Вспомним Сольвейг

Лешка Тихонов в свое время очень интересовался полевой медициной, пару лет он посещал медицинский институт, но, в конце концов, решил посвятить свою жизнь военной службе. Он очень хотел быть разведчиком-диверсантом, и со временем стал таким военным человеком. Но, в случае необходимости этот парень землянин мог почти на профессиональном уровне прооперировать раненого бойца на поле боя! Поэтому он как бы превратился в фельдшера спецгруппы "Браво", а в данный момент занимался Иваном Красновым, пытаясь разобраться в том, что же случилось с командиром. Проведя все требуемые анализы, Алексей Тихонов убедился в том, что с командиром, в принципе, все в порядке. Но уж слишком он изнервничался, особенно тяжелое нервное напряжение с ним случилось во время приземления почти разбитого вражеской авиацией планетарного шаттла на Сольвейг! Вот тогда его нервы не выдержали такой нервной перегрузки, отреагировали, обездвижив его, то ли сном, то ли комой. Лешка очень надеялся, что со временем Иван придется в себя, вновь станет нормальным человеком, их командиром группы. Когда Петров, в который уж раз за сегодняшний день заглянул в медицинский бокс, то Тихонов замахал на него обеими руками и почти прокричал:

– Генка, убирайся ты, к чертовой матери отсюда! Так надоел так, что видеть тебя не могу! Тысячу раз я тебе уже говорил о том, что с Иваном все в порядке, что он скоро проснется! Наберись терпения, немного подожди! Хотя бы дал ему еще пару суток поспать, не думая о проблемах.

– Ты чего, Леш, говоришь такое? Какие еще пару суток? За это время нас разбомбят к чертовой матери! Делай, что хочешь, а Ваньку поднимай на ноги!

С этими словами второй лейтенант Геннадий Петров снова исчез за дверьми медицинского бокса.

Тем временем, перекур майора Иванова все еще продолжался!

Второй лейтенант Геннадий Петров снова сидел за столом, он мрачно поглядывал на Николая, это беспардонное курение майора в командном отсеке второго лейтенанта Петрова уже начало серьезно доставать, выводить из себя. После такого Ивановского перекура, кондиционер-климатизатор долго не мог справиться и отладить атмосферу в командном отсека, привести ее в норму. Если уж говорить честно, то это курение майора Иванова доводило до крайности всех бойцов группы "Браво", оно им надоело до чертиков. Но ни один боец команды, за исключением разве что Ивана Краснова, так и не решался высказать свое мнение в отношении курения в общественных местах самому майору.

Ведь, в принципе, это он именно спас группу "Браво", когда вражеская авиация практически разбила в пух и прах планетарный шаттл, в котором бойцы команды должны были приземлиться на Сольвейг. Иван Краснов вдруг перестал отзываться на мысленные вызовы майора Иванова. До земли планетарному шаттлу осталось падать всего минут пять – шесть, а Иван молчал, тогда майор Иванов одним прыжков покинул бронетранспортер и побежал в рубку управления шаттлом.

В пилотской кабине шаттла он увидел страшную картину, второй пилот сидел в своем кресле с половиной головы, на месте первого пилота имелся пролом в обшивке шаттла. Иван Краснов без сознания валяется на полу посредине рубки. Тогда майор Иванов принял единственно правильное решение, тело второго пилота шаттла он выбросил из окровавленного кресла, а сам занял его место. Огромным напряжением и усилием воли ему удалось через почти полностью разбитое управление шаттлом подчинить себе это планетарное корыто, каким-то чудом посадить его на землю.

В этот момент майор Иванов сделал последнюю затяжку дымом сигареты. Сам окурок сигареты он точно рассчитанным движением своей руки, видимо, благодаря большой практике, выбросил через стрелковое отверстие, которое пока что еще не было прикрыто бронелючком. Тотчас же снаружи последовал винтовочный выстрел, Иванов испуганно, но очень вовремя отпрянул в сторону от этого отверстия. Он, разумеется, не увидел, но ощутил, как через него в БТР влетела пуля вражеского снайпера. Эта вражеская пуля не срикошетировала по причине того, что внутренние стены командного блока были так устроены, чтобы пуля, попавшая в одну из внутренних стен отсека, не рикошетила, а тонула бы в самой этой стене.

