Страница 105 из 187
— Что пишет?
— Пишет, что места себе не находит. Совесть заела. Никак не возьмет в толк, с чего это все-таки застрелился Охара. Мертвого ведь не спросишь. Она, кажется, уходила из дому… Так теперь вернулась к его старухе…
Кадзи тяжело вздохнул. Поздно образумилась. На что это теперь Охаре?
— Охара, верно, радуется на том свете, — голос Сасы странно вздрогнул.
— А ты бы на его месте обрадовался? А Ёсида что поделывает? — спросил Кадзи.
Но прежде чем Саса успел ответить, за дверью послышались шаги и раздался голос самого Ёсиды:
— Пять человек на работу!
В комнате вместе с Кадзи было четверо новобранцев. Мори, который не участвовал в разговоре и готовился заступать в караул, переглянулся с остальными.
Открылась дверь. Вошел Ёсида. Отсчитал:
— Раз, два, три, четыре… Ну, хватит. Выходи строиться.
Трое двинулись и лишь один, стоя спиной к Ёсиде, не шевелился. Ёсида сделал шаг вперед. Только один шаг. Он узнал Кадзи. Тот снял ремень и зажал его в руке. Обернуться и хватить с размаху по ненавистной физиономии? Под письмом Митико бешено стучало сердце. Этот удар все изменит. Худо ли, хорошо ли, все сразу изменится.
В следующую минуту Ёсида, побледнев, выдавил:
— Ты, Кадзи, тоже иди…
Голова Кадзи сработала, не дала воли слепой ярости. Скажу, что еще не доложился о прибытии, и все тут. Куда спешить? Но вместо этого он сказал:
— С Охарой нас как раз оказалось бы пятеро, господин ефрейтор.
Увидев ремень в руках у Кадзи, Ёсида струсил. Впервые в жизни он струсил перед младшим по чину. И хоть бы один старослужащий рядом! О, тогда Ёсида без колебаний разделался бы с Кадзи. Теперь глаза Ёсиды лихорадочно бегали. Нужно было срочно восстановить престиж ефрейтора. Ударить — в ответ засвистит ремень. Об этом предупреждало белое как полотно лицо Кадзи.
Фортуна однако охраняла Ёсиду. Дверь распахнулась и на пороге появился Хасидани.
— Эй, кто-нибудь! Приведите в порядок мое обмундирование. Начальника караула приходится сменять, провались он пропадом!
Поединок не состоялся.
— О, господину унтер-офицеру придется сменить начальника караула? Вы даже не отдыхали, — залебезил Ёсида.
Но Хасидани уже смекнул, что здесь должно было произойти.
Ёсида поспешил смыться, захватив на работу лишь двоих — Сасу и Канасуги. Как только за ними захлопнулась дверь, Хасидани подошел к Кадзи.
— Только попробуй что-нибудь выкинуть до моего возвращения! Если уж ты непременно хочешь помериться с ним силой, — продолжал он, — сделаешь это вот здесь, на моих глазах, когда я вернусь.
Кадзи пристально посмотрел на Хасидани. Противник — ефрейтор, судья в схватке — унтер-офицер, оба старше его по чину. Итак, исход предрешен. Кадзи усмехнулся — не над предложением Хасидани, а над собой. Раз промедлил, значит, никогда не решится… Он может лишь хорохориться да подзуживать себя. Где ему решиться!
— Понял? — переспросил Хасидани.
— Так точно.
Он понял одно: даже если Хасидани разрешит драться, Хино никогда этого не допустит. Кадзи почувствовал, что окончательно теряет почву под ногами.
Командуя новобранцами в каптерке и вспоминая побелевшее лицо Кадзи, Ёсида все больше распалялся. Самым нестерпимым для него было то, что падает его престиж. Личной злобы Ёсида не питал ни к кому, он просто школил новобранцев так, как школили в свое время его. А этот Кадзи непростительно задавался. Повысили — вот и думает, что ему все можно. Ёсиде нечего его бояться, пусть сам поостережется. Спать спокойно не можешь, если он поблизости, вот до чего дошло!
В эту ночь Кадзи, измотанный бесконечными дежурствами, спал как сурок. Среди ночи он внезапно почувствовал, что задыхается. Что-то мешало дышать. Он рванулся, отгоняя от себя кошмары. Рот и нос закрывала маска из сильно намоченной туалетной бумаги. Он сорвал ее, вздохнул полной грудью, приподнялся на койке. Кадзи бросил взгляд в сторону Ёсиды. Спит, а может, притворяется, что спит. Скатав бумагу, Кадзи швырнул комок в Ёсиду. Тот никак не реагировал. Кадзи лег. Впервые представил себе, как убивает Ёсиду. Обида за Охару, отвращение к армейским порядкам — все теперь вылилось в лютую, беспредельную ненависть к Ёсиде.
