Страница 7 из 14
О присутствии росов в Причерноморье задолго до «призвания варягов» свидетельствует целый ряд более поздних византийских источников (сочинения Константина Багрянородного, Льва Диакона и др.).
Илл. 4. Летописец Нестор. Гравюра из «Патерика» 1702 г.
Много важных сведений о русах содержат сочинения арабских и персидских средневековых авторов: Ибн-Русте, ИбнФадлана, ан-Надима, ас-Са‘алиби, Захира ад-дин Мар‘аши атТабари, аль-Ахталя, абу-л-Фиды и др. Как справедливо отметил А.Г. Кузьмин, восточные источники наиболее трудные для анализа, поскольку их авторы, зная Европу, главным образом, с трех точек (Волжской Булгарии, Северного Кавказа и Испании), очень часто, получая какие-то сведения в одном месте, переосмысливали их под влиянием информации, полученной в другом районе. Поэтому описания русов (росов) нередко носят расплывчатый, а иногда и фантастический характер[74].
Из средневековых западноевропейских авторов ценные сведения по нашей проблеме сообщают Адальберт – «продолжатель Регинона» (Х в.), Гельмольд – автор «Славянской хроники» (XII в.), составители так называемой «Великопольской хроники», польский историк М. Стрыйковский (XVI в.), голландский картограф Г. Меркатор (XVI в.) и некоторые другие.
Замечательным источником по истории росов и других народов является русская летопись – «Повесть временных лет» (около 1112 г.). Обнаруживая исключительно широкий этнографический горизонт, Нестор оставил нам очень ценные сообщения и о народах древнего мира, и о современных ему народах. Летописцу достаточно хорошо известны неславянские народы Западной Европы (англяне, греки, немцы, норманны, фряги и т. д.), народы балтийской группы (голядь, корсь, зимигола, летгола, литва, пруссы, ятвяги); весьма основательно он знаком со славянскими народами Запада и Юга и рассказывает о дунайских болгарах, ляхах, мазовшанах, моравах, норцах, поморянах, сербах, хорватах, чехах. И уж, конечно, Нестор отлично знает восточных славян, племена которых представлены им очень полно: бужане, волыняне, вятичи, древляне, дреговичи, дулебы, кривичи, лютичи, полочане, радимичи, северяне, словене, смоляне, тиверцы, уличи и др. Кроме того, будучи прекрасно осведомленным о ближайших северных, восточных и южных соседях Руси, он оставил нам сведения о народах финно-угорской и самодийской групп (печоре, веси, чуди, мере, муроме, мордве, черемисах и т. д.), о ряде тюркских народов (волжских болгарах, печенегах, половцах-куманах, торках, берендеях и др.), некоторых иных народах, обитавших в южных пределах Восточной Европы (хазарах, аварах, хвалисах, таврианах и др.). Знакомы ему некоторые кавказские народы (яссы, касоги), арабы (сарацины), евреи (жидове). М.О. Косвен, специально изучавший этнографию «Повести временных лет», в частности, отмечал: «В XII в., который в западноевропейской литературе того времени характеризуется расцветом этнографической фантастики, русская летопись сохраняет в общем подлинную жизненность и реализм своих этнографических сообщений»[75]. Особо он подчеркнул глубокий реализм русской этнографии этого периода. Все это делает «Повесть временных лет» одним из важнейших источников для изучения происхождения русского народа.
Интересные и важные детали могут быть почерпнуты из Иоакимовской летописи, приписываемой первому новгородскому епископу Иоакиму, жившему в конце Х – начале ХI в. Сама летопись не сохранилась, но ее содержание довольно подробно передал В.Н. Татищев в четвертой главе «Истории Российской»[76]. С тех пор летопись стала частью корпуса древнерусских источников, хотя у определенной части историков и вызывала большие сомнения в своей подлинности. И, как совершенно справедливо отметил современный петербургский историк А.А. Хлевов, исследовавший Иоакимовскую летопись на диссертационном уровне, по мере развития критики источников она все более и более завоевывала «право на объективность и в наши дни является полноправным свидетельством, более того, свидетельством весьма информированным и содержащим, вероятно, ключи ко многим загадкам ранней русской истории»[77].
