Блуждающие огни

— Вот как?! — все так же добродушно воскликнул Мамрук.

— Нас никто не встретил, — вставил я.

— Ага! — уличил кого-то Виталий Ильич. — И что же было дальше?

Мы не стали углубляться во вчерашние переживания, а сразу же перешли к делу:

— В общем, мы хотим попасть на разгромленную заставу. Нам обещали, что штаб погранвойск поможет.

— Да-а-а?! На заставу?! — протянул, не убавляя прекраснодушия, Виталий Ильич. — Какая интересная у вас работа! А вот мне просто любопытно: вы перед отлетом пили?

Мы недоуменно переглянулись.

— Нет, не подумайте ничего такого. Я почему спрашиваю? Вот представляю себе, как вы сидите в Москве, трезвые, оба умные, причесанные, и думаете: чем бы таким заняться? Ну, что в голову приходит? — спросил профессорским тоном полковник Мамрук и сам себе ответил: — Правильно! На ум приходит — выпить! После энного стакана появляется желание чего-нибудь необычного. И тут приходит безумная идея про Таджикистан.

— Вы уж как-то совсем упрощенно на вещи смотрите, — обиделся Колчин.

— Да не обижайтесь вы! Я сам так сюда попал! Который год уже выбраться не могу. Вон, вишь, даже полковником успел стать, — Виталий Ильич скосился на свой погон, потом посмотрел на наши лица и расхохотался:

— Так чего вы на заставе забыли, позвольте спросить?

— Репортаж хотим написать, — объяснили мы уже менее уверенно. — У нас есть договоренность с вашими коллегами из Центрального аппарата.

— Да-да, про Центральный аппарат я уже слышал, — хмыкнул Мамрук. — А у меня там на двери ничего такого, — он покрутил пальцами, — сумасшедшего или необычного не написано?

— Что именно? Ваше имя? — спросил я.

— При чем тут… А нет ли там какой таблички с надписью типа «Турагентство „По местам боевой славы"»? Или чего-нибудь еще в этом роде?

— Вы что, издеваетесь над нами? — треснувшим от негодования голосом спросил Колчин.

— Ничуть. Просто у нас тут такие шутники в штабе служат. Вдруг, думаю, подлянку какую устроили? А вы купились.

— Нам очень надо попасть на заставу! — перешел я в атаку и тут же соврал: — Редакция выделяет под наши репортажи несколько полос. У нашей газеты десятки миллионов читателей.

— Подумать только! — всплеснул руками Виталий Ильич. — Целый репортаж! Несколько полос! Но вот только никакого приказа на ваш счет я не получал, — закончил он.

— Не понял… — не понял Колчин.

— А чего непонятного? Обычно по служебным каналам приходит телеграмма. За подписью начальства. Приедут такие-то и такие-то. Принять, разместить, показать, накормить.

— И что? Вообще ничего о нас не было?

— Ребята, вы можете не поверить, но я вообще впервые о вас слышу, — доверительно сообщил Виталий Ильич.

— Странно, — хмыкнул я и посмотрел на Колчина.

В моем взгляде читалось все.

— Но я и вправду звонил! — неизвестно кому сказал Сашка.

— Ну, так приходите завтра, — успокоил Мамрук. — Посмотрим, что для вас можно сделать. Может, телеграмма запоздала, не успели оформить, так сказать.

На улице Колчин выслушал от меня все, что я думал на тот момент о его друзьях в погранслужбе. Но я оказался не прав. Дела обстояли гораздо хуже.

Мы приходили и завтра, и послезавтра и послепослезавтра. И вообще стали ходить туда каждое утро, как на работу. Никакой телеграммы в штаб так и не прислали. Каждый раз нас встречали офицеры рангом пониже и чего-то уклончиво обещали, ссылаясь на очередное завтра.

Сначала нас принимал полковник. Потом подполковник. Потом майор. Потом капитан. Потом лейтенант. И, наконец, нас просто послал откровенно на х…й обыкновенный сержант-часовой, который еще недавно беспрепятственно пропускал нас в штаб по редакционному удостоверению.

Сашка Колчин состоял в хороших отношениях с начальником пресс-службы директора ФПС. Всю неделю, пока мы жили в Душанбе и пытались пробиться на заставу, Колчин названивал ему в Москву. Но оказалось, что тот в командировке и связи с ним нет никакой. Правда, жена начальника пресс-службы пообещала: как только он появится, то она сообщит ему о наших затруднениях.

