Страница 25 из 135
Однако от грубых приемов нечистой игры, обнаруживших колонизационные приемы немецкой политики в занятых областях, у всех остался один неприятный осадок, как бы ни хотели отдельные представители германских властей замазать потом этот поистине «скверный анекдот». В особенной ярости были, конечно, те, кому внушали белорусский национализм через Гестапо.
Замена нашего милого полковника, фельдкоменданта, новым лицом, столь огорчительная для группы сама по себе, не повлекла, тем не менее, за собой каких-либо резких политических перемен. Очевидно, общая ситуация уже была такова, что новому фельдкоменданту, безусловно неглупому человеку, ничего более не оставалось делать, как продолжать политику старого.
Только через несколько месяцев в тенденциях фельдкомендатуры обозначились некоторые нотки, которые при желании можно было истолковать как попытку если не изменить вообще, то, во всяком случае, как-то ослабить (и уж, конечно, отнюдь не усилять) русскую национальную линию в Полоцком округе. Укажу три случая, которые заставили нас в этом отношении особенно насторожиться, быть может, даже и без достаточных к тому оснований. Вот они.
1. Быстрое распространение и усиление партизанщины, сильно осложняя и гражданскую и военную жизнь Полоцкого района, не встречало фактически большого противодействия со стороны немцев в 1941–1942 годах. За лето 1943 года немцы уже почувствовали серьезную опасность с этой стороны, но они теперь уже не имели достаточных свободных резервов для борьбы на внутреннем фронте.
Учитывая это обстоятельство, группа предложила немцам вытеснить партизан из ряда прилегающих к городу районов своими, русскими, силами. Для этого нужно было крестьянское воинство Зуева увеличить до 1–1,5 тыс. человек и снабдить его несколькими легкими полевыми орудиями. Полное устранение немцев от активного участия в операциях и амнистия добровольно сдающимся партизанам, конечно, при этом подразумевалась.
Немцы от предложения категорически отказались. Выходило так, что «сами не можем и вам не позволим». Или, может быть, даже так: «Партизан не любим, но вас боимся больше, чем партизан».
2. Не говоря нам ни слова, фельдкомендатура осенью 1943 года сделала попытку организовать в одном из особо угрожаемых со стороны партизан районов свою, совершенно не связанную с нашей, крестьянскую самооборону. Для этой цели один «украинец» из бывших военнопленных был назначен на должность бургомистра вышеуказанного района. Ему выдали сразу же и некоторое количество винтовок для будущей самообороны, которую он легкомысленно взялся организовать. Мы узнали о всей этой затее уже постфактум, когда новоявленный бургомистр, спасая свою собственную шкуру, бросил район и прибежал обратно в Полоцк. Район прочно заняли партизаны.
3. К осени 1943 года фельдкомендатура постановила создать новое русское учреждение — Полоцкое окружное управление. По замыслу оно должно было стать посредником между фельдкомендатурой и русским населением округа, так же как городская и районная управы состояли между ортскомендатурой и русским населением города и района. Такого учреждения до этого времени не было, идея сама [по себе] казалась вполне разумной. Однако при проведении в жизнь этого мероприятия обращало на себя внимание то обстоятельство, что к участию в новом учреждении не было привлечено ни одного человека не только из города и района, но даже из всего Полоцкого [округа]. Весь аппарат целиком был составлен из людей, работавших до того где-то совсем в другом месте.
Мы, конечно, увидели в таком подходе к делу также скрытые коварные замыслы нового фельдкоменданта. Не странно ли действительно: если крестьянская самоохрана, то, по возможности, без Зуева; если Окружное русское управление, то без всякого участия со стороны округа? Мы внутренне приготовились к осложнениям, но осложнений не последовало.
На деле, может быть, вопреки проискам коменданта, а может быть, и без всякого к ним отношения, все уладилось в конце концов совершенно благополучно. Новых людей, предназначенных на округ, мы проверили через НТС[121] по месту их прежней деятельности. Народ оказался вполне доброкачественный, надежный, весьма близкий по духу к нашей группе. Поэтому большинство из них вскоре к взаимному удовольствию и было принято в последнюю. Мы приобрели в их лице очень ценных, жизненно опытных и самоотверженных товарищей. В результате национальная работа только выиграла от назначения «чужих» людей: она покатилась по прежним рельсам дальше, захватывая теперь не только с полным основанием, но уже и с практической необходимостью весь округ и соблазняя нас к еще более широкому распространению. В немецкие расчеты все это, конечно, не входило.
Переходя опять к изложению дальнейших событий, может быть, именно здесь следует указать, что к этому времени группа получила некоторое подкрепление и за счет новых беженцев. Среди лиц, эвакуированных немцами из Смоленска и распределенных у нас на работу по различным гражданским учреждениям, оказались очень ценные люди. Они сейчас же стали в строй. Пополнение группы в это время было вообще [как] нельзя более кстати, т. к. все мы просто задыхались от работы. С одной стороны, от нас требовало много сил политическое завоевание белых пятен на карте новоявленного округа; это была, так сказать, наша «периферия». С другой — все больше и больше требовала от нас внимания разгорающаяся не на шутку гражданская война между красными партизанами и крестьянской самообороной. Остановлюсь несколько подробнее на том и на другом.
Группы, подобные полоцкой, были скоро созданы и в других населенных пунктах округа, как-то: в Дриссе, в Десне (Луначарск), в Бигосове, в Боровухе и в Ветрине. Эти периферийные молодые группы, естественно, стали как бы в подчиненное положение к Полоцку, требуя от него на первое время и помощи и руководства. Старые члены группы в связи с этим все время разъезжали и иногда сидели на местах целыми неделями.
Сила бессильных только в моральном праве и в их организованности, а суть организованности — в единстве и в централизации управления. Наша когда-то совсем маленькая группа, поначалу более похожая на какое-то религиозно-церковное братство, превращалась постепенно под давлением обстоятельств в русскую национальную организацию партийного типа. Идеологической основой этой организации, как и более широких масс населения, на которые опиралась и в которые она уходила своими корнями, кроме чисто отрицательного момента— непримиримости к большевизму, — было знаменитое в свое время Смоленское воззвание генерала А. А. Власова[122], выпущенное, кажется, еще осенью 1942 года. Воззвание содержало краткую и простую программу[123], чрезвычайно широкую и терпимую; его цель и ближайшие конкретные задачи были ясны каждому до полной очевидности. Несмотря на то, что в расширенную группу входили люди самого разного уровня развития, воспитания и взглядов, политических споров и недоразумений у нас совсем не было. Когда люди заняты делом, им не до пустой болтовни.
С крестьянской самообороной у нас было много забот, во-первых, потому, что она все время расширялась, а во-вторых, потому, что еще более расширяющееся одновременно с ней партизанское движение привело нас к острому столкновению этих двух сил, к настоящей гражданской войне чисто местного, конечно, значения.
Летом 1942 года у нас было уже не три, а целых четыре группы деревень с крестьянской самоохраной. Тяжелый, постоянно непрекращающийся нажим на них красных партизан потребовал перед уборкой урожая разработки новой тактики обороны и выделения грамотных в военном отношении людей для усиления крестьянского «генерального штаба». Особенно полезными оказались в этом отношении два новых члена группы: недавно рукоположенный для вновь открытого храма молодой священник (в прошлом член тайной «катакомбной» церкви, советский артиллерийский офицер, а затем военнопленный) и один уже пожилой агроном из офицеров Великой войны[124], руководивший в Белоруссии до 1927 года неуловимыми отрядами антисоветских повстанцев[125].