Страница 5 из 23
Молодой человек думал; „Да, никто не может отнять ее у тебя. Она в твоем вечном владении“.
Событие пятого дня.
„Хотите, я вам опять сыграю камаринскую?.. Слышите, слышите?.. и так без конца. Вам надоело? Это как теплый летний дождь, он так звонко падает на землю — можно часами стоять на балконе и не соскучиться, как будто занят делом… Отчего это так? Никто не знает. Я задумала: найдется ли кто-нибудь, кто бы мог три четверти часа подряд слушать эту музыку?.. Интересно знать… Вам надоело? Я уж совсем устала. А русские и сибирячки никогда не устают, потому что вся их родина в этой пляске, — или вся тоска по родине“…
Событие первых пяти дней.
Так она находила дорогу к самой себе и становилась все богаче. Он ничего не говорил. Без слов, без движений сидел он и никогда не звал ее к себе и помогал ей находить дорогу к ней самой и становиться все богаче…
Событие шестого дня.
Он подумал: „Что, если она теперь пройдет мимо?“
Но она не прошла мимо.
Событие седьмого дня.
Муж ее мягко сказал молодому человеку: „Ты отнимаешь у меня Полину, уводишь ее“…
— Куда?
— Не знаю.
Полина возразила: Бетховен и Гельдерлин, и озеро св. Вольфганга увлекают меня, и все солнца, которые восходят и заходят, и щебетание самой маленькой птички отрывает меня от жизни, и влажная прохлада лугов по вечерам, и сад ранней весной, и первый снег на листьях деревьев… А куда все они уводят меня»?..
— Я знаю, — сказал муж и положил их руки одну в другую.
Толкованье
Петер Альтенберг читал бледной молодой женщине поэму Стефана Георге.
— Как вы читаете! — сказала она, — как будто вы сами поэт! В чем красота этого стихотворения? Я только чувствую… Объясните мне, пожалуйста…
Он ответил: «В тихой грусти красота его. Женихи умерли, рассказывает поэт. А невесты говорят простыми словами: „в годовщину их смерти мы будем приносить воду в сером глиняном кувшине из источника на лугу, где стоят два тополя и сосна“».
— Благодарю, — сказала Полина.
Потом она сказала: — А в чем грусть этой поэмы?
— Ни в чем Грусть всегда такая. Будничные занятия, тихие думы в то время, как идешь за водой к источнику, где стоят два тополя и сосна.
Молчание…
Полина склонилась немножко, обхватила колени руками.
Потом она сказала: «Как вы умеете объяснить! Кажется, что это сама грусть… Вы — поэт…»
— Конечно, я поэт.
— Ах — а что же Стефан Георге?
— Поэт.
— А я?
— Поэт. Мы все трое вместе — поэт.
Муж и жена
— Что ты читаешь?
Бледная молодая женщина прикрыла книгу своей нежной рукой и пугливо сжалась.
Он взял книгу и прочел:
Она покраснела и опустила голову.
Молча отдал он ей книгу и неясно поцеловал ее в лоб. Как будто граф Раймунд Пуатье внезапно подсмотрел Мелузину в ее священной стихии.
— Вот ты какая! — мелькнуло у него.
Душа молодой женщины шепнула «прости», грустно выпорхнула из окна комнаты в лесную чащу детских грез и нырнула в прозрачный источник.
«Вот ты какая…» говорило его чувство. — Но зачем же смущаться, Полина? — сказал он.
В ней все пело:
Он сказал: — Вообще, такая фантазия совсем ненормальна… Ну, объясни, пожалуйста, в чем смысл этого стихотворения?
Она молчала.
— Да разве я сказала, что оно мне так нравится? — мягко спросила она.
Он нахмурился. Он услышал, как закрылись врата ее души.
В ней все пело:
Он сказал: «Впрочем, если оно тебе так нравится…» Он провел рукой по ее темно-русым волосам «Но зачем же сейчас так сжиматься, Полина?»
Глаза ее стали влажными. Она взяла его руку и нежно поцеловала ее.
В ней пело:
Событие сотого дня
Ее муж сказал молодому человеку:
— Я стал для нее чужим…
Молодой человек возразил:
— Послушай… вы смотрите на женщину, как мужики на картофельное поле. Вы в ней видите только то, что вы посеяли, чтоб собрать жатву, над чем вы работали, чтоб потом наслаждаться этим Вы думаете только о себе. Мужики вы!
Слушай. Ты идешь ясным летним вечером, и теплое дыханье земли вливает в душу мир. Далеко вокруг расстилаются темные поля, усеянные миллионом бледных лиловых цветов. А под землей ты угадываешь миллионы коричневых корней-клубней, которые втягивают отовсюду соль и чистую воду. Там, во мраке они терпеливо и бескорыстно работают для «осуществления своего идеала» — цветения.
Ибо этот маленький лиловый цветок — их высшая цель и мечта; в нем темная земная материя как бы становится душой, вечерним гимном в лунном свете. К цветению, к душе стремится материя. К цветению, к душе стремится женщина. А вы мечтаете о темных клубнях! Вы думаете только о том, что насущно для вашей жизни… Мужики вы!
Посмотри. На краю темного поля, покрытого белым цветом, в стене жижинны мерцают два маленьких окошечка, послащенные солнцем Внутри, над столом, склонилась тяжелая голова и опирается на руки. Это мужик — он ждет урожая. Он мечтает о темных подземных клубнях, которые не хотят расти и безымянно, расточительно отдают все свои силы вверх — зеленым листьям и лиловым цветущим звездочкам Что ему за дело до цветов? Тупые, тяжелые головы мечтают об урожае… Мужичье вы!..
Его друг угрюмо молчал.
— Я ей чужой, — думал он.
Гость: «Кому принадлежат эти цветущие звездочки? Всем! Всем! Душа, красота, cet accomplissement supreme des intentions intimes de Dieu[8] принадлежат всему миру, потому что они им порождены! Всякий, кто вечером проходит мимо, может наслаждаться ароматом поля. Оно для всех. Маленькие, бледно-лиловые звездочки без конца струят мир и тишину в темнеющий вечерний воздух, как вечерние колокола, когда безжалостный и грубый день отходит от людей»…
Друг его поник головой.
Молчанье.
Потом гость сказал: «Жалкая драма мужской души! Зачем такое разграничение собственности? Где кончаешься ты и где начинаюсь я? Мы — два стража у порога ее жизни».
Друг сказал: «Я стал ей чужим».
Гость опустил голову.
Полина вошла в комнату и сказала с сияющей радостью детской улыбкой: «Мои два друга!»
Но вдруг она перестала улыбаться…
«Odi profanum vulgus et areeo»[9]
Вечер.
Муж Полины и Вилли Роза сидят в столовой. Тепло. Носится тонкий запах ковров и мягкой мебели.
— Что вы думаете, милое дитя? Скажите!
Она молчит.
Потом она говорит: «Вы такой добрый, такой кроткий»…
И плачет.
Горничная входит и говорит: «Прикажете подать барыне к ужину бульону?»
Вилли Роза: «Да Выпустите туда два желтка Это будет питательнее, и, может быть, она не заметит. Когда будете подавать — загородите свет».
— Барышня, вы зайдете еще туда сегодня?
8
Это высшее исполнение интимных намерений Богом (франц.).
9
Презираю и прочь гоню невежественную толпу (лат.) — Гораций. «Оды». III, I, 1–4.