Королева в услужении

— Что вы имеете в виду?

— Ты поймешь, как только мы начнем обсуждать наши планы. Объяснять все сейчас и повторять еще раз потом было бы скучно. Давайте лучше займемся пока этими безделушками. Рубины, разумеется, для госпожи Сибиллы, а аметисты — для рыжеволосой Фейдид, розовые турмалины — для преображенного мышонка…

Князь увлеченно занялся драгоценностями, словно каждый выбор представлял собой проблему исключительной государственной важности.

— А для королевы? — спросил Жервез, наконец.

— Ах, для нее — ничего из этого базарного хлама. Я намерен продемонстрировать королевскую щедрость и подарить Альеноре фамильную драгоценность, которую мой дедушка-крестоносец взял у эмира Хамы и преподнес моей бабушке, упокой, Господи, ее душу. Я был, как тебе известно, младшим сыном, но старушка всегда благоволила ко мне, отдавала мне свою любовь. И прежде чем мне отправиться на Восток попытать свое счастье, она пригласила меня к себе и сказала, что всегда считала не вполне справедливым, когда старшие сыновья наследуют все, а младшие должны сами пробивать себе дорогу. «Я обладаю лишь одной вещью, — сказала она, — ибо мое наследство присоединено к имуществу твоего дедушки, затем оно, естественно, перешло к твоему отцу, который по закону передаст его Вильгельму. Но вот это для тебя. Не показывай никому, пока не покинешь пределы Аквитании». И она вручила мне какую-то вещицу, завернутую в тряпку.

Князь вынул из внутреннего кармана бриллиант, по форме и размерам напоминающий наполовину выросшую грушу-скороспелку. В узкое кольцо было продето кольцо, с помощью которого камень подвешивался на золотой цепочке. Подкачивая и поворачивая его перед глазами ошеломленного Жервеза, герцог заставил бриллиант ослепительно вспыхивать и сверкать разноцветными огнями.

— Он стоит целое состояние, — проговорил Жервез.

— Но только как подарок, — ответил Раймонд, держа бриллиант на ладони. — Во всяком случае, так гласит легенда. В прошлом с этим камнем якобы связано множество несчастий, но, по словам моей бабушки, он делает зло только тем, кто берет его силой, как поступало большинство прежних владельцев этого бриллианта. Мне он не принес ничего дурного, и я подарю его Альеноре, хотя в знак уважения к женщине, которая способна по собственной воле отправиться в долгую дорогу без самого необходимого в смысле личных удобств и уговорить дюжину женщин последовать ее примеру, причем в специально придуманной одежде для верховой езды, только с двумя сменами нижнего белья и без всяких украшений. Все это просто невероятно и очень трогательно… Вот почему я так щедр с ними.

— Куда щедрее, — согласился Жервез. — Но мне кажется, что, нарядившись в новые платья, они будут здорово смахивать на труппу арабских танцовщиц.

— А что может быть привлекательнее арабских танцовщиц, не пахнущих розовым маслом, запах которого я, признаться, нахожу просто отвратительным.

— Я с вами абсолютно согласен. Единственное, что меня смущает… Конечно, я незнаком с его величеством королем Франции, но подозреваю, что ему это может не понравиться.

Официальное празднество в честь дорогих гостей и союзников герцог Антиохский устроил в так называемом Фонтанном зале — огромном помещении с полом и колоннами из мрамора, под крышей, но открытом с четырех сторон. Посредине зала, во всю его длину, протянулся канал шириной в три ярда, здесь же пять фонтанов выбрасывали звонкие струи, которые с шумом падали в канал. По обе стороны у воды были расставлены мраморные вазы с цветами. Между колонн сверху свисали корзины с цветами и клетки с экзотическими птицами, которые громко щебетали и пели. Сарацины, у которых во время первого крестового похода были отбиты Антиох, Эдесса, Иерусалим и десяток других городов, уделяли много внимания проблеме воды в этом засушливом крае и создали совершенную ирригационную систему, лучше которой в стране не будет на протяжении последующих восьми столетий. Они даже сочли возможным установить фонтаны в городских парках, в общественных и частных садах и в домах зажиточных горожан.

