Страница 121 из 135
Германская административная система «рейхсляйтер — гауляйтер — крайсляйтер — ортсгруппенляйтер — блоквальтер»[909] и ее параллелизм со старой административной системой совершенно точно воспроизводил советскую систему «секретарь ЦК ВКП(б) — секретарь ЦК республиканской компартии — секретарь областного комитета — секретарь районного комитета — секретарь низовой ячейки Коммунистической партии», параллельную государственному аппарату от Верховного Совета до председателя сельсовета в деревне и управдома в городе. Разница была только в том, что в Германии, вследствие более короткого периода пребывания национал-социализма у власти, не удалось до самого конца войны осуществить того всеобъемлющего контроля и полной автоматизации беспрекословного выполнения распоряжений центральных партийных властей, как это было в Советском Союзе.
Полному господству партии внутри страны мешала также частная собственность, ограниченная в Германии, но не уничтоженная полностью[910], как в Советском Союзе. Частные предприниматели, владельцы и крестьяне являлись в обеих странах основной оппозиционной силой к правящему абсолютистскому режиму, но в Советском Союзе эти классы населения были полностью разгромлены и в подавляющем большинстве физически уничтожены[911] еще до войны, а в Германии частная собственность была сохранена, и только в последнем периоде войны ведомство Гиммлера и партийные организации начали проводить ряд мероприятий, отдаленно напоминавших то, что творилось в Советском Союзе в последние годы нэпа.
Конечно, существовала глубокая и принципиальная разница между этими двумя режимами в том отношении, что германский национал-социализм пришел к власти и проводил свою программу экономического переустройства страны в тесном контакте с германским крупным промышленным и финансовым капиталом, а советское коммунистическое государство присвоило себе все народное и частновладельческое достояние страны. Но внешние формы и методы работы этих двух видов государственного капитализма были настолько подобны, что советские люди только постепенно, да и то не все, замечали эту принципиальную разницу. Тем же из советских людей, кто был в состоянии понять процесс развития германского национал-социализма в экономических вопросах, становилось с каждым месяцем все более очевидно, что национал-социализм проводил постепенно ту же самую программу удушения творческой инициативы и частных интересов граждан своей страны, которую большевизм провел сразу, революционным путем, с применением более грубых и резких форм насилия. Конечный же итог в обоих случаях должен был оказаться одинаковым.
Германский трудовой фронт[912] со всеми подчиненными ему организациями являлся почти точной копией Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС), и методы его работы точно дублировали методы работы последнего. В обоих этих случаях мы имеем дело с чисто правительственными организациями, теснейшим образом связанными с правящей партией и призванными дисциплинировать рабочих и подчинять их распоряжениям властей, а отнюдь не защищать их интересы. В Германии, как и в Советском Союзе, все ответственные должности в профсоюзных организациях были заняты либо партийцами, либо людьми, специально проверенными партией и имевшими партийную рекомендацию. Разница была только в том, что в Советском Союзе профессиональные организации имели полную и неограниченную власть над всеми рабочими и служащими еще в мирное время, а в Германии такие права были предоставлены Трудовому фронту только во время войны, да и то, главным образом, по отношению к иностранным рабочим. Немцы даже во время войны пользовались значительно большей свободой, чем наши рабочие и служащие в мирное время.
Система воспитания юношества в обеих странах была почти одинаковой, хотя цели были, конечно, прямо противоположны. Вербовка юношей и девушек в Германии в «Гитлеровскую молодежь»[913] проводилась в таком же полуобязательном порядке, как и вербовка пионеров и комсомольцев в Советском Союзе. Совершенно одинаково в обеих странах проводилась система отрыва детей от родителей и семей, а военная подготовка составляла главную часть работы с молодежью. Руководители отрядов «Гитлеровской молодежи» по своей подготовке, мировоззрению, привычкам, внешнему облику являлись точной копией наших пионервожатых и комсомольских организаторов. Собрания, военные учения, лагерные сборы и работа в школе проводились в «Гитлеровской молодежи» совершенно по такому же образцу, как и в пионерских и комсомольских организациях в Советском Союзе.
Основная разница заключается только в том, что «Гитлеровская молодежь» не смогла до самого конца войны занять в германской школе того доминирующего места, которое имели пионерские и комсомольские организации в наших средних и высших учебных заведениях. Авторитет и значение учителей в германских школах всегда оставались гораздо более высокими, чем советских, где они много лет подряд чрезвычайно сильно подрывались пионерскими и особенно комсомольскими организациями. Но нет никакого сомнения, что если бы национал-социализм остался у власти еще несколько лет, то положение в германских школах стало бы совершенно идентично тому, что наблюдалось в советских. Работа немецких молодежных организаций в последние годы войны убедительно это доказывает.
Подчиненная Трудовому фронту организация «Сила через радость»[914], которой так хвастались постоянно Геббельс, Лей и другие руководители германского национал-социализма и которую они считали своим уникальным изобретением, не казалась чем-то новым нам, советским гражданам. В наших глазах это был просто дубликат советской системы шефства отдельных театральных коллективов над разными предприятиями, соединенный с советской клубной работой и кружками самодеятельности. Качество и репертуар артистических групп «Силы через радость» почти ничем не отличались от наших клубных и самодеятельных постановок, так же как и система распространения билетов на предприятиях или даже продажа им целых постановок. Основная разница заключалась в том, что в работе «Силы через радость» не так сильно бросалась в глаза агитационно-пропагандистская сторона этого предприятия, как в советской театральной системе.
Германские кинофильмы и вся система воздействия на массы через кино казались западным иностранцам насыщенными до предела духом национал-социализма и милитаризма, а нам, советским гражданам, 90 % германских фильмов казались совершенно аполитичными, и даже пропагандистские фильмы такого типа, как «Бисмарк», «Отставка», «Великий Король» и «Еврей Зюсс», выглядели в наших глазах весьма умеренными и ни в какое сравнение с нашими военными, историческими и антифашистскими фильмами идти не могли.
Особенно резко бросалось в глаза советским людям подобие обоих этих режимов в постановке массовой обработки общественного мнения через прессу и радио. Как и во всех прочих отношениях, национал-социализм казался нам, в его пропаганде, бледной копией большевизма, стыдливо прячущей свое истинное лицо под довольно неестественной маской национализма. Хвастливые выступления национал-социалистических вождей и безудержное восхваление «Фюрера» и его гениальности до смешного напоминали советским людям подобные же выступления советских вождей и такое же прославление «великого Сталина» и его сверхчеловеческой гениальности и прозорливости.
Разница была лишь только в том, что в Советском Союзе все это проводилось в несравненно более сильной степени, и зачастую доходило просто до абсурда. Геббельс и его штаб, несмотря на все их старания, все-таки не смогли в этом отношении перекрыть рекордов их советских коллег. Системы же информирования, или, вернее, дезориентации, населения были в обеих странах совершенно подобны, с той, пожалуй, только разницей, что из национал-социалистических газет и радио средний немец мог хоть иногда узнать о том, что происходит в других странах, а советский гражданин из своих — не может никогда. Также и в этом отношении большевизм оставался недостижимым идеалом национал-социализма, хотя и довольно уродливым идеалом.