Бескрылые птицы

— За кого вы нас принимаете? — спросил Волдис.

— Я знаю рижан! Все они бунтовщики и лодыри, с ними надо быть начеку.

— Квартира далеко от участка? — спросил Карл.

Айзсарг невнятно проворчал что-то в ответ.

— Квартира… У нас есть новый дом, но он еще не достроен, самим еле-еле места хватает. Может, подыщете квартиру у соседей; а если не найдете — велю батрачке вытопить баню. Как-нибудь проживете.

Все переглянулись, но ничего не сказали. Странный хозяин: нанимает рабочих, а жилье предлагает искать где угодно.

От корчмы Раганас они свернули налево, довольно долго ехали лесными полянами, проселками и, наконец, добрались до рощи, заваленной срубленными верхушками и ветками берез.

— Разве вы верхушки и сучья не пускаете на дрова? — спросил Волдис, указывая на валежник.

— Нет, это не окупается. Мы берем у дерева ту часть, которая годится на фанеру, остальное оставляем в лесу.

— Да, по-вашему, это не окупается. А мне вот кажется — нам тоже нет расчета ради одного кругляка валить целое дерево. Подумайте, сколько деревьев нам нужно свалить, чтобы заработать два дата.

— Разве это мало — два лата? Вы что, хотите разбогатеть за зиму? Сегодня вечером двое из вас вернутся в лес и напилят мне три воза кругляков, чтоб завтра свезти на станцию, остальные за это время подыщут квартиру.

— Вы не служили фельдфебелем? — спросил Волдис.

— А что? — не понял айзсарг.

— Вы командуете нами, как своими солдатами.

Хозяин принял это за шутку, сделав вид, что не слышит смешков. Он указал на ближайшие дома: вон в том доме много места; пожалуй, и в этом старом доме тоже примут постояльцев.

— Только не говорите, что вы из Риги, — рижан здесь недолюбливают. Прошлой зимой у нас было несколько пар… разрыли картофельные ямы, украли у соседей свинью. Истинные головорезы! Говорите, что вы из провинции, из Цесиса или Лимбажей.

У айзсарга был красивый новый дом. Просторная кухня, большие комнаты. Не достроен, очевидно, был только чердак.

Рабочие позавтракали всухомятку, после чего двое пошли с айзсаргом в рощу заготовлять кругляки. Карл тоже пошел с ними, чтобы познакомиться с условиями работы, а Волдис с одним лесорубом отправились по соседним усадьбам. Их встретила поражающая пустота. В некоторых домах единственными живыми существами, откликавшимися на их стук, были собаки. Люди не показывались. Из одного большого дома навстречу им вышла служанка-латгалка: хозяева уехали куда-то по делам, она осталась одна и ничего не знает. Но когда Волдис с товарищем уходили, в окне показалось чье-то бородатое лицо. Во дворе спустили собак, которые яростно набросились на незнакомцев. Да, что и говорить, здесь жили добрые люди! «Национальные нравы» пышно расцветали в этих местах.

Уже смеркалось, когда им удалось наконец в одной усадьбе застать хозяина: добрый малый чистил хлев. Он хотел было кинуться к дому, но опоздал: рижане поспешили ему наперерез и изложили свою просьбу. У несчастного крестьянина был самый жалкий и смешной вид.

Да, у него есть большая комната… Нет, у него нет ни одной лишней комнаты. Гм… Квартиру? Шесть человек? Он не знает… Может быть… Нет, нет, ни в коем случае…

Он мямлил, как пойманный на шалости ребенок, и, словно ища защиты, бросал сердитые взгляды на дом. В окнах показались встревоженные женские лица. Наконец он бросился бежать без оглядки, не отвечая на зов рижан. Товарищ Волдиса не выдержал.

— Эй ты, тряпка! — крикнул он так громко, что было, наверно, слышно в доме. — За кого ты нас принимаешь, старое чучело? За грабителей, убийц или… — тут он добавил такое крепкое словцо, что пораженный хозяин остановился и оглянулся. Потом он исчез за дверью и, вероятно, там только перевел дух.

Во двор выпустили собак — двух настоящих церберов.

После этого пришлось прекратить поиски. Вся эта округа пылала слепой ненавистью к городу и горожанам. Эти люди не выносили пришельцев.

Остальные лесорубы уже приготовили на завтра возы и закусывали в хозяйской кухне. Айзсарг ничуть не удивился тому, что квартиру так и не нашли. Можно будет переспать в бане. Если кто хочет, пусть пойдет протопит ее, но сейчас довольно тепло, не ниже двух градусов, можно обойтись и без топки.

