Страница 120 из 187
Кадзи надеялся, что с потерей Окинавы верховное командование, несмотря на всю свою тупость, все-таки признает себя побежденным. Он жаждал этого. Сотни тысяч людей сохранили бы жизнь, великое множество вновь обрело мир и труд, пусть в новых, неизвестных еще условиях военного поражения… И если ради этого надо пожертвовать Окинавой, то Кадзи даже считал, что чем скорее она падет, тем лучше.
Внезапно он остановился.
— Вот!
На мокрой земле виднелись свежие кабаньи следы. Судзуки, а за ним Кадзи сняли винтовки с предохранителей. Все трое замерли в напряжении.
Кабан ступал по слежавшейся прошлогодней листве, петляя между деревьями. Затем след терялся. Потом они увидели его самого: тревожно озираясь, кабан пересек дорогу на Циньюньтай и начал взбираться по противоположному склону.
— Верных триста метров.
Кагэяма взял у Судзуки винтовку и поправил прицел. Кадзи хотел отдать Судзуки свою, но тот показал: «Не надо».
— Первый выстрел мой! — сказал Кагэяма. Кадзи приготовился стрелять с колена.
За поворотом дороги трусцой ехал в сопровождении пешего ординарца командир батальона майор Усидзима. Он умышленно не предупредил никого о своем приезде. Майора непрерывно терзали подозрения о неподготовленности вновь сформированных подразделений к задаче, на них возложенной: к исполнению священного долга по охране государственной границы. Майор не смыкал глаз и того же требовал от своих подчиненных. От его распорядительности зависит безопасность государства.
Он вовсе не стремился к подобной ответственности. Но раз уж так случилось, он лицом в грязь не ударит. По натуре майор не отличался воинственностью и в свое время, не обнаружив в себе необходимых для военной карьеры качеств, уволился в запас. Но гражданская жизнь пришлась ему по душе еще меньше, чем военная: пока он служил, гораздо более молодые обогнали его, успев занять довольно приличное положение в обществе, и майор, которому пришлось начинать все сначала, чувствовал, что его затирают. Профессиональный военный может держать голову высоко, только пока он в армии, в гражданской жизни погонам оказывают почтение лишь для вида, а стоит повернуться спиной, как они становятся объектом насмешек. Слова «господин майор» не имеют никакого веса в гражданской жизни. Проходят дни, месяцы, неудовлетворенность все сильнее бередит душу. Хочется жить более привольно, смело, более обеспеченно, наконец! Ему уже за сорок, разве это жизнь? А ведь он командовал воинской частью, пусть не ахти как… Потом майора снова призвали. Империя оценила его по справедливости, в соответствии со званием. Как рыба, вновь попавшая в воду, майор Усидзима ощутил прилив новой энергии. В армии происходило переформирование, и во вновь созданном батальоне, где не было ни одного офицера с большей, чем у него, выслугой лет, он, бывалый майор, мог занять достойное положение.
Вот только с местом службы не повезло — граница, прямо под носом у мощного противника; он, майор Усидзима, в ответе за все, что здесь происходит, от Циньюньтая до Гуаншаньтяня. И время тоже не из удачных. С Тихого океана поступают безотрадные вести; даже странно, что здесь, в этом районе, по-прежнему все спокойно. Но нет, шалишь, эти мирные сопки, озаренные весенним солнцем, не введут майора в заблуждение. Оп обязан учуять запах опасности…
Сегодня он намеревался нагрянуть на позиции, находившиеся под командованием вновь назначенного подпоручика.
Лошадь трусцой донесла его до поворота горной дороги. Сзади, одолевая подъем, спешил ординарец.
Внезапно совсем рядом грохнул винтовочный выстрел. Над самым ухом майора разрезая прозрачный воздух, просвистела пуля, за ней вторая… Майор скатился с седла и опрометью кинулся в заросли. Снайпер, за ним охотится снайпер! Стреляли с близкого расстояния — это он сразу понял. Советский снайпер!
Ползком командир батальона карабкался вверх, стараясь добраться до спасительного кустарника. Ординарец бросился обратно, вниз по дороге, то ли за испуганной лошадью, скакавшей во весь опор, то ли просто со страху.
Командир батальона оказался без охраны. Нестерпимо страшно было лежать, притаившись, в пределах досягаемости снайперского огня. Вытащив саблю из ножен, майор поднялся во весь рост и что было духу помчался под прикрытием кустарника к казармам Гуаньшаньтяня.
