Колыбельная

Шоу невольно отодвинулась от парня, вдруг поняв, насколько близко они лежат.

– Мы говорили о твоем внезапно обретенном богатстве. И я хотел сказать, что ты должна опасаться авантюристов…

– Знаешь, это совсем неинтересно, – опять прервала его Шоу.

– Может, и так, – согласился Роберт, немного помолчав. – Но как бы то ни было, нам нужно лучше узнать друг друга. Если ты не хочешь слушать мои советы о том, как устроить свою дальнейшую жизнь, то расскажи хотя бы что-нибудь о твоей прошедшей жизни. В конце концов, я ведь практически ничего о тебе не знаю, кузина.

– Особо рассказывать не о чем. Меня вырастили бабушка с дедом, которые…

– Почему они не пытались разыскать дядю Чарльза? Твоего отца?

Сэнди выбежал из леса и плюхнулся рядом с ними на песок.

– Они пытались. Но денег у них не было, нанять частного детектива они не могли. А от полиции они узнали только то, что уже сообщила им моя мать. Кроме имени, им о нем не было ничего известно. Мне кажется, что им и не очень хотелось разыскать его. Они считали его плохим человеком и думали, что смерть матери была карой за то, что она вышла за недостойного мужчину.

Голос Шоу задрожал, она не смогла говорить дальше.

– И тогда они заперли тебя в башне и внушили тебе, что твой отец негодяй?

– Они дали мне дом, помогли получить образование. Они воспитали меня так, что я стала совершенно независимым и самостоятельным человеком.

– Независимым человеком! – Роберт со смехом приподнялся. – Ты так же независима, как и Сэнди, – он улыбнулся псу, который поднял голову, услышав свое имя. – Cэнди ужасно страдает, если ежечасно не получает от всех членов семьи убедительных доказательств любви к себе.

В его голубых глазах вспыхнули веселые искорки. Без предупреждения он нагнулся к Шоу и слегка поцеловал ее прямо в губы.

– Возможно, мы действительно зависимы, Сэнди и я, – сказала Шоу, вытерев рукой губы, надеясь, что это успокоит ее вдруг бешено забившееся сердце. – Но никто из нас не требует ежеминутных доказательство любви. В том числе и от двоюродных братьев.

Даже не взглянув на молодого человека, она встала и побежала к морю. Она бросилась в воду и поплыла от берега.

* * *

Шоу вошла в гостиную и в нерешительности остановилась у двери. Каштановые волосы Роберта все еще были влажными от морской воды. Его красивое лицо ничего не выражало, все его внимание было поглощено смешиванием коктейлей. Уилбур разговаривал о чем-то с Дженнифер, покачивая в руке рюмку с коньяком.

– Ах, а вот и золотая принцесса, воплощение солнца и моря, предстала перед своими подданными, чтобы они смогли в должной мере восхититься ее красотой!

Шоу смутилась – Роберт вновь подшучивал над ней.

– Иди сюда, детка, посмотрим фотографии, – Дженнифер указала на место рядом с собой на диване.

– Я приготовил для тебя коктейль, кузина. Хотя я посоветовал бы тебе выпить мартини. Говорят, что он облегчает жизнь, особенно жизнь принцесс. Но я опять налил тебе десертного хереса.

– Прекрати кривляться! – оборвала его Дженнифер и раскрыла альбом. – Это твой отец в пасхальном костюме. Тут ему семь лет.

– Дженнифер, перестань мучить бедную девочку рассматриванием старых фотографий. Она и так перегружена новыми впечатлениями. Так уж ли ей необходимо посмотреть на каждое изображение Чарльза?

– Она может не смотреть, если не хочет. Ты что думаешь по этому поводу, Шоу? – Дженнифер закрыла альбом и посмотрела на девушку.

– О… – Шоу, как бы извиняясь, взглянула на Уилбура, – я с удовольствием смотрю на фотографии. Так я могу лучше представить себе моего отца. Мои бабушка с дедом убрали из моей жизни все, что напоминало… – она умолкла и отхлебнула хереса. Она с трудом сдержала себя, чтобы не поморщиться. Вкус хереса был каким-то странным. Он не был таким сладким, как накануне.

Дженнифер бросила на брата торжествующий взгляд, вновь открыла альбом и продолжила:

– Чарльз всегда настаивал на том, чтобы его фотографировали.

