Страница 183 из 201
Я потряс головой, отгоняя видение, и прислушался, глядя в темноту. В дверь опять постучали, и до меня донесся голос, говорящий что-то полушепотом.
– Кто там? – спросил я, включив лампу около кровати и глядя на часы. Имя не произвело на меня никакого впечатления.
Матерясь вполголоса, я открыл дверь чуть шире, чем было безопасно. В коридоре стояла Лотта Хартман в сверкающем черном вечернем платье и каракулевой пелерине, в которой, помнится, я видел ее в последнюю встречу. Выражение ее глаз было вопрошающим и нахальным.
– В чем дело? – спросил я. – Чего тебе надо?
Лотта презрительно фыркнула, рукой в перчатке слегка толкнула дверь, оттесняя меня обратно в комнату. Войдя, она закрыла за собой дверь и, прислонившись к ней спиной, огляделась вокруг, а мои ноздри слегка затрепетали, улавливая запахи дыма, алкоголя и духов, исходившие от ее продажного тела.
– Мне жаль, если я тебя разбудила, – сказала она, глядя скорее на комнату, чем на меня.
– Нет, тебе не жаль, – отрезал я.
Не обращая на меня внимания, она прошлась, заглянув сначала в спальню, а затем в ванную, двигаясь с легкой грацией и так уверенно, как любая другая женщина, привыкшая постоянно ощущать устремленные на нее сзади взгляды мужчин.
– Ты прав, – засмеялась она, – мне совершенно не жаль. Знаешь, а это местечко не такое плохое, как я думала.
– Ты знаешь, сколько сейчас времени?
– Очень поздно. – Лотта захихикала. – Я совершенно не произвела впечатления на твою хозяйку, поэтому мне пришлось назваться твоей сестрой, прибывшей из Берлина, чтобы сообщить тебе плохие новости. – Она снова захихикала.
– Чтоб тебя!
На мгновение она надула губы, но это была всего лишь игра: для обиженного человека она выглядела слишком веселой.
– Когда хозяйка спросила меня о багаже, я сказала, что русские украли его в поезде. Она мне посочувствовала и вообще держалась очень мило. Я надеюсь, что ты не поведешь себя по-другому.
– Да? Так почему же ты здесь? Или у тебя опять проблемы с отделом по борьбе с проституцией?
Лотта пропустила оскорбление мимо ушей, если, конечно, она потрудилась вообще его заметить.
– Ну, я возвращалась домой из «Флоттен» – бара, который на Мария-Хильфер-штрассе, знаешь?
Я молча закурил сигарету и зажал ее в углу рта, чтобы прекратить рычать на незваную гостью.
– Это недалеко отсюда, и я подумала, почему бы не забежать к тебе. Ты знаешь, – голос ее зазвучал мягче и соблазнительнее, – у меня не было возможности поблагодарить тебя как следует, – фраза на какое-то мгновение повисла в воздухе, и я внезапно захотел, чтобы на мне был халат, – за то, что ты вытащил меня из той маленькой неприятности с Иванами. – Лотта развязала ленту на своей пелерине, и она соскользнула на пол. – Ты мне даже и выпить не предложишь?
– Кажется, ты уже достаточно набралась, – огрызнулся я, но тем не менее нашел пару стаканов.
– А тебе не хочется самому это выяснить? – Она легко засмеялась и села без малейшего намека на неуверенность. Девица явно относилась к категории тех людей, которые могут загрузиться под самую завязку и все равно пройти по линии, начерченной мелом, причем даже не пикнув.
– Тебе еще что-нибудь нужно? – Я протягивал ей стакан с водкой, когда задавал этот вопрос.
– Возможно, – задумчиво произнесла она, – только скажу после того, как выпью.
Я передал ей стакан, залпом проглотил содержимое своего стакана и глубоко затянулся сигаретой, точно надеясь, что она придаст мне уверенности вышвырнуть отсюда эту нахалку.
– В чем дело? – сказала она, почти торжествующе. – Ты нервничаешь из-за меня или случилось еще что-то?
Я подумал, что скорее случилось еще что-то, а вслух сказал:
– Нервничаю не я, а моя пижама. Она не привыкла к смешанному обществу.
– Судя по ее виду, я бы сказала, что она больше привыкла к замешиванию бетона.
Лотта закурила одну из моих сигарет и выпустила дым мне прямо в пах.
– Я могу от нее избавиться, если она тебя беспокоит, – глупо сказал я.
Мои губы были сухими, когда я снова затянулся. Хотел я, чтобы она ушла или нет? Как-то не получалось у меня выбросить ее отсюда за прекрасное маленькое ухо.
– Давай сначала поговорим. Почему бы тебе не сесть?
Я сел, с облегчением почувствовав, что все еще могу согнуться пополам.