– Николай, я полагаю, что настало время тебе прекратить играть дурацкие шутки со своим курением. Ты когда-нибудь дошутишься до того, что вражескую пулю поймаешь своим несчастным лбом! Так что не советую тебе особо шутить со своей смертью! – Негромко произнес полковник Лазанья, не поднимая головы. – Да, и вообще со смертью нам всем тоже лучше не стоит шутить!

Майор Иванов собрался было возразить павлианцу полковнику своей привычной отговоркой, но в этот момент в первом десантном отсеке послышался возглас бойца, сидевшего за пультами с радарами, сканерами и приборами наблюдения за окружающим воздушным пространством. Молоденький второй лейтенант Виктор Жаров, он был на целый год младше своих товарищей по команде, немного простуженным голосом произнес по громкой связи бронетранспортера:

– Внимание, воздушная тревога! Три цели на десять часов приближаются со скоростью шестьсот пятьдесят километров в час! Высота десять тысяч метров, удаление пятнадцать километров. По своим очертаниям цели напоминают земные реактивные истребители-штурмовики двадцать первого века!

Тут же откликнулся ИР бронетранспортера "Зверобой", этот павлианский робот каким-то безинтонационным голосом с металлическим акцентом говорил на интергалакте, на земном языке, наиболее распространенным среди землян вселенной:

– Отражение воздушного налета беру на себя! Членов экипажа БТРа прошу не вмешиваться!

Алик Кузьмин, сидевший в кресле механика-водителя БТРа, ожидал приказа на начало движения, он вдруг почувствовал, как руль-штурвал начал свободно вращаться в его руках, педали акселерации и торможения потеряли свою рабочую упругость.

В этот момент "Зверобой" двинулся с места, резко развернулся влево и по крутому склону начал спускаться в громадный овраг, заросший густым и колючим кустарником. Но склон оврага оказался настолько крутым, что махина БТРа, четыре отсека, соединенных в единое целое, грозила перевернуться. Алик раскрыл свой рот, чтобы от души выругаться по этому поводу. Он собирался бездушного и бездарного ИРа обвинить в неумении выбирать более пологие места для спуска в овраг, как вдруг бронетранспортер приподнялся над землей. Он поднялся на высоту в пять метров, выровнял свои секции, а затем всей своей многотонной массой медленно спланировал на дно оврага.

Второй лейтенант Кузьмин все еще сидел с раскрытым ртом, соображая, как же это могло такое случиться, чтобы БТР, которого он уже считал своей машиной, мог самостоятельно выполнить столь сложный маневр. В этот момент громкими металлическими щелчками начали бронещитками закрываться все люки и отверстия в корпусе "Зверобоя". На верхней же его броне открылись скрытые ранее отсеки, откуда оказались установками для пуска зенитных ракет, На крышах начального и конечного сегментов бронетранспортера "Зверобой" выросли две небольшие башенки, из которых в небо смотрели стволы спаренных 50 мм автоматических пушек. Внутри же сегментов, в которых располагались члены экипажа, загорелись обзорные экраны, на которых отражалась воздушная обстановка.

За это время три точки в небе приобрели очертания крошечных летательных аппаратов с небольшими треугольными крыльями, сдвоенным хвостовым оперением и двумя сияющие синем пламенем работающими соплами. В командном отсеке офицеры на время прекратили работать с картами, они остались сидеть в своих креслах, с громадным интересом и любопытством наблюдали за событиями, происходящими в небе. Майор Иванов негромко пробормотал:

– Эти штурмовики очень напоминают павлианские "Шестерки", атмосферные легкие бомбардировщики. Но почему-то я не вижу кабин пилотов, они у павлианцев всегда располагаются в носовых частях такого типа боевых самолетов. А у этих ничего подобного я не вижу! Может быть, это простые БПЛА?!