Подготовка к экзамену

Первый раздел — «Механику» — мы закончили уже в десять часов вечера, до этого мама успела накормить нас ужином. И вот, когда Виктор с Людочкой, весело попрощавшись со мной и мамой ушли, я неожиданно для себя выглянула в окно: они стояли на улице и целовались.

Странное существо человек. Умом я уже и до этого понимала, что должна заставить себя относиться к Виктору иначе, чем раньше, что не стоит он всех моих мучений и переживаний; даже то, что все между мной и им уже кончено, понимала… А здесь мне вдруг стало так обидно, горько и больно, что я просто опустилась на пол, обхватила голову руками и заплакала…

Подошла мама. Она наклонилась ко мне, обняла меня, поцеловала, стала говорить какие-то утешительные слова. А тут пришел отец — он на весь день уезжал в Кронштадт. Разобравшись во всем, он сказал негромко, ласково, но настойчиво:

— Ты, Катенок, можешь, конечно, перестать готовиться вместе с Плаховым и Кусиковой… Вон даже мы с матерью можем им сказать, чтобы больше не приходили к нам. Ты слышишь меня? — он замолчал, а я кивнула, что, мол, слышу; тогда он так же медленно выговорил: — Но есть две вещи, из-за которых тебе не следует делать этого. Во-первых, и Люда, и Виктор, как я понимаю, могут провалить экзамен, если перестанут набираться от тебя ума-разума. А во-вторых, — не сердись только на своего отца, Катенок, — эта ваша совместная подготовка к экзамену, как ни странно, полезна больше тебе, чем Плахову и Кусиковой. Ты понимаешь меня, Катенок?

Я подняла на отца заплаканное лицо, слова у меня по-прежнему не выговаривались. Тогда он, все не двигаясь и не улыбаясь, произнес какую-то фразу по-английски. Отдельные слова ее я поняла, а общий смысл не дошел до меня.

Тогда уж мама спросила:

— Что, что, Костя?

— Собаке хвост по кусочкам не рубят, советует английская пословица.

— Так ведь больно, папа! — выговорилось наконец у меня, как в детстве.

— Когда врач вырывает у тебя больной зуб, тебе тоже больно, а? — спросил он.

Вот когда отец так со мной говорит, у меня сразу же — это я помню еще с детства — проходит унижающая меня слабость, а затем появляются уже решительные поступки.

Не сумею объяснить, что такое особенное есть в моем отце, но в его присутствии сидеть на полу, как медуза, просто невозможно. Поэтому я встала.

— Валерьяночки, может, выпьешь? — уже насмешливо спросил отец.

И я ответила тем же тоном:

— Не хотела бы служить на вашем корабле и под вашим началом, капитан Нилов! Железный вы человек, капитан Нилов! — И повернулась к маме: — Нет, только подумай: такое отношение к родной дочери, а!..

А мама спросила меня:

— Не помнит ли десятиклассница Нилова, как она спрашивала капитана первого ранга, взял бы он к себе на службу ее героя Виктора Плахова?

— Как же, как же! — сказала я.

— Я уже говорил, что его бы не взял.

— А Катю Нилову? — опять спросила мама и тут же спохватилась: — Ах, она же девушка!

— Все равно взял бы, — серьезно ответил отец. — И не потому, что она моя дочь.

…Мы готовились втроем — я, Плахов и Кусикова — еще два дня, до самого экзамена. И Виктор, и Людочка не пытались скрыть накатившей на них радости. Мне приходилось все это терпеть. Однако я заставила их обоих как следует проштудировать весь курс. Короче говоря, оба они получили по тройке и на экзамене у Юлии Герасимовны.

Вот, собственно, и все. Но, чтобы оставаться до конца честной, я должна рассказать еще об одном эпизоде. И потому, что он фактически заканчивает эту мою печальную историю. И потому, главное, что сама я вела себя в этом случае очень плохо. Так плохо, что даже не знаю, смогу ли когда-нибудь в дальнейшем забыть об этом!

