Полицейское управление (сборник)

Он приметил ее в зоопарке «Проспект-Парк» перед бассейном с морскими котиками — яркую нимфу с короткими угольно-черными волосами и носиком эльфа. Ей было восемнадцать. Ему — двадцать. Дэн Мэлоун и Хелен Фрейзер влюбились друг в друга с первого взгляда. Он собирался защищать диплом по истории в бруклинском колледже, потом стать полицейским, а в будущем — непременно шефом детективов в самом большом полицейском участке. Хелен Фрейзер намеревалась защитить диссертацию по психологии и стать детским психиатром. Они хотели пожениться и жить вместе долго и счастливо.

Брак, который начался блаженством, закончился крахом, подумал он, осушая стакан. Их союз длился восемь лет, девять месяцев и двадцать четыре дня. Сначала все было прекрасно: они каждый день делились друг с другом, рассказывали о событиях, происшедших за долгий день, у них были общие интересы. Через год получили дипломы. Она стала работать в Хантер-колледже и была деятельным членом литературного и психологического клубов. В начале второго года их брака он получил назначение в полицейское управление. Превращение штатского в полицейского немедленно началось.

Его первый курс в академии можно назвать курсом запретов. «Не вмешивайся, если ты не на дежурстве», «не обсуждай работу со штатскими», «не лезь на рожон», «не ругайся с начальством», «не доверяй газетчикам, адвокатам, наркоманам и проституткам».

Ему нравилась четкая программа. Учили праву, полицейским процедурам, традициям. Два раза в неделю после обеда в академию приходили опытные полицейские и проводили факультативные занятия с курсантами. Эти занятия полностью поглощали его. С широко открытыми глазами он внимал рассказам опытных патрульных, познавая секреты будущей профессии: никогда не стой перед закрытой дверью, из-за нее могут выстрелить и убить тебя; выезжая на место происшествия, помни, что задержанных могут поддержать друзья из засады; помни, что женщина или ребенок могут убить тебя точно так же, как мужчина; если женщина одета в монашескую рясу, это совсем не значит, что она монахиня; в толпе держись своего партнера, не отходи от него ни на шаг; сдвинь кобуру на живот, чтобы никто не мог обезоружить тебя, подкравшись сзади.

После занятий, одетый в серую форму курсанта, он ехал на метро на Лексингтон-авеню, в их квартирку с одной спальней на Восточной Семьдесят девятой улице. Обычно они занимались любовью, потом шли обедать в ресторан «Лючано» на Мэдисон-авеню. И Хелен, и Дэну нравилась итальянская кухня, и оба они были слишком молоды, чтобы считать калории.

После выпуска из академии Дэна направили в 79-й участок, который вместе с 73, 77, 80 и 88-м составлял тогдашний 13-й дивизион, оккупационные войска Бед-Стай-гетто. Этого гетто, погрязшего в насилии. Только он начал становиться на ноги, как семейная жизнь дала трещину. Большинство полицейских, оттрубив свои восемь часов, торопились домой. Но были и другие — те, что горели на работе, не считались во временем и, подобно гончим, безостановочно шли по следу. Мэлоун принадлежал к их числу. Его именной список задержанных рос, и Дэн все больше времени проводил в суде и все меньше дома с Хелен.

Сотрудники 79-го участка после работы расслаблялись у «Лероя» на Гейтс-авеню. Заведение, наполненное дымом, со сверкающими стеклянными шарами, мигающим светом и музыкой в стиле «соул». Отдыхали после смены с четырех до полуночи, а веселье обычно продолжалось до четырех утра. Жены полицейских называли эти часы «с четырех до четырех» и ненавидели. Мэлоун все больше приобщался к управленческому фольклору. Молодые полицейские приходили послушать матерых циничных ветеранов, выдающих легенды о «Службе». Потягивая пиво без пены, Мэлоун внимал рассказам разжалованных детективов. В их бедах вечно был виноват кто-то другой. Многие грешили на подруг или бывших жен, которым они доверили служебную тайну, а те разболтали своим подругам или написали анонимку. Ребята из полиции нравов рассказывали, как подружки, скачки и пьянки сжирали их трудом и потом заработанные деньги. Тут Мэлоун впервые узнал, как высок в полиции процент самоубийств, разводов, даже арестов. «Мне и в голову не приходило, что меня могут посадить, пока я не пришел на Службу», — признался один бывалый дежурный смены «с четырех до четырех».

