Страница 7 из 8
Вот, настоящий друг – сын несет мне уже третий рулон скотча. Докладывает:
– Да, платье новое.
– Красивое?
– Красивое, – говорит и смотрит на меня с таким же осуждением, как папенька.
Так! Я ей еще не все объяснила! Мне нужно в офис. Сию минуту! Я должна посмотреть в глаза врагу.
О, нет! Это стрела в самое сердце! Платье! Белое! Короткое! И ногти ярко-красные… И губы… Нет! Нет! Я этого не вынесу! Все мужики, в том числе и мой, пока еще, муж выползли из своих кабинетов и отираются возле этой медсестры. Она развалилась в моем кресле и строит глазки сразу всем. Это же моя была обязанность! Моя роль!
Гляньте на нее – вскакивает и нежно лупит Ромочку линейкой по лбу. Это же мой Рома! Он пил мою кровь!
Я моментально становлюсь маленькой толстой мышью в уродской майке с надписью «No sex, only drink». Мальчики с состраданием взглянули на меня, директор от стыда подальше скрылся в кабинете.
Сажусь рядом с офисной стриптизершей за свой бывший комп. Показываю, куда «тык», куда «пык». Она достает блокнот:
– Ой, подождите, сейчас все запишу. Боюсь, сразу не запомню, – и спрашивает: – Можно на «ты»? Я Оля. А как тебя зовут?
На «ты»… Как у нее все быстро. Ну уж нет! Я задавлю врага официозом!
– Софья Викторовна, – говорю и взглядом отодвигаю ее куда подальше.
Она подняла ушки, не поняла юмора.
– Шучу… – Я улыбаюсь нежно и, как добрая волшебница, смотрю в ее большие глаза с ярко-зелеными контактными линзами. – Обращайся, если что, Оля. Не стесняйся, звони по внутреннему мне домой. Спрашивай все. Я помогу.
(Забегай, приходи когда хочешь, – это я уже про себя добавляю, – ночуй, бери взаймы, открывай холодильник, располагайся, но только не носи… Не носи, шалава, это обалденное белое платье!)
– Ой, хорошо! – Она обрадовалась. – А то сразу столько нового… Не запутаться бы.
Не надо меня успокаивать. Я и так знаю: ничего страшного не произошло. Просто теперь каждый день мой муж нюхает ее контрафактные духи. По утрам вместо меня Оля приносит ему кофе, и он наблюдает, как двигаются складки у нее на юбке. Оля поворачивается спиной, и ради ее задницы он отклеивается от монитора. А я в это время младенца нянчу и с вами треплюсь.
Оля знает, кто тигру звонил; кто и где его ждет… Да, а на днях-то, на переговорах с нашими дилерами, мой тигр сиял как на масленицу! В конференц-зале, в моем конференц-зале! Это я придумала сделать из него яхту, штурвал настоящий поставила, колокол повесила… В моем конференц-зале Оля раздавала мужикам документы, наклонялась ажурным бельишком наружу, и все с пониманием, с легкой завистью глядели на моего монстра.
А Натыкач, этот кубанский Джеймс Бонд, взлетел со стула, поднял бумажки, которые Олечка растеряла (наверняка специально, сучка), навел свой фокус на ее декольте и говорит: «Серьезная у вас контора!»
Ну и что! Пусть эта бабенция вдохновляет моего мужа на новые экономические подвиги. А денежки достанутся мне! Ха-ха-ха!
9. Беспризорница
А как же я? Меня нельзя оставлять без присмотра. Я легкомысленная, дунет ветерок – и улечу.
…Ураган бушевал в Анапе, а мусор приплыл в Туапсе. Пляж завален буреломом. Мелкие ветки ломаются под ногами. Да что ветки? Принесло даже тяжелые стволы, выдранные с корнем. Все высохло за два дня – можно поджигать.
Как только стемнело, у воды поднялись костры, пыхнули в небо высокими острыми лепестками. Огонь бесновался, как в языческий праздник. И море было страшное, глухое. Смотришь в черноту, и кажется – нет никаких берегов, сейчас войдешь в воду и зависнешь навсегда.
Искры летят, дрова стреляют, струны рвутся, народ танцует и отбегает кучками под сваи. Там припрятаны банки с дешевым сладким вином. Закусившие хохлушки прыгают у костра. Дикие мальчики из Уфы воют свою бесконечную «Все идет по плану-у-у-у-у». Моя подружка Наталья ушла на дискотеку с новым поклонником. Я – в пролете. У меня с рождения одна и та же проблема – нет своего стада. Я стою одна на деревянной террасе, хищники могут легко подкараулить меня в темноте.
