Страница 24 из 31
– Сукин сын, – проронил Рудольф возмущенно, и она улыбнулась снова:
– Это повод гордиться, Ваше Величество: денег, которые не имеют признания и веса, не подделывают.
– Мне от этой мысли стало много легче, – покривился он, уточнив: – Так значит, мерзавца казнили?
– О да, – подтвердила Адельхайда с какой-то пренебрежительной усмешкой. – Как и принято по закону: сварили в кипящем масле… К слову, Ваше Величество, по моему личному мнению, это бессмысленное расточительство – человека, нанесшего ущерб государственной казне, казнить способом, столь разорительным для региональной казны, платящей налоги в казну государства.
– Коли уж региональные власти не уследили за преступником в собственных владениях – пусть за это расплачиваются, – отмахнулся Рудольф нетерпеливо. – Так к чему в вашем повествовании сей гравер?
– Сей гравер, мерзавец, как рассказывали мне горожане, присутствовавшие на казни, до последнего кричал о том, что его подставили.
– Не вижу ничего удивительного.
– Разумеется, это не редкость, – согласилась та, – однако же, он не утверждал, что полностью неповинен, что оттиска не делал, что его подбросили или нечто в таком духе; он, Ваше Величество, всего лишь говорил, что виновен не один он. Что работа была им выполнена не по собственному почину, а по указанию некой личности, за эту работу ему заплатившей. Дальнейшие расспросы показали следующее. Со слов гравера, с ним связался некто, за весьма солидную плату сделавший этот противозаконный заказ. Причем, когда оттиск был почти уже готов, заказчик заплатил вторично и велел сделать еще один. Закончив первый, гравер получил свои деньги и приступил ко второму, и вот тут-то на него и был написан донос. Власти Майнца махнули на его слова рукой, но, по моему мнению, складывается следующая картина, Ваше Величество: вторая форма была заказана лишь для того, чтобы над ее изготовлением его и застигли, дабы был повод избавиться от соучастника. Насильственная смерть – штука в любом случае подозрительная, да и в исполнении сложная, а городские власти сделали всю работу сами, причем явно, открыто и легитимно.
– Боюсь предположить, – проговорил он мрачно, – однако, раз уж речь у нас с вами, госпожа фон Рихтхофен, идет о тайных грешках Его Преосвященства фон Нассау, логика подсказывает, что заказчиком, по вашему мнению, был архиепископ. Я верно понял ваш «Exordium»?[28]
– Вполне, – кивнула Адельхайда серьезно; он нахмурился:
– Доказательства этому у вас имеются? Не скажу, что меня подобная новость ошеломила бы, что в моих интересах ратовать за обеление доброго имени сего священнослужителя, однако подобное обвинение – не шутка, и свидетельства должны быть вескими.
– Я не стала бы с таким победоносным видом сообщать вам о своих достижениях, не будь у меня таковых, Ваше Величество. Разумеется, доказательства у меня есть, и весьма убедительные. И это – кроме его собственного признания.
– Вот она, кульминация, – напряженно констатировал Рудольф. – Я бы сказал, что у меня захватывает дух от услышанного. Архиепископ Майнца – фальшивомонетчик! Господи, какой шикарный получился бы судебный процесс… Продолжайте, я слушаю вас, госпожа фон Рихтхофен. Как вы его раскрыли?
– Откровенно говоря, это было несложно, – передернула плечами та. – В своем поместье Его Преосвященство возжелали выстроить вторую кузню, причем, по слухам, в отдалении от прочих хозяйственных построек. Работа в ней не кипит днем и ночью, лишь несколько часов пару раз в пару недель, и кузнец был привезен им нарочно для работ именно в этой второй кузне. Для чего она понадобилась ему, если даже и первая дымит лишь от случая к случаю, а торговлей кузнечными товарами архиепископ не занимается?
– Как вы все это узнали?
– Выпить и поболтать, Ваше Величество, любят не только суровые наемники и обшарпанные конюхи – женская часть замковой обслуги также не прочь провести свободный день в трактире в компании такой же отдыхающей. Особенно когда платит отдыхающая.
– Кузня… – повторил Рудольф задумчиво. – И все? Это единственные найденные вами следы совершенного им… м-м… преступления?