– Хорошо, – сказал я, – а как насчет того, чтобы сообщить мне, где сегодня твои дружок?
Она скорчила гримасу:
– Плохая тема. Персей. Выбери другую.
– Вы весело проводите время вдвоем?
Она застонала:
– Об этом обязательно нужно говорить?
Я пожал плечами:
– Да, пожалуй, нет, меня особо не колышет.
– Он ублюдок, – сказала Лотта, – и я не хочу о нем говорить. Особенно сегодня.
– А что особенного случилось сегодня?
– Я получила роль в фильме.
– Поздравляю. И что за роль?
– Это английский фильм. У меня роль, сам понимаешь, не очень большая – девушки из ночного клуба. Но там будут играть настоящие звезды.
– Ну, сыграть девушку из клуба для тебя, кажется, совсем просто.
– Послушай, как восхитительно! – визжала она. – Я буду сниматься с Орсоном Уэллсом.
– Это парень из «Войны миров»?
Она озадаченно пожала плечами:
– Я никогда не смотрела этот фильм.
– Ну и ладно.
– Конечно, они не совсем уверены насчет Уэллса, но надеются убедить его приехать в Вену.
– Звучит для меня знакомо.
– Что такое?
– А я даже не знал, что ты – актриса.
– Ты имеешь в виду, что я тебе не сказала? Послушай, работа в «Ориентале» временная.
– У тебя, надо сказать, она хорошо получается.
– Да, у меня никогда не было проблем с числами и деньгами: раньше я работала в налоговом отделе. – Она наклонилась вперед, и выражение ее лица стало лукавым, как будто она заинтересовалась моими деловыми расходами за год. – Я хотела спросить тебя, – сказала она, – тогда ночью, когда ты устроил этот концерт, что ты старался доказать?
– Доказать? Я не уверен, что понимаю тебя.
– Да? – Она улыбнулась еще шире и посмотрела на меня заговорщическим взглядом. – Я разных чудиков видала, мистер, и узнаю этот тип за версту. Когда-нибудь, возможно, даже книгу напишу об этом. Как Франц Йозеф Галль. Слышал о нем?
– Не могу сказать, что да.
– Это австрийский доктор, который основал науку френологию. Ну об этом-то ты слышал?
– Конечно – ответил я. – И что ты можешь определить по шишкам на моей голове?
– Я могу определить, что ты не из тех, кто способен бросаться такими деньгами без причины. – Она подняла свои, словно нарисованные, брови вверх к гладкому лбу. – И насчет тебя у меня есть одна идея.
– Давай ее послушаем, – настоял я и налил себе еще выпить. – Может, тебе удастся прочесть мои мысли лучше, чем изучить мой череп.
– Не нужно большого труда, чтобы понять: ты из тех людей, которые любят производить впечатление.
– Ну и как? Я произвел впечатление?
– Я здесь, не так ли? А ты что хочешь – Тристана и Изольду?
Так вот в чем дело! Она решила, что я проиграл деньги из-за нее, чтобы это было похоже на большой подарок.
Она осушила свой стакан, встала и протянула его мне:
– Налей мне еще твоего чудесного любовного напитка, а я тем временем попудрю нос.
Пока она была в ванной, я снова наполнил стаканы, и руки у меня дрожали. Мне не особенно нравилась эта женщина, но я ничего не имел против ее великолепного тела. У меня мелькнула мысль, что мое сознание будет возражать против этого маленького жаворонка, когда либидо лишит контроля над собой, но в тот момент я ничего не мог сделать, кроме как откинуться и насладиться полетом. Но и при этом я оказался не готовым к тому, что случилось дальше.
Я услышал, как она открыла дверь ванной и сказала что-то о своих духах, но когда я повернулся, держа в руках стаканы, то увидел, что, кроме духов, на ней ничего не было. Правда, она не сняла туфли, но моим глазам потребовалось довольно много времени, чтобы пройти вниз по ее груди и равностороннему треугольнику волос в низу живота. За исключением высоких каблуков, Лотта Хартман была такой же голой, как и лезвие убийцы, и, возможно, такой же вероломной. Она стояла в дверях моей ванной, свободно уронив руки вдоль обнаженных бедер, и светилась от удовольствия, заметив, как мой язык слишком красноречиво облизнул губы. Может, мне нужно было прочитать ей небольшую напыщенную лекцию о том, что в свое время я достаточно повидал обнаженных женщин, и у некоторых из них тела тоже были что надо, или следовало отшвырнуть ее, как рыбину. Но пот, выступивший на моих ладонях, трепетание ноздрей, комок в горле и тупая настойчивая боль в паху сказали мне, что у машины другие представления о том, что делать дальше, чем у Бога, который звал ее домой.