Шоу внимательно слушала Дженнифер, хотя у нее слегка закружилась голова. «Это от спиртного, – подумала она. – Нельзя пить на голодный желудок».

За ужином Шоу вдруг ужасно захотелось спать, и она не могла дождаться конца трапезы. Уже прошло пару часов с тех пор, как она выпила херес. Теперь же, после сытного ужина, глаза у нее слипались. Она слышала голоса разговаривающих между собой членов семьи, но лишь с трудом следила за смыслом сказанного.

– … он всегда так возмущался, когда его сажали за детский стол, что начинал молитву со слов: «Боже, спасибо тебе за то, что ты посадил меня за один стол с моими врагами», – закончил говорить Уилбур и довольный собой откинулся на спинку стула.

Пламя свечей колебалось и лишь слабо освещало большую столовую. Шоу опять моргнула и отхлебнула воды в надежде, что это хоть немного взбодрит ее.

– Да, вот таким был Чарли! – воскликнул Уилбур, слишком громко, как показалось Шоу, – я говорю, он всегда был таким независимым, таким…

– Кофе подадут в библиотеку, – объявила Дженнифер. И она говорила слишком громко.

Шоу встала и, слегка покачиваясь, пошла к двери.

– Если не возражаете, я пойду спать, – сказала она, покидая столовую. – Я как-то странно себя чувствую. Наверное, перележала на солнце, – невольно она коснулась рукой стены, ища опоры.

– Конечно, детка. Иди к себе, – Дженнифер прошла в библиотеку.

Уилбур и Роберт проследовали за ней. Шоу медленно стала подниматься по лестнице. Гул в ее голове все усиливался. У двери своей комнаты она уже чуть не падала. Из последних сил она отворила дверь, сбросила туфли и повалилась на постель. «Никогда больше не буду пить херес», – подумала она, прежде чем погрузиться в похожий на обморок сон…

Она проснулась внезапно и очень удивилась, обнаружив, что лежит в постели одетой. Она быстро села на кровати, это движение острой болью отозвалось в голове. Она приложила руку ко лбу и сглотнула слюну, пытаясь избавиться от кислого привкуса во рту. Но язык едва слушался ее.

«Спи, моя радость, усни…» Нежная мелодия вновь звучала из комнаты наверху. Какая-то женщина тихо пела, убаюкивая ребенка.

Шоу подошла к двери, полная решимости пойти в верхнюю комнату и посмотреть, кто посреди ночи поет колыбельную. Она нажала на ручку, но та не поддалась. Пение наверху усилилось. Теперь Шоу даже могла расслышать слова.

«… рыбки уснули в пруду…»

Девушка что есть силы потянула дверь на себя, но открыть ее не смогла. Язык Шоу распух, она облизала губы, удивляясь, почему ей так невыносимо хочется пить, схватилась за ручку обеими руками и рванула дверь на себя.

Ветер неистово шумел в ветвях деревьев, становился все сильнее, сотрясая стены дома. Стекла в окнах задребезжали.

«… глазки скорее сомкни…» – голос над ее головой постепенно превращался в визг.

Шоу отпустила ручку двери. «Меня заперли, – поняла она. – Мне нужно выйти отсюда! Нужно позвать на помощь!»

Шоу бросилась к окну. Распахнув его, она увидела, что окно закрывали ставни, запертые снаружи. Она ударила по ставням руками, думая, что таким образом сможет ослабить задвижку.

– Прекрати петь! – закричала она, подняв голову к потолку, и кулаками забарабанила по ставням, надеясь, что они наконец раскроются. Тогда бы она выпрыгнула в окно и убежала. А этого ей хотелось больше всего на свете – убежать из этого ужасного дома и от безумного пения над ней.

– Прекрати! – опять закричала она, хотя и знала, что женщина будет петь дальше. – Кто ты? – закричала Шоу в отчаянии, слезы градом лились по ее щекам.

Тут она услышала, как наверху кто-то засмеялся, затем наступила полная тишина. Она с облегчением уставилась в потолок. Затем она услышала, как кто-то завел музыкальные часы, а потом вновь резко захохотал.

– Прекрати, прекрати! – завопила Шоу. Ветер выл, как бы поддерживая ее протест. Девушка заметалась по комнате, ища выход. Вдруг ветер прекратился, а в комнате наверху раздались шаги – медленные и нарочито громкие.