Страница 48 из 56
Черкасоввыстроили двумя рядами, и Каган начал речь. Беловскому поневоле пришлось всепереводить, тем более что он не знал замыслов Кагана и не успел бы все равночто-то придумать во время перевода. Да и где-то в многочисленной свите стоялирабы Мордахея, которые его контролировали. Проревели трубы, и в воцарившейсятишине раздался голос Кагана:
– Прежде всегомы хотим принести глубокие соболезнования нашим друзьям и дорогим гостям поповоду гибели их товарищей… Наше сердце переполнено скорбью. Еще больше онопереполнено возмущением и негодованием на тех, кто посмел нарушить священныедля всех народов мира законы гостеприимства! Тем более мы скорбим о том, чтотакое страшное преступление произошло в нашем лагере, под нашими знаменами! Номы не будем этого терпеть! Мы не позволим никому марать наше честное имя! Мы провелирасследование этого неслыханного преступления и пришли к выводу, что во всемвиноваты только христиане. Ни один иудей, ни один мусульманин, ни одинпоклонник огня, солнца, иных богов или духов природных не принимал участия внем. Вывод напрашивается сам…
Мы не будемтерпеть в своей армии таких людей. Тем более что это не хазары. Это всего лишьнаемники. Мы повторяем специально для уважаемых и дорогих наших гостей – этонаемники, а не хазары! Но, несмотря на политические и военные выгоды от союза сними, мы выбираем собственную честь и расторгаем с христианами все союзы! Намчесть и доброе имя дороже всякой выгоды! Враги наших друзей и гостей – нашивраги! Если им угодно, пусть ищут союза с Басилевсом византийским и вместе сним бесчинствуют, возмущая сами небеса беззаконием, а нам с ними не по пути!Правильно я говорю?
Русыодобрительно отозвались:
– Любо! Любоговоришь!
– А теперь я,Великий Каган Хазарии, буду вершить суд, памятуя суд царя Соломона исправедливость его!
Принеслиубитых русов и положили перед черкасами. Те стали возмущаться. Пусть Каган,если он такой справедливый, принесет и убитых черкасов! Но их голоса не былиуслышаны. Каган спросил у русов:
– Чегодостойны убийцы?
Русы ответили:
– Смертидостойны!
– Можно липрименить к ним милость вашу?
– Нет кубийцам гостей милости!
– Еще разспрашиваю, чтобы никто не сказал, что я не хотел избавить этих преступников отсмерти, – можете ли вы их простить?
– Убийцамгостя в нашем законе нет прощения!
– Спрашиваю учеркасов: вы ли убили этих людей, которые лежат перед вами? Может ли кто-нибудьсказать, что обвинен напрасно?
Черкассызагалдели, что они защищались. Каган спросил:
– Как моглипять тысяч защищаться от пятидесяти человек? Повторяю вопрос: кровь этих людейна вас? Кто возразит?
Черкасымолчали. Каган резюмировал:
– Пусть никтоне скажет, что мы не позволили оправдаться обвиняемым! Русы, ваше ли этоотмщение или мое?
– Наше! Наше!– ответили русы.
Каган попросилпринести воды. Перед глазами черкасов он умыл руки.
– Кровьчеркасов да будет платой за кровь русов, во имя прекращения распри! Дасвершится правосудие!
После этихслов на берег принесли сотню приготовленных заранее крестов и разложили ихчетырьмя рядами. Перед каждым вырыли яму. Потом несколько групп палачей сталиподводить к крестам черкасов и заваливать их на спину. Одни по два-три человекасадились им на каждую руку и ногу, другие приколачивали их к кресту. Потомкрест вместе с распятым поднимали и ставили в яму. После чего быстро засыпалиее и утаптывали так, чтобы крест стоял крепко. Работали они споро и слаженно.Некоторые приговоренные кричали, пытались вырваться, но на них не обращаливнимания. Лишь одному каким-то чудом удалось побежать. Но убежал он недалеко и,сраженный копьем в затылок, упал лицом в песок.
Довольно скороберег покрылся сотней без одного крестов, как будто лесом. Черкасы вначалехором кричали, проклинали, молились, стонали, извивались какое-то время, новскоре силы покинули их, и они затихли, страдая молча. Лишь изредка то там, тоздесь раздавался вопль или стон.