Откровением стали слова другого ветерана: «Парень, это единственная работа на свете, к которой ты приступаешь голодным, сексуально озабоченным, с пересохшей глоткой и без цента в кармане, но к концу дежурства все эти трудности разрешаются наилучшим образом».

Теперь Хелен день-деньской проводила в одиночестве. Она работала в школе и убеждала себя, что его просто захватила новизна работы. Это пройдет, и все у них снова будет нормально. Но однажды утром, после ночного дежурства, ему позвонили домой и сообщили, что он переводится в бригаду детективов. Внезапное повышение не было итогом лихой перестрелки или нашумевшего ареста, просто его дядюшка Пэт встретился с тогдашним начальником отдела, с которым они когда-то вместе служили в патруле. Вот так иногда становятся детективами — благодаря связям.

Мэлоуну присвоили звание детектива третьего класса, и теперь ему редко удавалось выкроить время для дома. Заботливо приготовленные обеды оставались несъеденными, концерты и выставки он не посещал. Все время уходило на следствие, слежку, сбор сведений от осведомителей, свидетельские показания в суде присяжных. И бесконечное крючкотворство — по три-четыре экземпляра каждой бумаги. Он уже принимал как должное крушение личных планов, с головой погрязнув в работе, которую Хелен все больше ненавидела.

Как-то вечером он вернулся домой после пятнадцатичасового дежурства измотанный до предела. Скользнув в постель, прижался к жене с ласками, но она, проворчав что-то, отвернулась, толкнув его бедром, и со всех сторон подоткнула под себя одеяло.

Утро прошло в напряженном молчании. Она сердилась, потому что все время была одна, уступив мужа проклятому полицейскому делу, а он злился, потому что она отказала ему в любви.

Они пили утренний кофе в постели, просматривая свежие газеты, оба старались держаться поближе к своему краю кровати. Тишину нарушал только шелест переворачиваемых страниц.

Наконец она не выдержала:

— Смотри, Вестенберг исполняет «Страсти по Матфею» в Кафедральном соборе. Хочешь пойти?

Ее лица не было видно за страницами рубрики «Искусство и отдых» в «Нью-Йорк таймс». Первый шаг был сделан, и он сразу почувствовал облегчение.

— Кто меццо-сопрано?

— Отложив свою газету, он наклонился, чтобы заглянуть ей в лицо, и увидел, что она плачет.

— Я тебя люблю, — сказал он.

— Что с нами происходит, Дэн? Мы стали чужими. Почему ты так отдаешься этой работе? Я хочу понять, объясни мне.

— Такая у меня служба. Мне некогда заняться бумагами, каждый раз я собираюсь разобрать их, но дел полно, они наваливаются со всех сторон. В нашей бригаде — пятеро. Каждое дежурство — более двадцати дел на каждого. Некоторые бумаги мы просто спускаем в сортир. Дела о квартирных и уличных кражах мы часто просто складываем в папки. Но откладывать расследование убийства, поджога, изнасилования или перестрелки нельзя. У меня иногда даже нет времени арестовать человека, я звоню и уговариваю его прийти в участок. И так без конца.

Встревоженная Хелен схватила его за плечи и яростно встряхнула.

— Но ты любишь эту работу!

Он кивнул.

Она прижалась к нему.

— Уходи в отставку, поступай на юридический факультет. Преподавай. Води такси. Все что угодно, лишь бы жить нормальной жизнью! Мне нужен мой муж.

— Это уже у меня в крови. Я не могу по-другому.

— Обещай мне, что по крайней мере постараешься работать меньше и раньше возвращаться домой.

— Я постараюсь, — с сомнением сказал он, радуясь примирению.

Шли годы. Он стал сержантом, потом заместителем начальника десятой бригады. Доктор Хелен Мэлоун преподавала детскую психологию в колледже Святого Иоанна, коротая вечера в еврейском семейном центре.