Был жаркий летний полдень, пустынные и тихие улицы серели асфальтом, желтели стенами домов, темнели раскрытыми проемами окон. Откуда-то доносилась старинная, красивая и грустная песня: «Помню, я еще молодушкой была, наша армия в поход куда-то шла. Вечерело, я стояла у ворот…» Мы сдали последний экзамен. Вышли втроем на улицу — Людочка, Виктор и я — и молча шли по тротуару. Людочка обеими руками держала Виктора под руку. Потом она приостановилась, беззаботно и блаженно прижавшись щекой к его плечу, сказала:

— Витя, милый! Но я же не могу так… Я же люблю тебя! Ну что мне делать? Ты только скажи — я все сделаю! Все, что скажешь!

А вот дальнейшее мне помнится как-то отрывочно… В общем, я взяла Виктора за руку. Сначала лицо Виктора сделалось растерянным. Потом — женский голос по радио: «Подъезжает ко мне барин молодой…» Еще после — торжествующе-злой смех Людочки… Опять голос по радио: «Напои меня, красавица, водой…» Пробежал мальчик, с наслаждением сосущий мороженое… Слова Людочки:

— Опоздала, милая!

— Витя, ну как же я буду жить дальше-то? — я задала ему этот вопрос и совсем не узнала своего голоса.

— Понимаешь, Катя, какая загвоздочка…

«На квартиру к нам приехал генерал, весь израненный, он жалобно стонал…» — неслась по улице песня.

Виктор не успел сообразить, как мне ответить, это сделала за него Людочка:

— Мы с Виктором решили пожениться. А ты хоть не унижайся так. А то ведь милостыню выпрашиваешь, дура дурой! — почти выкрикнула она торжествующе и злорадно.

— Ладно, пошли, Людка, — резко сказал Виктор.

Потом была одинокая скамейка… И тот же серый асфальт мостовой, желтые стены домов, глухая тишина… Еще после я увидела перед собой мальчика, он жалобно просил меня:

— Не реви, тетя, — и протягивал мне обсосанное мороженое. — Хочешь эскимо? Не реви, ну?..

Когда получили аттестаты — Петька Колыш, Варвара Глебова и я даже с золотыми медалями, — вышли из школы на улицу. Ребята громко и возбужденно разговаривали, смеялись, уславливались насчет выпускного вечера. Людочка с Виктором шли под руку рядом с другими, тоже смеялись… А я опять видела густые тени на тихих улицах, желтые и плоские стены домов с раскрытыми окнами, сухой, серый асфальт…

С тех пор прошло больше двух лет, я уже учусь на третьем курсе электротехнического института.

Свадьба Виктора с Людочкой была через месяц после выпускных экзаменов в школе. Получила на нее приглашение и я, но не смогла заставить себя пойти. На свадьбе было очень мало наших одноклассников, хотя почти все они тоже получили приглашение. Модест Петрович и Леля Трифоновна никак не могли расстаться с дочерью и уговорили молодых жить с ними. И Виктор, и Людочка никуда не пошли учиться дальше, да Плахова к тому же скоро должны были призвать в армию. До его службы я так и не встретилась ни с ним, ни с Людочкой, хоть Кусиковы и живут недалеко от нас.

Поступление в институт прошло для меня благополучно. Новая студенческая жизнь увлекла меня, но часто по ночам я плохо спала, вспоминался Виктор.

Когда-то мама и отец говорили о нравственном экзамене в жизни, который предстоит каждому, о необходимой подготовке к нему. Уходя из нашего дома, и Нина Георгиевна сказала, что она еще не готова ко всем экзаменам жизни. Наверное, моя история с Виктором еще не экзамен, только подготовка к нему, но правильно ли она идет у меня? Вот отец с матерью выдержали свой нравственный экзамен в жизни…

Виктор служил в армии два года. У Людочки родилась дочь, которую в честь матери Виктора она назвала Клавой. Узнала я об этом из письма Виктора.

Он прислал мне его через полгода или месяцев через восемь после начала службы. Тон письма был бодрым, веселым и манерным, мне сразу же вспомнился «ковбой Плахов». О службе Виктора в письме ничего не было.

А второе письмо я получила, когда Виктору оставалось уже месяца два до конца службы. Это письмо было серьезнее. И намека на киноковбоя в нем уже не было. Я сразу поняла, что военная служба не прошла бесследно для Виктора. О Людочке и о своей дочке он не написал ни слова. Спрашивал, не вышла ли я замуж, почему не ответила на его первое письмо, сообщил, что скоро демобилизуется.