Страница 5 из 56
— Садись здесь, подле меня, — нежным голосом сказала княгиня равнодушному гостю, показывая ему рукою на позолоченное кресло.
Шляхтич сделал несколько шагов вперёд, пристально смотря на княгиню. Её пышная красота, в полном разгаре цветущей молодости, взяла верх над суровостью шляхтича, он не утерпел, и низко поклонившись княгине, схватил её ручку и невольно, но крепко поцеловал её.
— Ты приехал сюда прямо от моего мужа? — спросила княгиня, насупив немножко свои тоненькие брови над глазками, покрытыми блестящей паволокой.
— Прямо от князя, яснеосвещённая пани, — отвечал отрывисто шляхтич, желая со всей неумолимой строгостью исполнить данное ему поручение, а между тем бессознательно растерявшийся под обаятельным взглядом красавицы.
— А что, есть от князя письмо?
— Письма от князя нет никакого, он дал мне только одну записочку, да словесные поручения к вашей княжеской чести.
— Это значит, что он сделал тебя своим уполномоченным… — перебила с презрительной насмешкой княгиня. — Нечего сказать, хорошо поступает со мною мой достойный супруг!.. Он бросил меня на произвол судьбы, а сам, как говорится, гоняет ветер в поле или веселится напропалую и без толку проматывает своё состояние, а между тем ещё сердится на меня за то, что я просила короля назначить над ним опеку!..
При этих словах кровь прилила к лицу честного шляхтича. Он удержал однако порыв своего гнева. Сперва он закусил губы, а потом, спокойным и ровным голосом, принялся отвечать княгине против её нападок на князя.
— Сколько я мог заметить, — возразил шляхтич, — супруг вашей княжеской милости находится в полном рассудке, и поэтому никакой опеки учреждать над ним нет надобности… Он честно служит родине своей кровью и, как я знаю, готов служить ей и последним грошем, который у него останется после забора его имений по королевскому повелению… Сам же князь вовсе не веселится: ему теперь не до того, но он только угощает своих приятелей и гостей, в благодарность за их доброе расположение…
— Хорош мой защитник и покровитель!.. — запальчиво перебила княгиня, — он даже никогда не бывает у себя в доме!
— Бывает ли он у себя в доме или нет, это всё равно для вашей княжеской милости, — сурово заметил шляхтич. — Знайте, ясная пани, только одно, что где бы князь ни был, он всегда и везде дорожит честью своей супруги, и я приехал сюда за тем, чтобы забрать с собою того, кто, живя в здешнем замке, вредит доброй молве о вашей княжеской милости…
Побледневшая от злобы княгиня вздрогнула и бросила грозный, заискрившийся взгляд на смелого шляхтича.
— Может быть ты и мне лично привёз какое-нибудь приказание?.. — прерывающимся от гнева голосом спросила княгиня; и в это время её высокая грудь то поднималась, то опускалась, под лёгкой, полупрозрачной тканью.
Чешейко молчал, смотря не без волнения на раздражённую красавицу.
— Что же! говори! — настойчиво сказала княгиня.
— Если вашей княжеской милости угодно было самим заговорить об этом, то я должен передать вам желание князя, чтобы его супруга, для прекращения недоброй о ней молвы, немедленно пошла на житьё в монастырь, как это обыкновенно делают все наши знатные пани, когда мужья их отправляются в далёкий поход…
— Ты забываешь с кем говоришь!.. — с гневом вскрикнула княгиня. — Я дочь и внука гетманов, я сама сумею сберечь свою честь!..
И княгиня, в припадке запальчивости, схватилась за хрустальный графин.
Чешейко слышал уже не раз о том, до какой степени забывалась своенравная княгиня в порывах сильного раздражения. Шляхтич смекнув, что самая крошечная, самая беленькая ручка может в сердитую минуту хорошо хватить графином по лбу, уклонился немного в сторону, а княгиня между тем, опомнившись от излишней вспышки, начала наливать из графина в стакан воду и выпила её до последней капли, желая показать, что она вовсе не думала вооружаться графином.
— Разве со мной можно распоряжаться так, как распоряжаются с простой служанкой?.. — надменно спросила она у шляхтича, уставив на него свои большие, огненные глаза.