Илл. 5. В.Н. Татищев
Кроме этих двух русских летописей, разумеется, необходимо использовать и другие, в том числе Троицкую, Густинскую, так называемую «Степенную книгу» и др.
Большую ценность представляют данные фольклористики и, прежде всего, славяно-русской мифологии.
В научной литературе, к сожалению, нередко встречается мнение об отсутствии у славян своей мифологии. Конечно, это не так. У нас нет систематизированной мифологии, как, например, у древних греков, у которых мифы утратили свою первозданность из-за «стараний» античных писателей и поэтов.
Славяно-русская мифология сохранилась практически в необработанном виде. Будучи отражением знаний, выработанных тысячелетиями, и связанных с яркой, неповторимой историей славянских народов, она нашла воплощение в народных сказках, поверьях, обрядах, загадках, вышивках, деревянной резьбе, во многих обычаях и традициях русского народа.
Илл. 6. «История Российская» В.Н. Татищева, изданная в 1768 г.
В качестве источника могут быть использованы русские народные сказки. Особую ценность среди них имеют так называемые «волшебные», поскольку именно они являются наиболее древними и сохранили в себе отпечатки древнейшей жизни наших предков. Замечательный русский этнограф, собиратель и исследователь фольклора А.Н. Афанасьев извлек из архива Русского Географического общества хранившиеся там сказки, собранные из самых разных мест и краев России, и издал их в 1855–1864 гг. в восьми выпусках. Как писал известный русский литературовед В.П. Аникин, в сборниках, издаваемых Афанасьевым, «заговорила огромная страна, протянувшаяся на тысячи верст с севера до юга и с запада до востока»[78].
Огромный интерес представляют практически еще не изученные южнорусские поверья, легенды и сказы, записанные в молодости, а частично восстановленные по памяти писателем и любителем русской старины Ю.П. Миролюбовым, опубликованные за рубежом в 70—80-е годы, уже после его смерти, и лишь совсем недавно ставшие доступными для российского читателя[79].
Интересные данные могут быть почерпнуты из «Голубиной книги», народных песен, заговоров, а также из русского орнамента, нашедшего воплощение в оформлении рукописных книг, народной вышивке, деревянной резьбе.
Очень важными, безусловно, являются данные археологии – науки, которая в последние десятилетия получила бурное развитие и внесла большой вклад в изучение славянского этногенеза. Однако следует помнить, что возможности археологии в этнической идентификации той или иной археологической культуры ограничены. Поэтому в данном случае бо́льшую ценность представляют данные языка. Ведь в основе объединения людей в этнические сообщества лежит, прежде всего, язык, поэтому, как писал В.В. Мавродин, «решать задачу поисков предков современных народов, в том числе и славянских, должно, прежде всего, языкознание, ибо, в конечном счете, проблема этнического развития современных народов есть в первую очередь проблема развития их языков, а не восстановление, по поколениям и коленам, их физических предков, ранних расовых типов»[80]. Является общепризнанным, что факты языка, как и данные археологии – это основной источник изучения истории Руси дописьменного периода, то есть периода до появления Начальной русской летописи.
74
Откуда есть пошла Русская земля. Века VI–X. Кн. 2. С. 546–547.
75
Косвен М.О. Материалы к истории ранней русской этнографии (XII–XVII вв.) // Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. Вып. 1 / Труды Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. Новая серия. Т. ХХХ. М., 1956. С. 43.
76
О истории Иоакима, епископа Новгородского [Иоакимовская летопись] // Татищев В.Н. Указ. соч. С. 107–119.
77
Хлевов А.А. Норманнская проблема в отечественной исторической науке. СПБ., 1997. С.10.
78
Аникин В. Александр Николаевич Афанасьев и его фольклорные сборники // Народные русские сказки. Из сборника А.Н. Афанасьева. М., 1982. С. 10.
79
Миролюбов Ю.П. Сакральное Руси: соч. в 2-х тт. М., 1996–1997.
80
Мавродин В.В. Древнейшие сведения о славянах (К вопросу о происхождении славян) // Вестник ЛГУ. Серия истории, языка и литературы. Вып. 4. 1956. С. 27.