43
Синдзе заступил в ночной караул вместе с Баннаем. Баннай был инициатором расправы, учиненной над ним в День армии. Синдзе не забыл об этом. Баннай тоже помнил, хотя и не придавал случаю особого значения. Возможно, он считал, что расправа — дело прошлое и, раз случай его свел с Синдзе на посту, нужно это прошлое похоронить. Как бы то ни было, он заговаривал с Синдзе и вообще вел себя мирно, хотя во всех его словах и сквозило чувство превосходства.
Они шли по тропинке на сторожевой пост Б. Стояла лунная весенняя ночь. Баннай просто извел Синдзе своими разговорами. Говорил он больше о женщинах, бахвалился многочисленными победами, пространно рассказывал о том, как то одна, то другая ползала на коленях, умоляя его связать с ней жизнь. Можно было подумать, что Баннай только и делал, что радовал прекрасную половину рода человеческого. Рассеянно слушая его, Синдзе размышлял, может ли русский солдат оказаться таким вот пустым бездельником и вралем. Он вспомнил слова Кадзи о прекрасном цветнике по ту сторону границы и невольно задумался, чем объясняется красноречие таких вот, как Баннай, которых хлебом не корми, только дай потрепаться о своих похождениях. Верно, только одним — бесконечной скудостью их духовной жизни! А Баннай все тянул свое.
— Знаешь, Синдзе, о чем я мечтаю? Вот уволюсь из армии, найму десяток баб и открою здесь заведение. Дело будет! Простачки думают, что здесь одни болота — дескать, не заработаешь. Как бы не так! Еще как развернусь, небу жарко станет! За пятьсот иен можно купить? Даже дешевле станет, если набирать из глухих деревушек. Интересно, разрешение надо, чтоб открыть дело?
— Не знаю.
Про себя Синдзе усмехнулся мечте бывшего скотобойца возвыситься до хозяина борделя. Мечта была, конечно, смехотворной, но Баннай делал ставку на голод здоровых молодых людей, изнывающих в армии от многолетнего воздержания. Неизвестно, сколько еще продлится игра в жмурки с границей. Ведь Баннаю никто не внушал мысль о неизбежном поражении Японии. Откуда ему было знать, что японцы ежедневно пядь за пядью отдают противнику свои острова, приближаясь к развязке.
Разглагольствования Банная были прерваны взметнувшейся в небо ракетой. Откуда она взлетела, на глаз было трудно определить. Баннай весь напрягся и, толкнув Синдзе локтем, прошептал:
— Близко?
— Не очень.
— Нет, близко.
Из владельца преуспевающего борделя Баннай мгновенно преобразился в храбреца Квантунской армии. Перед отправкой сюда, на сторожевой пост, Исигуро, видя недовольство Банная тем, что его обошли с повышением, сказал:
«На фронте довольно одной отваги, чтобы заделаться унтером, а здесь другое дело. Хочешь, я тебя кой-чему научу, Баннай? Вот вы, старослужащие, филоните на постах, только и тешитесь бородатыми анекдотами… А ведь и здесь можно отличиться!»
«Как это?» — недоверчиво поинтересовался Баннай.
«Ты знаешь, что у капитана ракетомания? Возьми и сыграй на этом».
Видя, как пренебрежительно скривился Баннай, Исигуро усмехнулся и сказал:
«Слышал, как одного пирамидоном от поноса вылечили? Так-то, брат! Все можно, только бы аптекой пахло».
Тогда Баннай пропустил мимо ушей слова Исигуро и только сейчас, когда в небо взвилась ракета, понял, что к чему.
— Пошли! — скомандовал он и даже потянул Синдзе за рукав.
Синдзе нехотя спустился с Баннаем в низину. Над болотом сияла луна. Топкая почва постепенно перешла в трясину.
Наконец они поняли: еще шаг вперед — и они увязнут в трясине.
Баннай первым остановился.
— Не видать.
— Ракету запускали не здесь.
— Думаешь?
Когда Баннай уже повернул назад, они оба враз услышали за собой приглушенное хлюпанье воды. Вскоре звук повторился. Почти прижимаясь к траве, Баннай пошел на звук. Синдзе последовал за ним.