Страница 4 из 29
За окном промелькнула голубая тень.
— Зоюшка! — ласково прошептал Аверьян.
12.03.2003
Поганка
Волод Перекатов исчез, как исчезают в наше время многие. Дело его явно относилось к исчезам, которыми не всегда безуспешно занимался следователь Игнатий Васильевич Бирюков до того, как он стал иеромонахом Аверьяном. И теперь Анатолий Валерьянович Зайцев был бы не прочь проконсультироваться с Аверьяном, тем более что Аверьян уже соприкасался с делом Перекатова, но Аверьян был занят у себя в мочаловской церкви, и Анатолий Зайцев выехал на расследование один.
Собственно, можно было бы объявить Волода Перекатова в розыске, но его жена Клавдия кричала в милиции, что Волода убили поганки дунинские. Ничего более вразумительного от неё добиться не удалось; Клавдия была нетрезва на этот раз по уважительной причине: как-никак муж пропал. Но Дунькины поганки настораживали даже милицию, вызывая некоторые ассоциации. Внести Дунькиных поганок в протокол было невозможно, как, впрочем, нельзя было и отмахнуться от них. О Дунькиных, вернее, о дунинских поганках поговаривали и несколько лет назад, когда Волод Перекатов был замешан в настоящее уголовное дело, закончившееся ничем, и без Аверьяна тогда не обошлось.
Анатолий Зайцев всегда удивлялся, почему называют поганкой такую красивую птицу, Одна из этих птиц как раз покачивалась на волнах неподалёку от берега. В лучах заходящего солнца раздвоенный хохолок отливал фиолетовым. Анатолий знал, конечно, что поганка по-другому называется «чомга» или «нырок». Поганкой чомгу называют потому, что мясо её слишком отдаёт рыбой и считается несъедобным, а нырком потому, что чомга может проплыть более пятидесяти метров под водой. Так что промыслового значения мясо чомги не имеет, и Волод не мог утонуть, охотясь за нею. Не заклевала же его, в конце концов, поганка, боящаяся человека и всячески избегающая его? Но присутствие поганок о чём-то говорило. В зарослях багульника, лозняка и болотных трав таилось большое озеро, окружённое непролазной топью. Лишь в одном месте озеро подступало к суше длинной узкой заводью. На этой заводи и покачивалась одинокая поганка.
Озеро это так и называлось «Глубокое», С ним сообщались ещё два озера Светлое и Чистое. Названия эти были новые, официальные, предназначенные для туристических маршрутов. Кстати, на Светлом озере и располагалась турбаза, претендовавшая на статус санатория. Исконные названия озёр были другие. Чистое озеро называлось «Плошка», Светлое — «Чумичка», а Глубокое — «Баклага». Имя Дунины озёра вспомнилось или обнаружилось в последнее время. Его производили от реки, протекавшей через озёра. В своих верховьях она называлась Индункой, далее Индуной, а в приокской пойме, где река набирала силу, её называли даже Дунаем.
Волод Перекатов работал одно время на турбазе. Имя Волод было записано у него в паспорте. Его мать Валентина Перекатова, как назвала его Володь, так и настаивала на своём, но в свидетельстве о рождении забыли написать мягкий знак. Интеллектуалы, забредавшие на турбазу, склонны были называть его Волот, хотя щуплый рыжеватый Володь никак не походил на легендарного исполина.
Валентину Перекатову называли в Мочаловке «Перекатная», иногда добавляя «Голь». Валентина действительно была перекати-поле, лимитчица из дальнего Подмосковья, не сумевшая осесть в Москве, зацепившаяся кое-как в Мочаловке, где устроилась подсобницей на завод Моавигр. Её поселили сначала в общежитии, а когда родился Володь, дали угол в бараке, предназначенном на снос, но не снесённом до сих пор.
Отец Волода пропал без вести до того, как Волод родился. В Мочаловке его так и не видели. Валентина по-своему любила Волода, говорила, что у неё больше никого нет на свете. Мыла она его в тазу; разумеется, в бараке никаких удобств не было. Подруга, только что получившая квартиру, пригласила Валентину помыть Волода в ванне, но оказалось, что ванну младенец не переносит. Он зашёлся плачем, сквозь который прорывался выкрик; «Утеку! Утеку!» То было едва ли не первое слово, произнесённое Володом.