Бледный, с искаженным лицом, волоча по земле саблю, командир батальона, спотыкаясь, ворвался в ворота и хрипло крикнул:
— Тревога!
Вконец растерявшийся часовой, повернувшись к казармам, машинально повторил:
— Тревога-а!
Начальник караула, унтер-офицер Хиронака, с посеревшим от страха лицом бросился к караульной будке.
— Караульный состав, на преследование! Вот сюда, в этом направлении! — задыхаясь, совсем не по-военному выкрикивал командир батальона. — Обнаружен вражеский снайпер! Численность противника неизвестна…
— Горн! — закричал Хиронака. — Горнист! Сигнал тревоги!
Горнист приложил к губам горн.
К этому времени командир батальона пришел в себя.
— Отставить! Начальник караула, возьмите пять человек — на преследование! В случае тревоги подайте сигнал троекратным выстрелом. Где командир взвода?
— Отбыл на инспектирование.
— Действуйте!
Шесть человек двинулись ускоренным шагом. Командир батальона с усилием ловил воздух — у него пересохло в горле. Он все еще не замечал, как нелепо он выглядит с обнаженной наголо саблей.
Унтер-офицер Хиронака и пять его подчиненных впервые изведали леденящий душу страх, знакомый только разведчикам, вступающим в зону смерти, когда приходится полагаться только на собственные глаза и уши, а секундное замешательство стоит жизни.
Отряд осторожно продвигался вперед, настороженно вглядываясь в лесную чащу, в поисках невидимого противника. Там они и наткнулись на команду Кагэямы.
Когда недоразумение выяснилось, дружный смех девяти человек раскатами огласил лес.
Кагэяма задыхался от смеха.
— Однако промахнуться на таком расстоянии… — Он покачал головой. — Вряд ли ему так повезло бы, окажись здесь настоящий советский снайпер, а, Кадзи?
Кадзи, уложивший кабана, только усмехнулся.
— Господин командир батальона крайне возбужден, — становясь серьезным, сказал низенький унтер Хиронака. — И если не будет каких-нибудь оправданий…
Кадзи наблюдал за Кагэямой. Стрельба здесь была строжайше запрещена во избежание всяких поводов для пограничных конфликтов.
— Ладно, улажу как-нибудь! — все еще улыбаясь, ответил Кагэяма. — А вот кабанчика этого придется, увы, отослать в Циньюньтай. Тут уж ничего не попишешь!
— Подпоручик Кагэяма проверял посты, — бодро отрапортовал он командиру батальона. — По пути подстрелили кабана.
— Унтер-офицер Судзуки! Выделите двух человек для доставки кабана в Циньюньтай и еще четверых для сопровождения господина майора.
Майор все понял. Ему хотелось наказать дерзкого подпоручика, но собственный испуг, растерзанный вид и эта сабля наголо стесняли его.
— Подпоручик небрежен в отношении стрельбы! — стараясь принять обычную торжественную осанку, резко заметил он. — Обо всякой охоте и тому подобных вылазках впредь докладывать заместителю командира батальона!
— Слушаюсь! — Кагэяма откозырял. На солдатском жаргоне такая манера отдавать честь называлась «любовной». Рука взлетает вверх слишком уж четко, жест аффектирован настолько, что граничит с издевательством. И хотя это всем ясно, придраться не к чему.
Кадзи это отметил с удовольствием.
Через пять минут Кагэяма совершенно забыл о всей этой комедии. В глубине души он посмеивался над майором, но не придавал случившемуся никакого значения. Он и не заметил, что, слушая его рапорт, майор из кожи лез, стараясь отыскать у него в расположении какие-нибудь непорядки. Изъянов в несении караульной службы на участке подпоручика Кагэямы не нашлось. И все-таки спустя два дня он был отозван в Циньюньтай. На его место назначили другого подпоручика.
Этот не походил на Кагэяму — все сразу заметили. Больше нельзя было ни вырезывать трубки на солнышке, ни стирать у речки. Новый взводный, подпоручик Нонака, был уже немолод. Он всячески старался показать обширность своих познаний и каждый день читал солдатам наставления. Поводы для наставлений в изобилии давала сама жизнь, так что нехватки в темах подпоручик Нонака не испытывал. Американцы начали высадку десанта на Окинаве, Советский Союз денонсировал пакт о нейтралитете с Японией, приближалась развязка.