Лесорубы ничего не ответили. Молча ели они сухой хлеб — воды здесь едва хватало коровам. Когда в кухне не осталось никого из хозяйской семьи, лесорубы завязали свои мешки, собрали пилы и топоры и взвалили все это на плечи. Айзсарг в это время чистил в комнате браунинг. Он был страшно поражен, когда в дверях показались шестеро навьюченных котомками и инструментами мужчин.

— Спокойной ночи, хозяин! — громко сказали они.

Айзсарг подскочил, как на пружинах, разинул рот и заморгал глазами.

— Как, что, почему? Что вы сказали? Что это значит?

— Мы сказали: спокойной ночи! — язвительно отрезал Волдис. — Очевидно, это значит, что мы покидаем ваш гостеприимный дом.

— Но почему?

— Знаете что, — остановившись в дверях и глядя прямо в лицо растерявшемуся крестьянину, сказал Волдис, — мы не желаем спать в вашей бане. Нам не нравится, что вы у нас на глазах чистите револьвер. Мы работаем только там, где на нас смотрят как на людей. Не тревожьтесь за свою жизнь и имущество — вашу картофельную яму никто не разроет и окорока в ваших амбарах могут спокойно грызть крысы! Между прочим, купите крысиного яду. Прощайте!

— Вы можете ночевать в комнате работников! Принесем соломы…

— Теперь уж поздно.

— Если хотите, жена испечет свежего хлеба. Можно будет и молока дать.

— Сам пей!

Они ушли, стараясь поскорее покинуть этот неприветливый дом.

— Я вас не выпущу! Я вас арестую! Я айзсарг! — раздавались за их спиной крики.

— Иди к черту, кулацкое отродье! — ответил ему Карл.

Поздно вечером добрались они до корчмы Раганас. Там и переночевали на столах в комнате для проезжих. Разбуженные еще до рассвета нестерпимым холодом, они направились дальше, к Инчукалнсу, и у станции расстались. Другие лесорубы пошли в Ропажи, а Волдис с Карлом решили обойти леса в Аллажи. Но и здесь было полно безработных. Безуспешно ходили они по лесосекам, а вечером вернулись обратно и, присев у дороги, поужинали: разожгли небольшой костер и обжарили на деревянном вертеле копченую говядину.

Здесь на них наткнулся молодой художник Ринга, который наблюдал за работами на одном из ближайших ленных участков, замещая своего старого и больного тестя. Он первый заговорил с парнями и предложил им работу на несколько недель. Плата была подходящая. Художник взял их пожитки в сани, объяснил, как добраться до места, и уехал. Волдис и Карл двинулись пешком. Идти пришлось километров десять. Им отвели квартиру в батрацком доме большого хутора.

Здесь они проработали три недели. Все это время держался сильный мороз. У приятелей не было зимних шапок и лишних носков; они повязали уши платками и каждый час снимали сапоги, чтобы отогреть ноги у костра. Дни стали длиннее; работали по пятнадцати часов и зарабатывали от пяти до шести латов в день.

В этом лесу Волдиса чуть не убило. Работавшие в соседней лесосеке латгальцы валили ель. Волдис с Карлом пилили недалеко дерево и не заметили за чащей соседнюю пару. Ель упала прямо на Волдиса. Сбежались все лесорубы с участков, испуганно обсуждая случившееся; Карл бешено ругался. А тем временем Волдис, целый и невредимый, вылез из-под дерева: ель упала на сучья, нисколько не прижав Волдиса. По обе стороны от него в землю вонзились два толстых сука, один из них немного задел Волдису плечо. Если бы он вздумал бежать, спасаясь от падающего дерева, или подвинулся на полшага в ту или другую сторону, один из суков проткнул бы ему спину. Латгальцы рассказывали, как падающие деревья убивают лошадей, как сучья протыкают спины лесорубов, как спиленное дерево, отклоняемое ветром, падает в обратную сторону и убивает тех, кто его пилил.

Квартира была ужасная: в выбитые, заткнутые тряпьем окна дул ветер, из полуразвалившейся плиты во все стороны валил дым. Вечером помещение напоминало овин. Каменные стены никогда не прогревались. Люди спали одетыми, иногда даже не разуваясь. Вечером они кутались от холода в одежду и зарывались в солому. Не хотелось даже умываться. Грязные, закоптелые, возвращались они сюда поздно вечером и, посиневшие от холода, уходили на работу до рассвета.