оппозиции, вскормленной в течение десятилетий провизантийской политикой правительства Петра. Проводниками этой политики в Болгарии были царский двор, а также часть знати. Поэтому именно их сопротивление Святославу надлежало преодолеть прежде всего.
Данной цели русский князь достиг мерами более решительными, чем во время первого похода. Здесь и жестокое подавление противников из числа болгар, и занятие ряда болгарских крепостей (например, Филипполя), и направление русского отряда во главе со Сфенкелем в столицу Болгарии Преславу, где находились царь Борис и его семья, болгарский двор.
Эти меры явились одним из факторов, благодаря которым византийское влияние в болгарском руководстве было преодолено и Болгария из противника Руси стала ее союзником. Факт союзных действий руссов и болгар византийские хронисты объясняют лишь страхом болгар перед руссами, а также возмущением болгарского населения действиями Византии, которая навлекла на Болгарию русское нашествие.
Однако анализ источников показывает, что византийские авторы и здесь допускают определенную тенденциозность. И Лев Дьякон, и Скилица, заявляя о враждебности болгарского населения к Руси и его приверженности союзу с Византией, в то же время приводят такие факты, которые не укладываются в эту схему. В историографии, в частности, отмечалось, что сообщение Льва Дьякона об участии болгар в сражениях за Преславу и о том, что их «много пало» там и они отчаянно защищали болгарскую столицу, указывает на наличие болгаро-русского антивизантийского военного союза в это время30. Отмечались также факты лояльного отношения руссов к правительству царя Бориса. В Преславе к моменту штурма греками болгарской столицы хранилась не тронутая руссами «казна мисян»; царь Борис был захвачен греками не во дворце, а во внешним городе, причем на нем были царские знаки отличия. А это значит, что Борис, продолжая оставаться царем Болгарии, вовсе не был пленником и не содержался под стражей31, как на этом настаивали в первую очередь болгарские историки Дринов, Благоев, Зла-тарский, а также Успенский32. Причем Златарский даже заметил, что Сфенкел стерег в Преславе болгарские сокровища и плененных Бориса и его семью. Для кого и зачем стерег - этого, к сожалению, историк не объяснил. А Успенский писал, что Святослав предал огню и разграбил Преславу.
П. Мутафчиев обратил также внимание на слова Льва Дьякона о гибели византийского полководца Иоанна Куркуаса, который опозорил себя грабежами болгарских христианских храмов. Из этого историк сделал вывод о том, что руссы вопреки своей военной практике не тронули болгарские православные святыни33.
В этой же связи рассматривалось и сообщение Льва Дьякона о том, что во время сражения за Доростол греки находили среди убитых противников женщин, которые сражались против армии Цимисхия с оружием в руках наравне с мужчинами. П. О. Карышковский и Г. Г. Лигаврип высказали верное, на наш взгляд, мнение, что в данном случае речь идет о болгарках, сражавшихся рядом со своими соотечественниками, так как русским женщинам здесь взяться было неоткуда34. К атому можно было бы добавить еще несколько фактов, которые до сих пор не были отмечены в историографии. Так, обращает на себя внимание сообщение Льва Дьякона о том, что в тот момент, когда Цимисхий обрушился на Преславу, там находился Калокир, претендент на императорский трон35. В Преславе же он находился в прямой близости к болгарскому двору, а это значит, что в данном случае болгарский двор был не только олицетворением антивизантийской политики, но пользовался определенными государственными прерогативами. Этот, кажется, незначительный, на первый взгляд, факт ярко высвечивает наличие болгарской государственности в это время, определенной суммы прав, которыми располагал Борис как царь Болгарии, союзный характер отношений Болгарии и Руси.
Следует упомянуть и о ночной вылазке руссов из осажденного Доростола, о которой рассказал Скилица. Две тысячи руссов однажды ночью ушли на Дунай в поисках пищи и, попутно разгромив отряд греков, благополучно вернулись в город36. Трудно представить, что эта дерзкая экспедиция была осуществлена без помощи болгар.