На мраморном полу вдоль прохладной воды, подаваемой по трубам прямо из озера, тянулись два ряда столов, которые на одном конце соединялись коротким поперечным столом. Скамейки, по восточному обычаю устланные мягкими подушками ярких расцветок, были установлены лишь с внешней стороны столов, поэтому ничто не мешало гостям смотреть на воду и на сидящих напротив.

В назначенное время герцог Раймонд проводил приглашенных на празднество в зал и указал королю Франции его почетное место в самом центре короткого стола. Капеллан Одо немедленно уселся рядом с ним. Раймонд спокойно заметил:

— Приглашены также дамы, и их вполне достаточно, чтобы посадить хотя бы за этот стол, чередуя с кавалерами.

Не двигаясь, Одо лишь по-совиному таращил глаза, притворяясь, что не понимает южного, аквитанского диалекта французского языка, на котором говорил Раймонд. Возникла неловкая пауза. Тогда вмешался Людовик VII.

— С вашего позволения… — сказал он. — Мне спокойнее, когда рядом мой капеллан. Его память лучше моей, и я часто полагаюсь на нее.

— Как изволите, ваше величество. Тогда королева сядет слева от вас, между нами.

Людовика VII, очевидно, мало интересовало, где расположится Альенора; его взгляд проследовал к дальнему концу зала и остановился на вошедшей группе из четырех или пяти мужчин. Их кожа была не темнее, чем у европейцев, длительное время подвергавшихся воздействию солнца; одежда ничем не отличалась от одежды других гостей, и все-таки форма и черты лица, манера двигаться свидетельствовали об их восточном происхождении.

— Мой дорогой герцог, — обратился Людовик к Раймонду, — неужели союзники сарацин пользуются таким доверием, что вы приглашаете их к своему столу?

— О чем вы говорите? О, теперь понимаю. Это представители наиболее знатных семей Антиохии. Происходят от смешанных браков.

— Смешанных браков?

— Они сыновья христианских рыцарей, которые женились на сарацинских женщинах, — пояснил Раймонд на ухо королю, тактично понизив голос.

— Подобные вещи не следовало допускать, — заявил король твердо.

— Трудно воспрепятствовать, учитывая множество расселяющихся здесь молодых мужчин с Запада. И я должен отметить: эти пуллани, как их зовут здесь, самые ревностные христиане и стойкие приверженцы французских традиций. По правде сказать, они даже перебарщивают в своем усердии. С исключительной серьезностью относятся к рыцарскому кодексу чести и к рыцарским обязанностям. И если мы их не признаем и не станем с ними обходиться с нужной почтительностью, они могут сделаться — хотя бы в отместку — столь же ревностными сарацинами. Я всегда стараюсь быть внимательным к моим пуллани.

— Вижу, — ответил Людовик VII сухо.

В этот момент в Фонтанный зал вступили дамы, и общество заметно оживилось. В новых нарядах они выглядели, как пестрый рой ярких бабочек. В непривычных платьях, причем полученных совершенно неожиданно в подарок с соответствующими дорогими украшениями, дамы чувствовали естественное возбуждение, а потому были веселее и красивее, чем обычно. Их появление вызвало всеобщий вздох изумления и восхищенное бормотание среди собравшихся.

Сияющая королева в своем развевающемся бирюзовом платье и с огромным бриллиантом, сверкающим на шее, приблизилась, преклонила колено перед мужем, которого не видела с момента высадки в Антиохии четыре дня тому назад. Король очень учтиво приветствовал ее.

— Миледи, я надеюсь, вы в добром здравии, — проговорил король внешне почтительно и протянул руку, помогая ей подняться и занять место рядом с собой. При этом у него по лицу на мгновение скользнуло выражение удивления и обиды. Как только королева устроилась, он сказал: — Вы тоже оказались жертвой болезни, охватившей Антиох!

— Болезни, милорд? Я прекрасно себя чувствую.

— Я имею в виду любовь к восточным обычаям!

Сурово взглянув на ее платье, король резко отвернулся.

— Но, Луи, у нас нет ничего другого… Как вам известно, мы лишились даже того небольшого багажа, который захватили с собой. И мой дядя, герцог, неожиданно прислал нам эти наряды, чем очень нас обрадовал. Вы бы хотели, чтобы мы присутствовали на празднике в костюмах для верховой езды?