Сейчас-то я понимаю, что Судьба просто пыталась нас попридержать или совсем не пустить под ураган нехороших событий. Но тогда эта задержка очень нас напрягала. Деньги таяли, выполнение задания буксовало.

Вечером, когда мы, привычно страдая от жары, лежали на балконе и попивали холодный водочный коктейль из граненых стаканов, на наших глазах какой-то сумасшедший танк лихо выехал на перекресток. Игнорируя красный свет светофора, он крадучись загромыхал в какую-то таинственную подворотню. Тотчас ударило оттуда эхо орудийного залпа.

На полу заверещал, как оглашенный, старенький телефон. Я сразу понял, что это звонит Судьба. На том конце провода оказался колчинский друг из ФПС. Он сказал, что завтра нас ждут в штабе. Он уже пригвоздил кого надо, обо всем, с кем надо, договорился и вдобавок извинился за действия штабных офицеров. Мы воспрянули!

Следующим утром, не успели мы подойти к штабу, как навстречу, широко раскрывая руки для объятий, выскочил генерал Анатолий Петрович Глухов. За ним бежала вприпрыжку целая свита полковников и других членов официальной делегации званиями попроще. Радость разливанная читалась на их лицах, обветренных песчаными ветрами здешнего климата. Нас с Колчиным чуть ли не на руках отнесли в генеральский кабинет. По пути показывали достопримечательности в виде знамени, доски почета и фотографий передовиков производства.

Как нам нравится здешний климат? Не голодны ли мы? Пьем ли мы водку в это время суток? Или предпочитаем по-мужски: сразу теплый спирт с минералкой?

— Как драгоценное здоровье директора погранслужбы? — интересовался Анатолий Петрович.

— Почему же вы сразу не сказали, что состоите в друзьях у такого замечательного человека? — прикрывая свою задницу, спрашивал полковник Мамрук.

Мы с Колчиным только головами крутили от удивления и честно пытались ответить хоть на один вопрос. Но нас никто не слушал. На столе появилась водка, закуска, запивка. Угощения уже не влезали на стол.

Наконец нам удалось прорвать их словесный поток:

— А когда можно поехать на заставу?

— Что вы, что вы! — замахали военные руками. — Что значит когда? Прямо сейчас и поедем! Вот выпьем чуток!

Судя по их настроению, я понял: если бы в этот момент мы попросили доставить нас в Афганистан, то и опомниться бы не успели, как нас с парашютом сбросили бы над Кабулом. Вот она, сила директорского слова!

— Ваши вещи все с собой? — поинтересовался генерал Глухов. — Ах, еще в гостинице?

— Так выпейте пока! Не стесняйтесь! А мы за ними машину пошлем с самым сообразительным солдатом, — пообещал военный воспитатель Мамрук.

И действительно, пока мы пили, привезли наши вещи.

С нами вели себя так, словно когда-то, давным-давно, военные построили этот штаб, расставили вокруг караулы и стали ждать: когда мы с Сашкой сюда приедем и они наконец смогут исполнить свое предназначение в жизни. От спирта с газировкой в голове зашумело. Краски стали мягче. И военные лица вокруг стали симпатичнее и роднее.

В кабинет зашел капитан.

— Знакомьтесь! — проговорил Глухов. — Наш самый сообразительный разведчик Александр Петрович Федулов.

Мы раскланялись. Выпимши раскланяться всегда проще, чем точно попасть в рукопожатие.

— Погодите, — сообразил я. — Вы что, родственники? Вас, товарищ генерал, как зовут? Анатолий Петрович. А капитана — Александр Петрович.

— Быстро журналист соображает! — Генерал Глухов с довольным видом провел ладонью по орденским планкам. — Если брать военную службу, сынок, то все мы тут родственники. А если ты имеешь в виду маму-папу, то — нет.

— Отвезешь их на заставу, — приказал Мамрук капитану.

Тот кивнул.

— Это друзья нашего директора, так что можешь не скрытничать с ними, а то я знаю вас, разведчиков, — генерал погрозил пальцем. — Ребята они хорошие, а потому все честно расскажи. Про гибель заставы, про службу войск.