Страница 10 из 63
— А ты можешь себе представить, что когда-нибудь Левончик тебе так ответит?
Было необходимо пойти к Гранту. За его работу в какой-то степени отвечала и Рузанна. Время шло, а на огромном пространстве стены не появлялось ничего, кроме бледных набросков, сделанных в первые дни.
Нужна была твердость, чтобы встретиться с Грантом спокойно и непринужденно. Рузанне хотелось придать своему приходу деловой характер. Но идти к человеку домой в служебное время она не могла, а по вечерам Грант едва ли бывал дома. К тому же вечернее посещение носило иной оттенок. Самое подходящее время — воскресное утро. Можно зайти мимоходом, даже не снимая пальто. Но на всякий случай Рузанна надела любимое синее платье с большим белым воротником.
Она знала, где живет Грант. Во время их блужданий по городу он показывал дом — один из высоких, облицованных розовым туфом жилых домов, которые доставляют красоту и своеобразие города. Там его зять Симон получил квартиру незадолго до своей беды.
Дом был огромный — на целый квартал. Рузанне не хотелось останавливаться и читать описки жильцов в каждом подъезде. Большая сводчатая арка вела во двор, где играли дети. Рузанна подошла к тоненькому мальчику, одетому в серый шерстяной свитер.
— Ты не знаешь, где живут Зейтуняны?
Мальчик посмотрел на нее и молча с достоинством ткнул пальцем себя в грудь.
— Вот как? Значит, ты Зейтунян?
Рузанна с интересом рассматривала племянника Гранта. Нет, он не был похож на дядю. Продолговатое лицо — ни намека на скулы, глаза такие черные, что зрачка не видно. И уж никак не скажешь, что разговорчив. В ответ на вопрос Рузанны только чуть наклонил голову и двинулся вперед, как бы приглашая ее идти за собой.
— А разве ты знаешь, кого мне надо? — спросила Рузанна, поднимаясь по лестнице.
— Знаю. Тико.
Потом быстро поправился:
— Гранта Гедаряна…
— Как, как ты его называешь?
— Это не я. Это мама, — нахмурился мальчик.
— Тико? — Рузанна рассмеялась.
Хорошо, что она встретила мальчугана! Совершенно ушла неловкость. Она чувствовала только легкое волнение.
Дверь была незаперта. Не пришлось ни стучать, ни звонить. В передней на низеньком табурете сидел Грант. Его трудно было сразу узнать. От плоской, сдерживающей волосы тюбетейки лицо его точно стало другим. Грант не отвел глаз от работы. Держа на коленях башмак, натянутый на колодку, он вколачивал в подошву маленькие деревянные гвоздики, похожие на обломки спичек. Перед ним стоял ящик с сапожным инструментом.
— Армоська, ты опять выскочил… да еще без пальто…
Грант говорил с паузами, во время которых примерялся, куда бы еще вбить гвоздик.
— Я больше не чихаю, — ответил мальчик. — Я опять уйду.
Он стоял в дверях, преграждая Рузанне дорогу. Она хотела отстранить мальчишку, но Армоська вывернулся из-под ее руки и со свистом помчался по лестнице.
Грант поднял голову. Он не удивился, не растерялся. Он обрадовался. Рузанна это поняла сразу по тому, как он вскочил, отшвырнув табурет, как взглянул на свои замазанные руки и все же сжал ее голову ладонями, пахнущими кожей и клеем.
— Пришла! Именно когда нужно!
Она смеялась, хотя в эту минуту ей легче было бы плакать… Грант не помог ей раздеться, не повел в комнату. Он посадил ее на ящик, смахнув с него инструмент, подхватил табуретку и сам уселся, положив голову ей на колени.
— Ты сердишься на меня? — спросил он тихо.
— Конечно. Ты ведь унес мои каблуки.
Грант крепче прижался головой к ее ногам.
— Баблоев на тебя сердится. Говорит, что ты не успеешь к сроку…
Рузанна сняла с него тюбетейку и перебирала плотные блестящие пряди его волос.
— Ты болел?
Он отрицательно помотал головой. Потом поднял лицо.
— Мне казалось, что я ничего больше не смогу написать. Я себя такой бездарностью ощущал!
— И решил переменить профессию? — Рузанна указала на колодку.
Грант засмеялся.
— Нет! Я всегда чиню ботинки мальчишкам. Наш отец был сапожником, Аник сохранила инструмент. А мальчишки, знаешь, как рвут обувь?
Помолчали. Она тихонько спросила:
— А теперь?
