Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 81

— Тяну на бреющем, Степаныч, с провалом в штопор. Не могу высоту набрать, бляха-муха… Я твою мамку жду. Сказать надо, чтоб не ходила к фараонам за меня хлопотать, а то ж ее заметут, ротвейлеры подлые…

— А мамка домой не приходит! Сколько дней уже все не приходит!

И с прорвавшейся горечью, что давно уже в нем собиралась и когда-то должна была выйти наружу, с беспощадностью детской он прокричал:

— Из-за вас это все! Сами вы к нам не ходите! Понятно!

— Да? — перестал дядя Женя раскачиваться и лоб приложил к столбу кирпичному. — Правильно! Я так и сделаю щас! Будь спок, Степаныч! Чикаться не буду…

От столба оторвавшись, не разбирая дороги, заспешил он стремительно к руинам пустоглазым, оступаясь и путаясь в бурьяне. И так устремился направленно, так уверенно, будто заранее знал, что ждет его там и что потом с ним случится. Оступившись, он свалился в бурьян и затих…

«Вот зачем я такое обидное крикнул! Зачем! Вот зачем!»

Подбежал к дяде Жене, за плечо стал его тормошить:

— Дядя Женя, простите меня! Простите! Я так не хотел! Оно вышло само! Вставайте! Что вы так на земле? К нам идите. В нашей комнате будете спать. Я открою. А чего же вы плачете?

— Да ударился я, бляха-муха, — прошептал он, вставая. — Ты иди. Я теперь дотяну…

…Уже вечерело, когда, умывшись на озере, Валерик к бараку пришел, его встретила бабушка Настя:

— Молочко свое выпей, и спать. Тебе завтра в очередь надо за хлебцем вставать. Дак ложись. А как хлебец получишь, полбуханки Коротчихе-бабке отдай: я у нее позычала, когда Гера была. Наша ителлигентка всегда без хлеба является. Для виду конфеткой мусолится, а селедку рубает, как дядя ломовой. По рыбине целой да коньяка по бутылке. И смашно так все уговаривает, но не жадная: последнее разделит. Видно, горя хлебнуть довелось. А может, и смерть свою видела да ее и пересилила.

— А разве такое бывает, бабуля?

— Бывает, внучек ты мой, — бабушка Настя вздохает. — У людей смелых да праведных… Девка она честная и правильная, потому и несчастная.

— А почему, когда люди хорошие, то плохо живут?

— А кто ж его знает, дитенок ты мой. Да и рассуждать уже некогда: солнышко наше ушло на покой, значит, и нам пора в люлю. Надо теперь «Отче наш» прочитать да «На сон грядущим». А когда ляжешь, тихонько скажи: «Спать ложуся, крестом крещуся. Ангелы на боках, Пречистая Божая Матерь в головах». И будешь спать себе с Богом до самого утра.

Пауль Шварц

Как и обещал Белый начальник, оказавшийся Первым секретарем горкома ВКП(б), немцы работали теперь на стройках города по своим гражданским специальностям. Трудились они и в бригадах с местными рабочими и в чисто немецких бригадах.

Пауля Шварца, работавшего столяром до призыва в вермахт, направили в деревообрабатывающий цех завода. И там же, пройдя профессиональную проверку, право получил самостоятельно работать на станках.

Среди станков, изготовленных в России, с теплой радостью встретил он станок германский, модели «Рейсмус». Как давнего друга встретил! Утром кивком головы здоровался с ним, а после смены таким же манером прощался. И следил за ним с аккуратностью мастера дела.

Ходил теперь Пауль на работу с удовольствием: в столярке работать — не на руинах выматываться! Уровень работы другой! И русское дерево также пахнет духмяно, как пахнет дерево в родной Фатерланд.

А в Советской стране было то настоящее время, когда из руин и пепла города поднимались, деревеньки и села. Строилось и возрождалось все, что было так безжалостно порушено этой, самой жестокой войной.

Наряду с казенным строительством, с неимоверной натугой и надрывом сил, шумело повсеместно строительство частное, обреченное рассчитывать на собственные силы: что материалы добывать, что выполнять различные работы по строительству.



Но было все-таки надежнее всего недостающее искать на тех же государственных объектах, путями неисповедимыми.