Русам опятьпривезли много бочек вина, чтобы они достойно похоронили покойников. Каган ещераз выразил соболезнования и надежду, что, видя такой суд, русы еще большеутвердятся в искренности его отношения к ним. И пусть ничто не разрушит ихдружбу во век! Он объявил, что, кроме этого, сегодня по всему войску будутвыявлены все христиане, которые должны будут выбрать смерть или отказ откреста, чтобы подобное преступление больше никогда не повторилось!
Русам было всеравно. Они плохо отличали христиан от мусульман и иудеев. Для них все казалисьсовершенно одинаковыми. На вопросы о Боге и их вере все говорили, что верят вБога единого, Творца всего сущего. Как при этом они умудрялись друг с другомвраждовать на почве веры – было загадкой. Все эти верования были для русов новыми,приносными, не древними, не исконными. Они знали, что в больших городах, такихкак Новгород и Киев, молодежь стала увлекаться этими новыми веяниями. Богатаямолодежь всегда чудит от сытости. Старики ворчали на эту новую заразу. Но вцелом все русы относились безразлично к верованиям других и даже не вникали вих суть. Просто они знали, что у каждого народа свои боги. Это было естественнои понятно. Единственное, что с сегодняшнего дня крепко усвоили русы, это то,что христиане убили их сородичей, а остальные в этом невиновны. Христиан жеможно отличить от других хазар по тому, что все они носят на груди изображениежесточайшей казни – распятие. Эта казнь – самое святое, что у них есть. Верадействительно страшная, нечеловеческая. Это даже не ведьмовство волкодлачье, неякшанье с упырями и кикиморами. Это что-то запредельное, не поддающеесяпониманию нормального человека любой веры! Тут не нужно русам ничего объяснятьи доказывать. Они и сами понимают, что люди, почитающие распятие, не могут бытьхорошими людьми. Как сказал Каган: почитающий распятие – да будет распят!
На берегушумела очередная тризна. Бочки и кувшины не успевали подносить. Разговорывелись в основном про христиан, еще стонавших на крестах. В них кидали кости,плевали, смеялись, крича: «Лучше бы вы верили в брагу, а не в распятие.Веселились бы сейчас с нами, а не висели на крестах!»
Тризна присвете костров продолжалась до глубокой ночи. Во всем хазарском войске казнилихристиан. Их связывали, грузили на корабли и топили в мешках, чтобы не возитьсяпотом с трупами. По пути на середину Волги их призывали отречься от Христа.Многие возвращались свободными.
Беловский сВенеславой наблюдали это все со стороны, сидя на одном из кораблей, наполовинувытащенном на берег. Венеслава была неравнодушной девушкой. Он помнил, как онапотеряла сознание во время казни Тимофея. И сейчас она, боясь посмотреть накресты, уткнувшись лицом в руку Михаила, тихо плакала. Весь день он рассказывалей про Христа, про действительный смысл Распятия. Пересказывал Евангельскую историю.Венеслава живо переживала, спрашивала. Ей было непонятно многое. Например –почему апостолы не отбили Иисуса у римлян. Почему даже не попытались? Неужелисмерть в бою за Бога их так страшила? Она искренне недоумевала на них. Это былпозор, достойный, с ее точки зрения, самого страшного наказания. Онапредположила, что если бы Христос пришел на Русь, а не к евреям и апостолы былибы русами, то они бы не позволили Его распять. В крайнем случае, полегли бы вседо одного у его ног, защищая до последней капли крови своего учителя!
Над Волгойвстала луна. Русы успокоились и уснули. Невероятно, но на крестах еще былиживые. Иногда в воцарившейся тишине от них еще доносились тихие стоны иличастое, хриплое дыхание.
Вдруг Мишкепоказалось, что его кто-то позвал по имени. Он насторожился, сказалвсхлипывающей Венеславе:
– Тихо! Тыничего не слышала?
Венеславазамолчала, приподняла голову и тоже прислушалась. Где-то далеко брехала собака,иногда ржали кони. В Волге время от времени плескалась крупная рыба, разбиваяволнами зеркальное отражение луны. На фоне звездного неба зловеще торчали силуэтыкрестов с острыми, выпирающими коленями черкасов.
Прислушиваясь,они отчетливо услышали, как кто-то со стороны крестов тихо стонет: