Горячие дозы (сборник)

– Можно попытаться, – согласилась Паркер. – Так что, ты по–прежнему хочешь где–нибудь выйти?

– Нет, поехали на работу.

– Если ты будешь продолжать драться, Джек, в конце концов ты лишишься работы в полиции.

– За то, что я бью таких, как Бобби, никто меня с работы не снимет.

– Почему бы тебе не взять отпуск на несколько дней? Поехал бы, детей проведал.

– Я уже об этом думал.

– Они ведь тоже по тебе скучают, Джек.

– Да, я знаю.

На стуле около рабочего стола Уиллоуса вразвалку сидела женщина в грубых черных кожаных ботинках и черных кожаных штанах в обтяжку и ярко–розовом свитере из ангоры. Волосы ее были цвета редиски, а в левой ноздре поблескивал бриллиант. Увидев входящих, она встала и, одернув свитер, обратилась к ним:

– Вы – следователи Уиллоус и Паркер?

Уиллоус кивнул.

Она протянула ему руку, на которой была татуировка – красно–синяя бабочка.

– Меня зовут Беверли, – представилась она и, снова усевшись, развернула клочок газеты и разгладила его на обтянутом черными штанами бедре. – Я работаю по вечерам в ресторанчике на улице Пендер. Вот он, – она протянула ему этот клочок с фотографией парня, арендовавшего склад Уильяма Чанга, – он зашел поздно вечером выпить чашку кофе, а как раз на следующее утро нашли того китайца, который замерз насмерть.

– Вы уверены, что это он?

– Абсолютно. Такой же рыжий, как я, только он такой от природы. Шутник. Спросил, не больно ли мне чихать. – Она прикоснулась к носу. – Это он про мой бриллиант. И мне это совсем не понравилось.

Ей не понравилось и то, что он ее продинамил, но зачем говорить об этом полицейским?

– А вы не спросили, как его зовут?

– Он не сказал. Но когда он платил за кофе, я перегнулась через прилавок. Чашка кофе и кусок яблочного пирога, вот и все, что он заказывал. Два доллара тридцать центов. Без чаевых. Когда он открыл бумажник, я успела глянуть на его водительские права.

– Права местные?

– Да, конечно, – улыбнулась она, и бриллиант звездой блеснул у нее в носу – хоть желание загадывай. – Его зовут Гаррет.

– Это имя или фамилия? – спросила Паркер.

– Не знаю. Я только взглянуть успела. Когда парень открывает бумажник, не очень–то хочется, чтобы он это заметил.

– Да, это правда, – кивнула Паркер.

Уиллоус начал задавать вопросы. Через полчаса он уже знал или надеялся, что знает, примерный рост и вес Гаррета, цвет глаз, то, что у него была обычная манера говорить, не было никакого акцента, что одет он был в поношенные джинсы, черную кожаную куртку, что присутствовали еще пара ковбойских сапог и черная ковбойская шляпа.

– Ну и что вы теперь будете делать? – спросила Беверли.

– Посмотрим, что нам о нем скажет компьютер, – ответила Паркер. – Если нам посчастливится и мы что–нибудь найдем, вы согласитесь посмотреть на фотографии тех, на кого у нас есть досье?

– Я не могу. Мне надо на работу.

– Не обязательно сейчас. Может быть, завтра. Вы поможете нам?

– Да, конечно. Честно говоря, я хотела бы присутствовать в суде. Интересно посмотреть, как он будет выкручиваться.

Паркер подошла поближе и встала между Уиллоусом и Беверли.

– Скажите, – спросила она почти шепотом, – он вам сделал что–нибудь плохое?

– Продинамил, – выпалила Беверли, вспыхнув так, что ее лицо стало почти таким же ярко–розовым, как свитер.

– Если будет суд, вы об этом обязательно узнаете, – сказала Паркер. – Не беспокойтесь.

В комнату явился Эдди Оруэлл. Паркер, все еще бормоча слова утешения, провожала уходившую Беверли. Оруэлл не отрывал от нее глаз, пока она не скрылась в лифте, и лишь тогда повернулся к Уиллоусу.

– Слышал про Ферли?

– Только то, что ему сделали операцию. Больше ничего.

Паркер села за свой стол. Оруэлл, нагнувшись над ней, задал тот же вопрос.

Паркер раздраженно посмотрела на него.

– Отойди–ка, Эдди. Ты мне дышать не даешь, – сказала она, сделав пометку у себя в блокноте. – Джек, нам придется подумать о том, как Беверли будет выглядеть в суде.

– Может быть, поможешь ей выбрать что–нибудь из ее гардероба? Ведь не одна же у нее там ангора и кожа!

– Не могу за это поручиться.

