Страница 103 из 187
Синдзе радовало совсем другое. Уже несколько суток подряд его не посылали в наряды. Синдзе хотелось подойти к Кадзи, поделиться новостью, но тот его сторонился.
После полудня, когда уж совсем нечего было делать — учения были отменены, — Хасидани, желая чем-то занять солдат, а заодно и разнообразить скудное меню, повел их собирать лебеду. Они рассыпались по полю. Синдзе держался рядом с Кадзи.
— Скоро будем в двух шагах от границы, — сказал он со знакомой улыбкой.
— То, что трудно зимой, проще летом…
Кадзи взглянул на него, на буро-зеленую тень впереди до самого горизонта. Не пойдет же он по дорогам, дороги охраняются. Значит, напрямик… по болотам…
— Рискнешь по болотам? — спросил он. — Один?
— Пойдем вместе?
Кадзи покачал головой.
— Из-за жены?
— Нет.
— Ты же хотел, а, Кадзи?
Кадзи промолчал, наклонился, долго рвал лебеду. Потом резко повернулся к Синдзе:
— А ты не думаешь, что, бежав от одних трудностей, встретишь там новые?
— Не тот огород. Что ни говори, там страна социализма.
— Ты раньше говорил: земля обетованная. — Кадзи улыбнулся, — А тебя примут в этот рай? Тебя, японца?
— Сомневаешься?
— Не то что сомневаюсь, просто не так наивно верю, как ты. Что такое сделали японцы, почему они везде, на всем земном шаре наталкиваются на недоверие? Тут дело не в тебе лично, — добавил он.
— Ты пессимист, Кадзи. Чем я опасен русским?
— А ты неразумный оптимист. Разве дело в опасности? Просто ты им не нужен.
Синдзе опустил голову, на висках его нервно дергалась кожа.
— Ты пойми, логика фактов. Одно то, что ты бежал из армии, которая для них враг, еще не значит, что ты им друг. Дезертир есть дезертир.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то что бежать — это трусость. Бежать только потому, что на чужой клумбе цветы красивее? Они растут не для беглецов из Квантунской армии. Еще хорошо, если они там есть, Цветы. А если нет? Разумеется, будут со временем. Почва там благодатная! Но разве со временем они не зацветут и у нас?
— Брат обрадовался бы твоим словам, — горько усмехнулся Синдзе. Он машинально рвал траву и бросал ее на землю. — А чего стоит твоя теория искупляющего страдания?
Кадзи пожал плечами.
— Это не теория, а твоя мораль, Кадзи. Не могу не восхищаться, но разделять тем более не могу. Да, я дезертирую потому, что у меня нет больше сил терпеть. Бессмысленные, никому не нужные мучения. Война проиграна, это ясно любому. Так чего же тянуть? Я отдаю должное твоей выдержке и упорству, Кадзи, но нельзя же быть таким фанатиком, надо смотреть жизни в глаза.
Кадзи тяжело вздохнул. Жаль, Синдзе опять не понял его. Как не понимали и другие. Синдзе продолжал:
— Ну что ты можешь сделать, Кадзи? Самое большее — отомстить Ёсиде?
Кадзи молча рвал лебеду. Синдзе мог бы этого не говорить. Он и так считал свою месть Ёсиде бросовым делом. Ну что в самом деле она даст? Поубавит спеси старослужащим — и только. Армейские-то порядки не изменятся. Армейская машина сотрет Кадзи в порошок и еще больше утвердится в своем могуществе. А если так, выходит, что вся его месть и вправду пустое дело. И все-таки он не на шутку встревожил капитана, Хино и Хасидани. Почему — об этом стоит призадуматься.
Постепенно его гнев на Ёсиду сменился чисто рассудочной неприязнью. Кадзи так и не придумал, как отомстить ему, хотя оставить его подлость безнаказанной тоже не мог. Ничего, пусть начальство поволнуется; мина заложена, теперь дело только за взрывом.
Кадзи смотрел в степь. Солдаты в грязно-бурых гимнастерках казались стадом коров, пощипывающих корм. От земли веяло тишиной. Завтра, когда они переберутся на границу, спокойствию придет конец. Но сейчас тихо. Мягко светит весеннее солнце. Выкупавшись в его теплых лучах, солдаты придут с охапками лебеды в казарму, польют траву соевым соусом и съедят. По вкусу лебеда напоминает шпинат. Мирная крестьянская трапеза — какое она имеет отношение к побегу Синдзе или к мести Кадзи?
— Обиделся? — спросил Синдзе.