При таком положении дел пленные немцы невольно оказались на волне событий. Они тут же подпитывать стали строительство частное из казенных источников, хоть и грешным путем, но к обоюдной радости сторон.

Работавшие возчиками на конях возможностей имели больше, чем безлошадные камрады. Они открыто и без опасений могли возить между объектами и пару листов кровельной жести, и в ведрах какую-то краску, и доску половую, обработанную в заданный размер. И все это добро, хоть и с оглядкой, умудрялись доставить по подворьям частным еще до гудка на обед или до конца рабочей смены.

Неиссякаемый спрос имели столярные изделия, которые частник вынужден был изготавливать сам или в какой-то артели заказывать. Но у немцев заказывать было почти что бесплатно.

И немцы со строек несли и везли самое нужное. И до того, как идти по гудку в заводской Дом культуры, куда им обед привозили, спешили сначала к заказчику сбегать, унося-увозя заказ припасенный. А платой за все, что им удавалось «сдибрить» для частного сектора, со скидкой на послевоенную бедность, была упрощенная форма оплаты: чарка водки да миска борща.

Борщ в этом крае варили отменный! При отсутствии мяса, умудрялись стряпухи борщ варить бесподобный на отваре свежайших грибов, если на них был сезон. А сезон на грибы в этой местности был с дней весенних до первых морозов. И водилось в тех Брянских лесах изобилие разных грибов: от сморчков и строчков, веселушек весенних, до говорушек осенних и поздних рядовок. А какие водились там рыжики! Сладкие грузди! А белые! Боже ты мой!..

Для отвара под борщ молодые маслята годятся. Бульону они отдают всю янтарную прелесть и вкус несравненный! Отменный бульон создают и рядовки осенние.

А что за поджарка к картошке отваренной из маслят получается! Если с репчатым луком да со сметаной слегка притушить!

Такой «перекус» предобеденный немцам пришелся душевным блаженством.

Пауль Шварц исключением не был. Как настоящий «дойче золдат», он охотно включился в полезное дело своих камрадов.

Перед обедом, колодками шлепая, спешил он маршрутом намеченным, неся подмышкой прикрытую фартуком раму оконную, на детали разобранную.

За поясом, под кителем, небольшой молоток и стамеска. В кармане — горстка нагелей деревянных. Клей столярный готовился у заказчика. Было все необходимое при нем, чтобы у заказчика раму собрать в минуты какие-то, выпить водки стаканчик граненый, закусить на скорую руку борщом или чем-то другим, что на этот момент поднесет Всевышний рукою хозяина дома или хозяйки, и с духом приподнятым на свой обед спешить, уже официальный.

Пауля Шварца знала теперь вся округа и на русский манер звала Павлом. Сколько окон улыбалось ему белизной новых рам, когда он проходил по Привокзальной улице, по Харитоновской!

Это подспорье в жизни его подневольной возникло нежданно.

Окончив работы столярные на водонапорной башне, с группой своих товарищей возвращался Пауль в лагерь Привокзальной улицей. По улице этой, кроме дяди Вани-корявочника да кареты «скорой помощи», никто не ездил, и потому ее проезжая часть, заросшая травой, была самым излюбленным полем футбольным для детворы. А не любил транспорт разноколесный Привокзальную улицу потому, что она, ни с того, ни с сего, втыкалась в бок Харитоновской улице с роскошной лужей, не всегда проезжей.

Приотстав от группы, чтобы пройтись одному, Пауль был в своих мыслях, когда перед ним пролетел мяч и врезался в шибку окна домика одноэтажного, с потемневшим от времени срубом.

Обескураженный внезапностью, остановился Пауль.

Ребятня, услышав звон оконного стекла, разбежалась и попряталась.

И тут, провизжав ступеньками крыльца, на улицу с ухватом выскочила женщина:

— Ах, раз так вашу мать! Ну, бандиты несчастные! Ты погляди, что наделали, а! Людечки добрые, гляньте! Целую шибку выбили напрочь! Ну, это ж надо! Все теперь! Баста! В милицию пойду! Так и знайте, бандиты! Вот кто теперь будет стеклить, а?..

Она запнулась, услышав свой вопрос. «А действительно, кто теперь будет стеклить? Да и стеклить уже нечего: старая рама распалась…»