— Я не имею никакого права рассуждать об этом, — кротко заметил шляхтич, кланяясь почтительно княгине, — моё дело — исполнить только приказание князя.
— Наперёд однако тебе следовало подумать, удастся ли ещё исполнить такое приказание… — перебила княгиня.
— Я думаю, что удастся, — спокойным голосом возразил шляхтич, брякнув саблей.
— Так ты в самом деле думаешь, что тебе удастся исполнить то, зачем ты сюда прислан? — с гордостью и с изумлением спросила княгиня, и её громкий, судорожный смех раздался на всю комнату. — Нет этого никогда не будет!.. — добавила она, топнув о ковёр своей маленькой ножкой и погрозив шляхтичу беленьким пальчиком.
Шляхтич не возражал ничего; он только самоуверенно поглядывал на княгиню.
— Поверь, что ни ты, ни князь ничего мне не могут сделать: у меня найдутся заступники, — проговорила княгиня после некоторого молчания.
Затем она прошлась несколько раз по комнате, в сильном волнении; потом остановилась перед уборным столиком и взяла с него небольшой ящичек, обтянутый пунцовым бархатом. Княгиня открыла ящик и под её тоненькими пальцами заблестели, заискрились и радужно заиграли крупные брильянты. С этим ящичком в одной руке подошла княгиня к Чешейко, а другую руку положила она ему на плечо.
— Ты должен знать, мой милый, — сказала она ему своим серебристым и вкрадчивым голосом, — ты должен давно знать, что силой со мной ничего не сделаешь и что со мной можно сладить только уступчивостью. Рассуди сам хорошенько — к чему может повести нас домашняя ссора?.. Если я уйду в монастырь, то разве будет честь князю за то, что он одолел слабую, беззащитную женщину? Сообрази сам и то, какая будет при этом польза и тебе самому?.. Чем может наградить тебя князь, если в скором времени он сам, как изгнанник, лишится всего и останется без куска хлеба?.. Ведь ты знаешь, что у него уже отняты все его литовские имения за восстание против короля…
— Всё это я очень хорошо знаю, ваша княжеская милость, — твёрдым голосом отвечал шляхтич, — но не смотря на это я всё-таки до конца хочу остаться верным своему доброму пану.
— Это очень похвально, — с живостью и досадой перебила княгиня, — но вспомни, однако, что панна Саломея, которую ты так любишь, никогда не пойдёт замуж за такого бедняка, каков ты… Что у тебя есть?..
— Я и сам не захочу заставить её делить мою нужду, и до тех пор я не женюсь на ней, пока кое-как не устроюсь.
— Вот видишь!.. — с радостью подхватила княгиня, и с этими словами она вынула из ящичка нить чудного жемчуга ослепительной белизны и распустила эту нить перед глазами шляхтича. — Ты знаешь этот жемчуг? — спросила она Чешейко.
— Знаю; это наследственная драгоценность княжеского рода Радзивиллов, и она не должна никогда и ни в каком случае выйти из него… Впрочем, — добавил шляхтич, вынимая из шапки лоскуток сложенной бумаги, — вместе с поручениями, уже переданными вашей княжеской чести, я имею ещё приказание князя — взять от вас этот жемчуг; — и с этим словом он подал княгине доверенность князя на получение наследственного сокровища.
Княгиня взяла записку мужа, а между тем шляхтич протянул руку к жемчугу и выхватил нить из рук княгини. Княгиня крикнула в ужасе, увидя, что она лишилась самой главной драгоценности. Шляхтич не обратил никакого внимания на крик княгини и спокойно положил за пазуху драгоценную вещь, с тем, чтоб немедленно отвезти её к князю. Княгиня с изумлением смотрела на Чешейко, который, почтительно поклонясь ясновельможной хозяйке, вышел из её опочивальни, попросив княгиню уведомить князя о том, что она уже передала жемчуг его посланному.
Заискрились глаза молодой женщины и задрожали её розовые ноздри по выходе Чешейки.
— Теперь ты пропал, безумец!.. — проговорила она с какой-то дикой радостью, разорвав в мелкие кусочки записку князя о выдаче жемчуга его поверенному. — Ты узнаешь что значит оскорблять женщину и отнимать у неё того, кого она любит!..