– Я тоже, – встрял Оруэлл. – Меня она уж точно подцепила. Так вот, насчет Ферли. Он был на грани жизни и смерти. Я все свободное время проводил у его постели. День и ночь.

– Да? Потрясающе! Ты, оказывается, чудесный парень!

– Так что если Джудит вдруг позвонит сюда, скажите ей, пожалуйста, где я был.

– Знаешь что, Эдди? – сказала Паркер.

– Что?

– Ты омерзителен.

– Джек, – обратился к нему Эдди.

– Ты действительно омерзителен, Эдди, – заверил его Уиллоус, набирая номер по междугороднему телефону. Он звонил в Лас–Вегас. Выяснив телефон местной полиции, он пытался связаться с ней.

– Знаете, что произошло? Ферли со своими приятелями из морга играл в эту игру, когда до краев наполняют стакан с пивом, растягивают на нем салфетку, на нее кладут несколько монет и по очереди выжигают сигаретами дырки в этой салфетке. Тот, у кого монеты упадут при этом в стакан, оплачивает для всех следующую порцию выпивки. Так вот, Ферли все время проигрывал, и, чтобы уменьшить убытки, он глотал деньги. Ты когда–нибудь слышал что–либо подобное? Он, должно быть, совсем рехнулся, – взахлеб рассказывал Оруэлл.

– Очень занимательная история, Эдди. Но придется тебя разочаровать: у Ферли инфаркт, и ему уже лучше, – ответил Уиллоус.

Паркер открыла толстую черную папку с делом Ли. Да, вот оно. Страница сто тринадцать. Взволнованные заверения Мелинды Ли, что ее отец не был заядлым игроком.

Уиллоус, недолго поговорив по телефону, повесил трубку.

– Ну, что у них? – спросила Паркер.

– Перезвонят.

Паркер принялась писать отчет о проделанной за день работе. Время шло медленно.

Через полчаса наконец зазвонил телефон, и Уиллоус схватил трубку.

В полиции Лас–Вегаса отлично знали Кенни Ли. За последние два года он трижды приезжал туда по разным делам. Первый раз он прилетел, чтобы оплатить пятизначный счет за номер в отеле «Сэндз» после неудавшейся попытки проделать это с помощью кредитной карточки «Виза», на которой в банке не было денег. Карточка была на имя Кенни Ли, но ею пользовался его сын Питер. Кроме исчерпанного лимита денег по карточке, Питер был должен значительную сумму, проигранную в казино. Второй и третий визиты Кенни Ли в Вегас были вызваны необходимостью внести залог за сына, который попал в тюрьму. Обвинения против Питера были не слишком серьезными: хулиганство и непристойное поведение в состоянии алкогольного опьянения. Уиллоус спросил, в чем именно заключалось это хулиганство. Оказалось, парень средь бела дня мочился на чей–то «линкольн» на стоянке перед отелем «Фламинго».

Уиллоус поблагодарил сержанта полиции Лас–Вегаса и повесил трубку. Паркер вопросительно подняла бровь.

– Клер, а сын Ли не сказал тебе, с кем он на этот раз катался на лыжах?

– Я его не спросила.

– А вообще как он с тобой разговаривал?

– Он был напряжен. Но я решила, что это из–за смерти отца. А что такое? Что тебе сказали?

– Кенни Ли ездил в Лас–Вегас выручать нашкодившего сыночка. Парень растратил кучу денег в «Сэндз», и отцу пришлось вносить за него в полиции залог. Ты знаешь что–нибудь об условиях завещания Ли?

– По завещанию все имущество переходит во владение жены. Но у китайцев – патриархат, Джек. Возможно, парнишка решил, что он унаследует газету и сможет ее выгодно продать.

– А потом отправиться в Неваду сделать себе капитал за игорным столом, – задумчиво сказал Уиллоус. – Хорошо бы обнаружить связь между сыном Ли и этим самым Гарретом.

Перед его мысленным взором снова предстал обнаженный труп Кенни Ли в позе лотоса на замерзшей поверхности красиво оформленного водоема в садах Сун Ятсен. Мертвец в ледяном саване.

И эти заиндевелые глаза.

Глава 21

Нэнси лежала на боку, лицом к стеклянной стене, глядя на огни западной части Ванкувера. Ее муж спал рядом, развалившись на животе посередине кровати. Рот у него был открыт. Он громко храпел, и Нэнси ощущала запах вина. Когда, в какой момент их жизни это сделалось таким предсказуемым и механическим? Тайлер стал вроде лифта. Вверх. Вниз. Поехали. Вышли. Даже машина, автомат и то могли бы доставить ей больше удовольствия, потому что делали бы то, чего ей хочется. Бедный скучный Тайлер пребывал в уверенности, что отлично знает ее желания, а она–то…