Грант понял.
— Теперь прошло. Картину в кафе напишем. Бригадой. С двумя товарищами.
Заметив ее разочарование, быстро добавил:
— Одному невозможно. Ты не бойся. Все будет хорошо! — Он поцеловал ей руку. — Не сердись на меня. Ты пришла, как настоящий друг.
— Я пришла к сапожнику, — рассмеялась Рузанна, вытряхнув из газетного свертка туфли без каблуков.
Грант снова обхватил ее руками и закрыл глаза.
Они сидели молча. Со двора доносились крики детей, в подъезде разносчик молока предлагал:
— Есть твороги, сыроки, молоки…
Послышались шали. Кто-то поднимался.
Женский голос, звучный и глубокий, приговаривал:
— А вот мы уже пришли, все купили, погуляли, Ашотик корзину нес…
Что-то пролепетал ребенок, и женщина рассмеялась.
— Ах ты, мой справедливый сын! И Виген тоже корзину нес, конечно…
Грант поднял голову.
— Аник, — пояснил он с улыбкой, но не отодвинулся от Рузанны, а только выпрямился на своем низеньком сиденье. Так они и встретили хозяйку: Рузанна — сидя на ящике, Грант — у ее ног.
По голосу и смеху Рузанна представила себе Аник крупной и сильной. Вошла худенькая, невысокая женщина с лицом, будто выточенным из темного дерева. На секунду Рузанна поймала ее живую улыбку, открывающую ровные блестящие зубы. Но едва Аник увидела гостью, лицо ее сейчас же замкнулось, стало безжизненным и даже суровым.
Она неловко, торопливо кивнула и, не раздеваясь, прошла в комнату, увлекая за собой детей — маленького мальчика в меховой шубке и подростка с хозяйственной сумкой в руках.
— Может быть, мне лучше уйти? — осведомилась Рузанна.
— Почему? — удивился Грант. Он не почувствовал никакой неловкости и удержал Рузанну, когда она хотела подняться.
Старший мальчик принес в переднюю пальто и, возясь у вешалки, слегка кивнул Гранту в сторону комнаты.
Грант встал.
— Я на минутку…
Вместо него в переднюю вкатился Ашотик. Он был в длинных пушистых штанах и такой же блузе, Рузанна попыталась взять его на руки, но мальчик отбился, ловко орудуя локтями и пятясь назад. Тогда Рузанна вспомнила, что у нее в сумочке всегда есть конфеты — дары Баблоева. Она вытащила ириску «золотой ключик».
Завидев конфету, Ашотик немедленно выкрикнул:
— У нас дома тоже такая есть!
Рузанна не имела опыта в обращении с детьми. Ашотик показался ей очень маленьким, и то, что он так свободно говорил, привело ее в восторг.
Она вытащила еще одну конфетку.
— А такие?
Малыш взглянул на брата. Виген с непроницаемым лицом стоял у вешалки. Тогда, чтобы избежать соблазна, Ашотик, заложив руки за спину, закричал с отчаянием в голосе:
— Я уже сыт от этих конфет!
И, завидев вошедшего Гранта, бросился к нему со всех ног.
Тот вскинул племянника к потолку и усадил на плечо.
— Хорош парень?
— Гордый очень, — сказала Рузанна, — не удостаивает принять угощение.
— A-а, ничего не поделаешь… Это мамино воспитание.
Грант взял у Рузанны конфеты, сунул их мальчику и, подкинув его еще разок, выставил из передней. За Ашотиком исчез и Виген.
— Понимаешь, опять я что-то не так сделал, — виновато улыбался Грант. — Оказывается, нельзя было принимать тебя в передней. Теперь ты плохо про нас подумаешь. Пожалуйста, не думай плохо, прошу тебя.
Он снял с Рузанны пальто и ввел ее в небольшую, очень чистенькую комнату, украшенную вышитыми салфетками, разрисованными ковриками и букетами искусственных цветов.
Рузанна взглянула на Гранта. Ее восхищало, что он понимает каждое ее движение. Грант тихо сказал:
— Аник больше нравится так… Это ее вкус, ее жизнь.
— А где твои картины?
— В мастерской. У нас с товарищем общая мастерская. Ты увидишь.
Весь этот день был обещанием будущего. «Ты увидишь», «мы с тобой пойдем», «мы сделаем», — ежеминутно говорил Грант. И Рузанна, обычно сдержанная, даже скованная, легко смеялась, легко двигалась, легко и охотно болтала.