– Expressa sceleris vestigia[29], – возразила она. – И не забывайте о признании. И в конце концов, ведь я сказала же вам, что он готов к сотрудничеству? Неужто господин архиепископ сдался бы, если б против него не было собрано доказательств явных и неоспоримых?.. Да, Ваше Величество, кузня. Я осмотрела ее. В ней все необходимые приспособления для печати талеров, включая довольно мастерски сооруженный пресс, где и укреплена изготовленная майнцским гравером форма.
– Любопытно было бы узнать, сколько фальшивых талеров этот пройдоха успел выбросить в обращение.
– Строго говоря, – возразила Адельхайда, – изготовляемые им талеры не являются в полной мере фальшивыми. Серебро в монетах настоящее и даже ничем не разбавленное. Он просто преобразовывал одни денежные знаки в другие, подгоняя по размеру и весу и меняя оттиск.
– В таком случае не наградить ли мне его в довесок? – мрачно усмехнулся Рудольф. – Он избавил меня от расходов, связанных с печатанием очередной партии. Даже взял на себя обеспечение материалом… Вы сказали – кузня была вами обыскана? Как?
– О, Ваше Величество, – улыбнулась та легкомысленно, – замковые стены вовсе не столь неприступны, как предполагается, и проникнуть за них – задача вполне исполнимая.
– Вы тайно пробрались в охраняемое имение архиепископа? – недоверчиво уточнил он. – Я ко многому в вас привык, однако…
– Я, – вздохнула Адельхайда снисходительно, – могу войти и в Карлштейн так, что ни ваша стража, ни вы меня не увидите, и, поверьте, это не так уж сложно.
– Верю, – с внезапным унынием согласился Рудольф, припомнив вдруг, что, помимо морального облика майнцского архиепископа, намеревался обсудить по завершении ее доклада. – Как я понимаю, получив доказательства его вины, вы пришли к нему уже открыто, припугнув оглаской?
– Ну что вы, Ваше Величество, я не имею к этой истории с шантажом никакого отношения. Я милая и общительная вдова со связями, доставшимися от покойного супруга, способная оказать помощь в покупке домика или продаже земли. Господин фон Нассау благоволит ко мне и уже полагает меня своей доброй знакомой… Нет. У меня есть особый человек для подобных дел – мое недавнее приобретение. Милый юноша представительной внешности, способный говорить обо всем и со всеми. Невероятный талант. Если вы просветите его в некоторых вопросах, связанных с обсуждаемым предметом, он будет не менее часу поддерживать с вами разговор на эту тему, не имея о ней тем не менее ни малейшего понятия – всего лишь путем перефразирования ваших высказываний или перевода их же в вопросительную или восклицательную форму. Родись он в ином сословии, из него вышел бы превосходный политик… Сей юноша и был послан к Его Преосвященству. На разговор ушло, замечу, куда меньше часа – господин архиепископ сдался на первых же минутах, когда ему внятно разъяснили, что убиением гостя проблемы не решить и сотрудничество с блюстителем трона Империи на благо оной есть наилучший выход. Тем паче что человек, работающий с прессом в его кузне, без вести пропал в надежное тайное место, вкупе с серебряными заготовками и еще кое-какими мелочами из упомянутой кузни.
– Свидетельство какого-то ремесленника против слова архиепископа… – с сожалением проговорил Рудольф, вздохнув. – Увы, имперский суд состоит не из одного только Императора, и прочим его заседателям понадобится нечто более весомое. Равный свидетельствует о равном, и преступить это уложение до сей поры редко удавалось, разве что в случаях чрезвычайных.
– Вроде подделки имперских денег, – подсказала Адельхайда услужливо. – Да, возможно, подобных процессов еще не бывало, однако и такого понятия, как государственная монета, тоже не существовало прежде. Отличный повод издать новый закон, Ваше Величество. Тем паче что Его Преосвященство полагает, будто законопроект у вас уже в активной разработке. Думаю, это легко будет сделать, не вступая в противоречие с положениями уже изданных законов, указов, булл или хартий вас самого или ваших предшественников, – напротив, это будет логичным их продолжением.
28
Вступление, начало речи (лат.).
29
Очевиднейшие следы преступления (лат.).