И когда Володь подрос, он тянулся к воде и боялся воды, особенно недолюбливая проточную. Володь предпочитал полоскаться в лужицах, прудиках и в глухих бучилах, которыми изобиловали тогда окрестности Мочаловки. В этих стоячих водах он скорее грязнился, чем купался, погружаясь в мутную жижу с головой, Володь научился нырять раньше, чем научился плавать, да и сомнительно, научился ли он плавать когда-нибудь: иногда плавал вовсю, а иногда шёл ко дну. Избегая наших речек Векши и Таитянки, Володь ходил нырять на карьер к силикатному заводу, и за ним непременно увязывались другие мальчишки, некоторые намного старше Волода. Было замечено, что вода оказывает особенное действие, когда купаешься вместе с Володем. С ним любили купаться и девочки, хотя матери запрещали им купаться с мальчиками; вслед за Володем лезли в болотистую грязь, от которой старались держаться подальше без него. Купание с Володем затягивало, но у мальчиков, купавшихся с ним, не ладилась впоследствии супружеская жизнь, даже если они женились на девочках, купавшихся в тех же стоячих водах.
Учился Володь плохо, заканчивая восьмой класс, читал чуть ли не по складам. В армии на него то и дело налагали взыскания за неуклюжесть, нерасторопность и невнимательность, но Володь без всякого отвращения мыл как посуду, так и отхожие места, а получив увольнение, разыскивал всё ту же стоячую воду и надолго в неё погружался. Демобилизовавшись, Волод, не имеющий никакой профессии, не сразу нашёл работу и жил на хлебах у матери всё в том же барачном углу. Мастеровые из подросших мальчиков, когда-то купавшихся вместе с Володем, устроили его на водоканал. И здесь от Волода было мало проку, он так ничему и не научился, тупо и прилежно выполняя, что велят. Его не увольняли, так как от его присутствия дело спорилось… «Вода слушается его», — говорил о Володе бригадир. К тому же Волод чуял воду под землёй, и колодезники всё чаще приглашали его, чтобы он определил, где бурить скважину, Володь практически никогда не ошибался, Ему платили, а он отдавал деньги матери, чуть ли не до копейки, так что та стала запивать пуще прежнего.
Потому случился дебош в бане, о котором в Мочаловке до сих пор ходят легенды. Волод вдруг принялся заворачивать краны, опрокидывать шайки с водой, вырывать из рук мочалки, куски мыла и бросать их во все стороны. Все подтверждали, что при этом он кричал: «Поганки! Поганки!», но одни уверяли, что он кричал: «Поганки, вон отсюда!», а другие настаивали, что кричал он: «Попались! Попались!» Вернее всего, что кричал он и то и другое. При этом все видели, как вокруг прыгают маленькие существа, ни дать ни взять беленькие лягушки, но какие лягушки в банном кипятке, да ещё белые? Впрочем, некоторые разглядели, что прыгали не лягушки, а малюсенькие бабёнки, у которых были и крохотные груди, и вообще всё, что полагается женщине. В соприкосновении с голым телом мывшихся, женщинки начинали вырастать, а одна из них, липнувшая к самому Володу, выросла совсем большая. Кто отбивался от этих женщинок, кто, наоборот, ловил и х, а кое-где из-за них даже завязались драки, хотя драться было не из-за чего: женщинок хватало на всех. Пришлось вызвать милицию, и дерущихся, не дав им как следует одеться, увезли но морозу в медвытрезвитель, где они долго не могли успокоиться, хотя опытный глаз не мог не определить, что это не алкогольное отравление, а что-то другое, и началось это другое с Волода. Его поместили на обследование в Хлыстинский психдиспансер, где с Володом не знали, что делать. Обыкновенный душ доводил его до настоящих конвульсий, в которых нетрудно было распознать оргазм. В конце концов, Володом занялась Анжелика Витальевна Боден, главный консультант Хлыстинского психдиспансера, восходящая звезда психиатрии. То была чернявая, сухощавая курящая дама не первой молодости, но незамужняя. Известно было, что она работает над диссертацией о применении водных процедур при психических расстройствах. Анжелика Витальевна нашла подход к Володу, отказавшись признать у него белую горячку. Она по многу раз читала Володу «Мойдодыр», так что даже Волод запомнил наизусть: