Страница 29 из 115
— Но этот мальчик… именно этот… — каким-то шипящим голосом начала миссис Фостер.
— А чего? Он разве сделал что худое? — спросила Клара.
— Да, он вел себя очень дурно, — сказала миссис Фостер.
Лицо у нее за очками казалось совсем хрупким беззащитным. Интересно, что делают вот такие очкастые, если сбить с них очки, подумалось Кларе. Когда приглядишься, видно, что миссис Фостер совсем не похожа на учительницу. Чем дальше, тем сбивчивей и мягче она разговаривает, а чем дольше говорила учительница, тем резче, сердитей звучали со слова. Нет, Клара, когда вырастет, будет не учительницей, а вот такой дамой, как миссис Фостер, ведь она такая тихая, обходительная и сразу видно — отродясь не работала. Вторая тоже ничего, но уж очень похожа на птицу — нос у нее, что ли, слишком острый.
— Ну, покуда я тут, они ничего худого не сделают, — сказала Клара. — Я так скажу, очень мило, что вы нас навестили, очень даже мило, жалко, отца нету дома. Он-то всем интересуется, и газетами, и вообще.
— О, и он читает вам вслух из Библии?
— Чего?
— Читает он Библию? Есть у вас в доме Библия?
— Вроде нет. — Клара попыталась улыбнуться, но и сама понимала, что гостьи разочарованы. — А я очень даже интересуюсь. Просто мне недосуг.
— Клара, ты была когда-нибудь в церкви?
— Вроде нет. — Клара прикинулась, будто старается вспомнить. — Хотя я их видала, церкви. И мне хотелось туда зайти.
Вот это она правильно ответила, они обе разом улыбнулись.
— У нас сегодня молитвенное собрание, — сказала миссис Фостер. — Мы надеемся… миссис Уайли и я, мы обе надеемся… Преподобный отец, его фамилия Баргмен, преподобный отец Баргмен очень много думает обо всех вас… он хотел бы приобщить вас к нашему приходу…
— Сегодня в семь часов, — поспешно вставила миссис Уайли.
— Если хочешь, мы тебя захватим по дороге, мой сын сегодня нас отвезет. Может быть, та семья из соседнего барака тоже придет, они обещали, что непременно подумают. Как славно, правда? И… и… ты такая милая девочка, для тебя это счастливая возможность…
Все они улыбнулись друг другу. Гостьи опять оглядели стены, разукрашенные изображениями гор, замков и кинозвезд.
— Мне-то, конечно, охота пойти. — застенчиво сказала Клара. — Я-то понимаю, спасибо вам… Дверь распахнулась, вошла Нэнси.
— Это еще что? — спросила она.
Она была пьяная, но, кажется, испугалась. Клара вскочила.
— Они из города, из церкви, — объяснила она. — Они всех нынче зовут к себе, в церковь зовут…
Нэнси кивнула, словно все это ей было не впервой.
— Ладно, я в эту игру не играю. Она опять мокрая?
— Наверно.
— Чего ж ты не перепеленала? Она весь день мокрая. Вот свиненок, паршивый свиненок, — заныла Нэнси, обращаясь к посетительницам. — Что будешь с такой делать? Весь дом запакостила! Я ж не виноватая! — И она захлюпала носом.
Торопливо прощаясь, гостьи направились к двери, Клара вышла с ними. И заговорила быстро, уже им вдогонку:
— Мачеха не больно здорова, а так-то она ничего. Она почти всегда ничего.
— Мы заедем за тобой в семь, — рассеянно сказала миссис Фостер.
— Чуть пораньше, — поправила миссис Уайли.
Клара догнала их, шлепая рядом по грязи, потому что они шли по дощатым мосткам.
— Вон в том бараке тоже ничего люди, может, они тоже захотят пойти, — сказала она, ей хотелось чем-нибудь помочь.
— Боюсь, что нам уже пора домой…
— Там одна старушка всегда сидит и читает, верно. Библию читает, — сказала Клара.
— Да-да, на той неделе мы непременно…
Тут Клара поняла — эти дамы боятся мальчишек. Искоса, опасливо поглядывают в ту сторону. Рузвельт тоже там, съежился на крыльце соседнего барака. Он самый тощий и дохлый из всех, и его подначивают, подталкивают локтями. И вдруг ребята весело завопили:
— Эй, глядите! Дамочки, глядите!
Кларе хотелось кинуться к ним, поколотить, чтоб замолчали, но она даже заорать на них не могла: уж конечно, дамам это будет неприятно.
— Эй, вы! Глядите!
Рузвельт поднял что-то, потряс. Чудное у него лицо, у Рузвельта, и очень бледное, а волосы на голове такие редкие, что просвечивает кожа. Ребята хохочут. Две здешние женщины стоят неподалеку и тоже смеются.
Рузвельт проделал обычный свой фокус, от которого городских дам чуть не стошнило, и они закрыли лицо руками: откусил у живой птицы голову и выплюнул.
— Ах ты… ты… — Клара задохнулась от ярости.
Обе дамы почти бегом пустились прочь. Клара спешила за ними, пытаясь извиниться и не находя нужных слов.
— Мой брат — который сзади стоял, он не смеялся, — несчастным голосом говорила она. — Мой брат… он какой-то… малость с придурью — но он не смеялся… Он…
— Твоя мама отпустит тебя сегодня? — спросила миссис Фостер через плечо, почти не глядя на Клару. Лицо у нее стало серое. Казалось, она ждет — все равно чего, все равно, ответит ей Клара «да» или «нет», лишь бы дождаться и уйти…
— Ясно, отпустит, — сказала Клара. — Мне очень даже охота в церковь.
Наконец они выбрались на дорогу. Кларе стало совестно, что дорога такая изрытая, ухабистая. На обочине стояла машина, а в ней сидел молодой человек со скучающим, равнодушным лицом и курил. Клара заметила, что дамы перепачкали свои начищенные до блеска туфли, но сами они ничего не замечали. Шагали торопливо, только длинные юбки колыхались.
— Так мне тут ждать после ужина? — спросила Клара.
Миссис Уайли поглядела, будто не узнавая. У нее тоже лицо стало чудного цвета, серо-зеленое какое-то, пудра на нем будто пепел. Клара знала — Рузвельт сделал гадость, но ей всегда казалось, что такие вещи лучше не замечать, потому-то она изо всех сил старалась улыбаться.
— После ужина? — повторила она, наклонилась и за глянула в машину.
Почему-то от слова «ужин» их обеих передернуло. Молодой человек за рулем, плотный, коренастый, лет двадцати, уставился на Клару неподвижным взглядом. Он не улыбнулся.
— Это будет прекрасно, — сказала миссис Фостер.
Она вынула из сумочки носовой платок и утирала им лоб и верхнюю губу.
В половине седьмого Клара уже дожидалась на дороге. Она расчесала волосы и жалела, что не успела их вымыть — вымыть бы не мешало. На ней было голубое платье и голубые туфли без каблуков, которые называются «баретки», только немножко поношенные. В руках она держала желтую фетровую сумочку, она ее сама сшила из обрезков. Было еще совсем светло, до захода солнца оставалось несколько часов. Клара ждала, что та семья тоже придет, но они так и не появились, и она поболтала с какими-то ребятами, что играли у дороги, потом с Нэнси и еще с одной женщиной — те, с младенцами на руках, от нечего делать собрались в город. Потом она осталась одна, и ее даже в дрожь бросило от волнения. «Побываю нынче в церкви», — сказала она себе.
Наконец подкатила машина. За рулем сидел все тот же плотный малый.
— Ну, залезай, — сказал он. — Больше никто не едет?
По дороге он курил сигару, от нее плохо пахло. Но Клара себя уговаривала, что пахнет приятно, как будто этот запах тоже — от церкви, от нового для нее мира. Она беспокойно поглядывала на своего соседа, а когда он тоже посмотрел на нее, улыбнулась. Он ничего не сказал. Здорово быстро едет, подумала она. И спросила:
— Трудно водить машину?
Он перекатил сигару в другой угол рта и ответил не сразу:
— Смотря по тому, как соображаешь.
— А со скольких лет можно водить?
— Ты еще не доросла.
Больше он с ней не разговаривал. Клара смотрела в окно на дома, на людей, которые ничего не делали, только сидели у себя на верандах и глядели на проносящиеся мимо машины. Внутри что-то щемило, и это щемящее чувство сливалось с душным сладким запахом сирени, которая густо росла перед каждой верандой.
Подъехали к церкви — она оказалась не такая большая, как думала Клара, но белая и чистая, — и молодой человек сказал:
— Когда тебе станет тошно слушать эту муру, выходи. Я буду вон там. — И он показал на заправочную станцию дальше по улице.