Однако нам представляется, что доказательства болгаро-русского союза в 969–971 годах заключаются не только в этих, пусть и весьма значительных, но все-таки единичных фактах, а во всем строе отношений Руси и Болгарии, Византии и Болгарии в это время.
После 969 или начала 970 годов, то есть после вторичного взятия Переяславца, Русь и Болгария больше не ведут военных действий. Византийские хронисты лишь сообщают о казнях в Филиппополе летом 970 года, но это было уже время русско-византийской войны. Нетронутыми оставались Преслава, Плиска и другие болгарские города. За исключением болгарской столицы, в них не было русских гарнизонов, что проявилось в тот тяжелый для руссов момент, когда после взятия греками Преславы депутации этих городов явились к Цимисхию и заявили о своей лояльности императору37. Об этом же говорит и сообщение Льва Дьякона, что Святослав весьма опасался перехода болгарского населения на сторону неприятеля, так как в этом случае дела его пошли бы совсем плохо38. Византийский автор, тем самым противореча своей концепции о борьбе болгар со Святославом, признал, что в ходе войны руссы опирались на болгарское население и лишь в конце войны эта опора потеряла свою прочность.
Необходимо учитывать и местонахождение самого Святослава весной 971 года. Когда греческая армия прошла через Балканы и неожиданно появилась около болгарской столицы, Святослав находился на Дунае в крепости Доростол. П. Мутафчиев считал, что русский князь оказался там для отражения нападения императорского флота39. Но заметим, что весной 971 года Святослав не ожидал нападения греков ни на суше, ни со стороны Дуная и тем не менее находился в Доростоле «со всею ратью»40. А это значит, что Подунавье и в это время являлось основной целью пребывания Святослава на Балканах. Кроме русского отряда, размещенного в Преславе, других русских войск на территории, контролируемой болгарским правительством, не было. Византийские хронисты, рассказав о взятии Преславы, затем сразу же переходят к описанию боев руссов и греков под Доростолом и за Доростол.
Теперь обратимся к системе отношений Византии и Болгарии в 970–971 годах. На эту сторону вопроса историки, как правило, не обращали внимания, хотя и отметили, что в ходе войны 971 года Иоанн Цимисхий нарушил свои обещания болгарам, захватил в плен Бориса, детронизировал его, подчинил себе Восточную Болгарию. Но дело, на наш взгляд, заключается не только в этих финальных антиболгарских действиях Византии, а во всем строе византино-болгарских отношений в 970–971 годах. С весны 970 года империя оказалась в состоянии войны с двумя государствами - Болгарией и Русью, то есть пришла к тому, чего старался избежать Никифор Фока в 966–968 годах. Тогда империи удалось предотвратить сближение двух государств, отвлечь Святослава с Дуная на родину, оказать помощь провизантийски настроенной болгарской знати и направить Болгарию против русских гарнизонов на Дунае.
К концу 969 - в начале 970 года положение коренным образом изменилось. Болгария выступает как враг империи, и сведения византийских хронистов, несмотря на их попытки скрыть этот факт, не оставляют на этот счет никаких сомнений.
Едва переговоры со Святославом зашли в тупик, Цимисхий приказал Варде Склиру и патрикию Петру отправиться в пограничные с Болгарией области, зимовать там и не допускать русских набегов на византийские владения. А это значит, что византийские армии оказались в прямой близости от ряда болгарских городов, в том числе Филиппополя (Пловдива). Последующий удар Святослава по этому городу, казнь там 20 тыс. врагов указывают на то, что греки в ходе начавшихся летом 970 года военных действий заняли при поддержке своих сторонников из среды болгарской знати некоторые южноболгарские города, и в первую очередь Филиппополь. В ходе войны с Византией Святославу пришлось брать провизантийски настроенные или даже занятые греками южноболгарские города. Зимой и ранней весной 970 года империя вступила в прямое противоборство с Болгарией.