Страница 13 из 34
— В самом деле, всему пришлось заново обучаться. Но очень захочешь — научишься. Дело в том, что это мое неумение помогло мне в семейной жизни. Сейчас я все объясню.
У меня в детстве были две подружки, которых матери еще до школы приучали к хозяйству. Дома у них все блестело, и дочери умели буквально все и очень этим передо мной гордились, а их матери втихомолку осуждали мою маму: тяжело, мол, дочери, в жизни будет. Представьте себе, получилось наоборот. Все мы уже, конечно, работаем, замуж вышли, дети у всех. Иногда встречаемся. И вот слышу жалобы от них: ничего не успевают — ни в кино, ни в театр, даже книгу почитать, и то только перед сном что-нибудь легонькое. Все время отнимает работа да хозяйство — даже с детьми поговорить некогда.
Странно, думаю, а я успеваю, даже мужу помогаю, когда надо, и на сына у меня время находится. Как это? Самой даже любопытно стало. Потом разобралась: да ведь они этим своим хозяйством были совершенно закабалены! Въелась в них с детства привычка к идеальной чистоте, к изысканному столу, ко всем этим чайным церемониям, семейным ритуалам. Если что-то не так, мелочь какая-нибудь: брошенная не на месте книга, не вытертая сегодня пыль, даже хлеб, нарезанный не так,— настроение портится. Это раздражает, выводит из себя. И вот постоянно только чистят, моют, скоблят, варят, жарят без передышки. По-моему, и домашним их это в тягость — как в музее живут: до всего дотронуться страшно. Уж они теперь и сами понимают, что глупо в конце концов так тратить жизнь, но не могут, понимаете, не могут остановиться — в привычку вошло. У меня просто: есть время — стираю, убираю, даже пироги пеку. Если же какое-то дело поважней есть, все хозяйство в сторону и никаких угрызений совести и переживаний. Освобожусь — сделаю. А нет — никто не осудит: не бездельничаю же я. И нам всем легко в семье. Бывает, конечно, и недовольство: того нет на месте, этого никак не найдешь в самый нужный момент. Поворчишь-поворчишь, да и дело с концом. Или объявляем «всесемейный розыск» и находим…
Такой вот рассказ. Правда, интересно? Собственно, я пришла к тому же: выбирала, что важнее и делала это в первую очередь. Но всегда испытывала какое-то унизительное недовольство собой — опять не успеваю, не успеваю, не успеваю! А тут повеселела, даже легче стало. С тех пор сознательно учусь отделять важное от второстепенного. Ошибаюсь, конечно, но науку эту постигаю с удовольствием. А поскольку я домашнему хозяйству с детства подчинена не была, то и стало оно в нашем семейном государстве на свое, подобающее ему место.
Э-э, напрасно обрадуется тот, кто склонен отлынивать от домашних дел,— ничего общего с выбором это не имеет. И кислое выражение лица перед миской с картошкой, которую надо очистить,— признак больших будущих неприятностей.
Проблема быта оказалась очень непростой, и мне пришлось несколько раз пересматривать ее с разных точек зрения. Чтобы потом к ней не возвращаться, продолжим разговор о быте. Он прямо выходит на важнейшую тему — материнство.
Обычно считается, да и я так долгое время думала, что пеленки, кастрюльки, щетки, веники только помеха в материнском деле. «Мать должна заниматься не питанием, а воспитанием, духовным ростом своих детей: интеллектуальным, нравственным, эстетическим — на этом должны быть сосредоточены ее силы» — так я лет десять назад написала в одной из своих статей. А теперь говорю домашнему труду спасибо — даже с чувством некоторого стыда за то, что когда-то считала его работой низшего сорта.
Снова вернусь я к той «маленькой маме» из московского дворика (простить себе не могу, что не узнала, как ее зовут). Чем я залюбовалась в ней прежде всего, еще до того, как она взяла на руки сынишку, до нашего разговора? А тем, как она работала. Она белье вешала, как песню пела. Она наслаждалась, вдыхая запах чистоты и свежести. Радовались ее руки, ощущавшие хорошо отжатую, прохладную ткань, радовались ее глаза, которые скользили — любуясь! — по пестрой, колышущейся на ветру гирлянде всех этих славных детских вещичек, радовалось все ее гибкое, молодое тело солнцу, ветру, движению и, главное, тому, что рядом сын, что он смотрит на нее. Это для него летали ее руки, и сияли глаза, и веселилось белье на веревке. Проза жизни у меня на глазах превращалась в высокую поэзию одухотворенного человеческого труда. И это видел, этому радовался человечек, который сам еще ничего не умел.
Первые впечатления. Как утверждает наука, они играют огромную роль в жизни человека, в становлении его характера и чаще всего связаны с матерью, с ее движениями, мимикой, прикосновениями и ее… работой. Да, да, с той самой ежедневной домашней работой, которой она занимается на глазах у ребенка. Как она это делает, от этого зависит у малыша эмоциональное восприятие ее действий, ее трудовых усилий, а значит, вырабатывается — подумать только!— отношение к труду со знаком плюс, со знаком минус или безразлично-нулевое.
Когда я до этого додумалась, мне стало не по себе: а что, если именно так и закладывается эта основа основ человеческой личности, ее нравственный стержень?
Но это еще не все. То, что делает мать дома: от стирки и уборки до праздничного пирога,— все это она делает не для себя, а для тех, кто с ней рядом. А значит, в каждом заштопанном носке, в каждом разглаженном платочке — тепло ее рук и сердца. Как-то я умилилась, услышав от рабочего человека:
— А я новые рубахи не люблю, да и из прачечной тоже. Холодные они, чужие. А вот женой штопанные-залатанные самые мои любимые. Они как-то теплей.
— А как же,— сразу согласилась с ним одна моя знакомая, которой я рассказала об этой мужской прихоти,— это не прихоть! Я сама штопаю, глажу, а сама о нем думаю. Передаешь мужу рубашку, а в ней забота, любовь моя… Без этого семья — не семья.
Вот так прямо и сказала: семья — не семья. А живут они с мужем вот уж больше тридцати лет, ладно живут, красиво. Поневоле прислушаешься да задумаешься над ее словами.
Выходит, домашний труд может стать настоящей школой заботы и внимания к близкому человеку не на словах, а на деле.
Есть и еще одна сторона домашнего труда, которая требует особого внимания. Сейчас стремятся все рационализировать, механизировать бытовые хлопоты, часто пользуются Домом быта и всевозможными мастерскими. Но надо же знать меру, необходимо выбрать, какую работу переложить в чужие руки, какую обязательно оставить.
Почему «оставить», да еще «обязательно»? Кому это нужно? Да нам, всем нам, а особенно нашим детям. Сомневаетесь? Что это, мол, за реабилитация примитивного ручного труда, от которого нас, слава богу, все больше избавляют машины? Давайте разберемся.
Накопилось много свидетельств, что разнообразный ручной труд, развивающий руки, как ничто иное развивает и ум. Утверждение Карла Маркса о том, что надо «работать не только головой, но и руками», обычно все знают, но многие ли догадываются о том, что этот «естественный закон природы» действует с первых месяцев жизни человека. Через руки малыша, овладевающие разными предметами домашнего обихода, поступает так много информации в мозг, что он развивается гораздо успешнее, чем, если бы оставить ребенка один на один лишь с игрушками.
Есть у нас в Подмосковье город Загорск. А в нем уникальное детское учреждение, где люди творят настоящие чудеса: слепоглухонемых детей (вдумайтесь: слепых, глухих и немых!) учат пользоваться орудиями труда, домашней утварью, письменными принадлежностями — короче, реальными вещами (не игрушками!), в которых как бы аккумулировалась изобретательская мысль человека. Не глаза, не уши — руки делаются чуть ли не единственными возбудителями мысли.
Так как же не воспользоваться в семье этим верным способом развития Человека? Поэтому и надо обязательно оставить что-то для ручного труда дома.
Выделить для этого удобное место, не жалеть денег на хорошие инструменты, приспособления, приборы. Скажем, я всячески культивировала бы в доме всевозможную починку одежды, утвари, мебели (это прекрасно: дарит вторую жизнь), мелкий, а по возможности и значительный ремонт квартиры(всем вместе!), всякое рукоделие (вышивка, вязание, выпиливание, выжигание и т. д.), украшающее жилье.