На пляже ко мне подкрался голодный ящер с видеокамерой. Тогда я считала мэтра старым. Сейчас бы подумала – самое то.
– А вот и она, – Полуянов улыбнулся в предвкушении хорошей охоты, – ученица средней школы № 3 уездного города Н…
– Я надеялась, никто не узнает тайну моего происхождения… – Ну вот, я уже поддерживаю его театральный тон.
– Да что вы! – Он положил руку на перила и заговорил тихо, нагнувшись ко мне, как делают обольстители и менеджеры по продажам. – Я заглянул в документы. Узнал, что ваш папа журналист… Мне это было интересно.
Я не успела ничего съязвить, он взял меня под руку.
– Сонечка… Пройдемся. Не возражаешь? Разве тебе самой не хочется оказаться в обществе взрослого мужчины, который способен по достоинству оценить тебя? Такая женственная… Мальчикам этого не понять.
Как свободный таксист, я поперлась с ним на площадь, по узкой аллейке мимо круглых фонарей с обгоревшими мотыльками.
– Почему нас волнуют одни женщины и совершенно не волнуют другие?.. – Мэтр брезгливо покосился на проскакавшую мимо тетеньку из администрации. – Нет, эти зрелые дамы… носятся со своим опытом… Женщина должна быть наивной… трогательной… И ножку ставить вот так вот легко… как Сонечка…
Он замолчал, видимо, забыл текст. Я ему подсказала:
– Какие перышки, какой носок…
– Ну что ты! Откуда это у тебя? Если мужчина говорит комплименты, надо принимать. И ничего не бояться. Нам сюда.
Ну, вы знаете, что потом было. Нет, обошлись без вина и без яблок. Порезали дыню. Поклевали виноград. Вспомнили Лолиту. Потом я услышала про яхту. Мне стало скучно, но я не уходила. Со мной такое потом случалось, когда я творила непотребное. Знаю, что могу остановиться, но все равно прыгаю с вышки. Не пойму до сих пор – почему.
Тонкие влажные губы потянулись к моему лицу. Я увидела шею с глубокой поперечной полоской. Шея как шея, длинная, слегка поношенная, почему-то вдруг она стала покрываться мелкими красными пятнами. Ничего страшного – всего лишь возбужденный мужчина с бесом между ребер. Но рядом с ним мне показалось, что весь мир превратился в одно гигантское кладбище, а я сижу голая на свеженькой могилке.
С улицы послышался мужской смех, громкий и тяжелый. Грубое холодное «ха-ха-ха». Потом поднялось окно, пролезла черная лапа, на пол шмякнулась спортивная сумка, рука исчезла.
– Что ты? Что ты, испугалась? – спросил Полуянов, его светлые глаза стали выпуклыми, как у ящера. – Что случилось? Что ты плачешь?
Он хотел погладить. Я оттолкнула его руку. Подняла свою одежду. Одевалась быстро. Спешила уйти. Если быстро убежать, то можно представить, что ничего не было.
Я стояла у двери. Он шарил по столу. Искал ключ.
– Сейчас найду. – Мэтр запахнулся полотенцем. – Знаешь… у Набокова, кажется, есть такое место… когда мужчина, весь еще горячий и восхищенный, смотрит на свою любимую крестьянку, и она вдруг спрашивает его: «Вы не знаете, почем в городе цыплят продавали?»…
– Поросят.
– Что?
– Это у Бунина… – Я автоматически поправила, глядя, как он поворачивает ключ. – Продавали поросят.
– Прости меня.
Мэтр наклонился поцеловать. Я отвернулась.
– Подожди! – закричал он в темноту. – Что я сделал не так?
Я бежала не оглядываясь. Срочно в душ! Все смыть! Я зверски натирала себя мочалкой и говорила: «Спокойно. Я никого не убила. Не ограбила. Я просто поиграла в большую девочку». Но нервишки детские, слабенькие, не слушались, слезы катились… И казалось – все-таки убила, как раз убила и ограбила.
«Не так! Со мной не так все должно быть. Это не я!» – сказала я себе сто раз и уснула. На груди у меня лежала свинцовой плита, даже во сне я никак не могла ее спихнуть.
А утром – опять включили латино. Опять я вышла на песок. И море было голубое, с мягкой белой пеной, и облака летели высоко… Какое счастье! Если проснуться пораньше, кажется, что темноты никогда не было и перспективы еще есть.