— Нет.
— Ёсида вроде почуял недоброе. Последние дни сам не свой.
Кадзи усмехнулся. Неужели Ёсиде передали? Действительно, он все дни напролет отсиживается в каптерке. У каптенармуса, конечно, сейчас дел хватает, но с чего вдруг он рычит из-за каждого пустяка? Пусть боится. Пусть места себе не находит. Пусть вздрагивает, лишь скрипнет дверь в темном коридоре. Пусть не выходит по ночам в уборную. Пусть ходит голодным, когда Кадзи дежурит на кухне, не то наглотается лошадиных блох. Пусть на маневрах не становится впереди Кадзи.
Кадзи ошибался. Ёсида ничего не знал о его намерениях. Но когда ему рассказали, как шутя расправился Кадзи с Сирако и Кубо, Ёсида звериным инстинктом почуял опасность. Он сразу озлобился, но не из-за страха перед Кадзи, а из-за того, что до сих пор не проучил его.
— Если даже свалишь Ёсиду, не надейся, что справишься с остальными старослужащими, — предупредил Синдзе. — И вообще не кажется ли тебе вся эта затея пустым ребячеством?
— С меня достаточно поставить на место Ёсиду. А если и начальство признает его виновным в смерти Охары, буду считать свой долг выполненным.
— Ну хорошо, ты накажешь Ёсиду, но с тобой тут же расправится Хасидани!
— Ну и что? Ты предлагаешь сложить оружие? — Лицо Кадзи стало суровым.
— По-твоему, моя затея — ребячество. Да, я иду на риск. Но я осуществлю то, что задумал. Не знаю как, но отомщу Ёсиде. Месть — дело низменное, я знаю, но то, что мстит новобранец, да еще отличник, первый кандидат на повышение, заставит многих призадуматься.
Синдзе сжал губы и больше не проронил ни слова. Кадзи импонировал ему своей прямотой и одновременно вызывал жалость. Он уже воочию видел его провал, а поражение никого не убеждает. Он ни минуты не сомневался в том, что Кадзи потерпит крах, и от этого у него было тяжело на душе. Синдзе казалось, что Кадзи его укоряет: «Я иду напролом, а ты отсиживаешься в кустах».
40
Рота передвинулась на границу. «На границу» — это условно, до нее от расположения было еще километров пятнадцать-шестнадцать, Сторожевые посты были связаны между собой караулами, которые и осуществляли непосредственное наблюдение в пограничной зоне.
Вскоре после передислокации объявили об очередных повышениях. Ёсиду и Банная, надеявшихся на этот раз непременно стать унтерами, обошли. Кадзи и Яматохису повысили.
Они оба попали на дальний сторожевой пост под начало к унтеру Сибате. Так Хино удалил Кадзи из основного состава роты. Теперь можно было не опасаться его столкновения с Ёсидой, который как каптенармус состоял непосредственно при роте. Унтер Сибата, проинструктированный на этот счет Хино, изводил Кадзи нарядами. Здесь сквозил не только расчет измотать Кадзи настолько, чтобы тот и думать забыл о мести; беспрерывные наряды сами по себе наказание. Так, например, если вновь испеченный солдат 1-го разряда Яматохиса попадал в караул преимущественно днем, то дежурство Кадзи обычно всегда приходилось на ночное время. Караульный обход совершали, как правило, вдвоем, но надо было отмахать километров двадцать. Днем же на Кадзи, как на младшего по чину, обычно наваливали ворох всяких дел. Кадзи постоянно недосыпал. Он почувствовал, что сдает, что, если так пойдет дальше, надолго его не хватит.
Как правило, в сторожевом охранении посты сменялись регулярно, но бывало и так, что смена задерживалась. И тогда выезжали на новобранцах. Старослужащих не утруждали дежурствами, в ночное время не трогали вообще. А в команде унтера Сибаты для «стариков» вообще не существовало начальства, его самого они ни во что не ставили.
Кадзи надеялся на новом месте вздохнуть свободно, но когда на него один за другим посыпались внеочередные наряды, он затосковал по казарме.
В эту ночь Кадзи заступил в караул вместе с унтером Хиратой, назначенным сюда из другого взвода.
Поздняя весна или раннее лето — лучшая для этих мест пора года. Пройдет еще недели две — и лето, словно сознавая краткость своей жизни, польется на землю огнедышащей солнечной лавой. Тела людей загорят и почернеют, и здесь, среди болот, станет душно, как в парилке. С низин налетит мошкара.