Страница 54 из 99
— Все понял, господин шеф! — Лулу вскочил и щелкнул каблуками.
Заримба тоже встал. Оба вскинули руки вверх и произнесли почти одновременно:
— «Сэнэтате!»
XII
Ня Георгицэ играл в табле со своим постоянным партнером Войнягу. Бросая кости, он то и дело просил напарника перемешивать их получше. Обычно, когда ня Георгицэ проигрывал, ему казалось, что партнер мошенничает.
Женя работал в вечернюю смену. Мадемуазель Вики уехала на два дня в деревню, к сестре. Мадам Филотти судачила во дворе с соседкой, вдовой железнодорожника. Морару уехал куда-то со своим хозяином, профессором Букур. Еще вечерний сумрак не успел окутать землю, как Илья, уставший с дороги, прилег отдохнуть и крепко уснул.
А бывшему обер-кельнеру сегодня явно не везло: играли уже девятую партию, а он выиграл всего две. Войнягу выбрасывал «дубли» и, усмехаясь, пророчил своему партнеру новый проигрыш:
— Ого, ня Георгицэ, это пахнет уже настоящим разгромом. Тогда будет восьмая партия на твоей совести… Вот если я выкину еще несколько «дублей», ты станешь по крайней мере «министром», если не больше…
Старик злился, но возразить было нечего…
— Теперь тебя не спасет уже и сам Петраке Лупу из Маглавита! — подзуживал его партнер.
— Ну его к шуту, дурака… Его даже в армию не взяли… А ты, Войнягуле, помешивай. Не заговаривай мне зубы… Я вижу, не беспокойся. Помешивай, помешивай… Нет, нет, так не пойдет, кидай снова. Знаю я эти фокусы… Ты их перенял у Морару. Не выйдет!..
— Пожалуйста, могу выкинуть снова, но тогда пеняй на себя… Выпадет еще лучше. Это точно!..
— Эй вы, шальные! Все азартничаете… Послушайте-ка лучше, что творится, — донесся со двора голос мадам Филотти. — Пришла только что дочь мадам Опря, Джерджиетта, послушайте, что она рассказывает…
Ня Георгицэ, взглянув на часы, с досадой вскрикнул:
— Тьфу, черт побери, последние известия прозевали!.. — И он бросился к приемнику. Пока загорелась зеленая лампочка, мадам Филотти пересказывала слышанное… Наконец с все нарастающей силой раздался встревоженный голос диктора:
«В Польше объявлена всеобщая мобилизация!»; «В Париже запрещены собрания…»; «Правительство Дании объявило частичную мобилизацию…»; «Болгарские граждане покидают Англию…»; «Из Польши выехали последние корреспонденты немецких газет…»; «Во Франции мобилизуется весь транспорт…»
Ня Георгицэ насупился. Мадам Филотти стояла, приложив согнутый палец к подбородку, и смотрела на мужа: сейчас он улыбнется и скажет, что ничего страшного нет… Однако ня Георгицэ отвернулся. Он хотел было войти в большую комнату, но вспомнил, что там спит Томов. Войнягу достал табачницу и стал сворачивать папиросу. Все молчали.
— Чем все это кончится? — с растерянным видом спросила мадам Филотти. — Неужели в самом деле будет война?
Ей никто не ответил. Ня Георгицэ почему-то не сказал, что Англия и Франция не допустят, и взглянул с опаской на Войнягу: только бы этот не начал опять насмешничать… Но может быть, он в самом деле ошибается? Тогда, значит, он вообще все время ошибался… Ня Георгицэ в полной растерянности стоял посреди комнаты.
Наутро, когда Илья только встал и еще умывался на кухне, а ня Георгицэ уже сидел у приемника, из коридора послышался голос:
— Почта!..
Илья выбежал в коридор с полотенцем в руках. Вышел из комнаты и ня Георгицэ. Он поздоровался с почтальоном за руку. Это был его старый знакомый.
— Есть что-нибудь хорошее? — спросил ня Георгицэ.
Почтальон, улыбаясь, достал из сумки большой желтый конверт и, повертев его в руках, сказал:
— У тебя проживает Томов Илие?
— Я Томов…
— Письмо вам… И здесь, пожалуйста, черканите-ка свою фамилию, но только чернилами и так, чтобы можно было прочесть… Корреспонденция казенная!..
Илья быстро вытер руки и взял лощеный конверт.
Ня Георгицэ приоткрыл дверь в большую комнату и крикнул жене:
— Леонтина! Принеси чернильницу и ручку. Там на окне, в углу…
Томов держал конверт, а ня Георгицэ, успевший уже достать свои очки, наклонившись, рассматривал вместе с Ильей штамп а левом углу конверта:
«Румыния. Министерство авиации и морского флота. Бухарест № 70814/30/VIII-1939».
— Надо дать почтальону на чай… Мелочь есть? — шепнул Илье ня Георгицэ.
Вошла мадам Филотти с чернильницей и, увидев желтый конверт, воскликнула:
— Бог мой! Что это еще такое?.. Случайно не новый налог прислали?
Ня Георгицэ сделал ей знак не мешать.
Расписавшись, Томов достал из кармана несколько монет и протянул их почтальону, но тот отрицательно покачал головой.
— Нет, мой господин. Вы сначала посмотрите, радостное ли оно для вас, а уж потом будете меня благодарить. А так, что?..
Илья сунул монеты ему в карман и стал распечатывать конверт. Ня Георгицэ сиял, а мадам Филотти, облокотившись о стол, не сводила глаз с Томова, достававшего из конверта белую хрустящую бумагу, Развернув ее, Илья прочитал вслух:
«Министерство авиации и морского флота доводит до Вашего сведения, что рапорт, адресованный министру авиации и морского флота, господину генерал-аджутанту Паулю Теодореску о разрешении поступить в авиационную школу рассмотрен. В связи с тем, что Вы являетесь военнообязанным призывного 1940 года, вам разрешается поступить добровольцем в группу обслуживающего персонала военной авиационной флотилии в городе Бузэу, куда и надлежит явиться. Для этого необходимо представить четыре фотокарточки, свидетельство о рождении, свидетельство…»
Ня Георгицэ с радостным криком обернулся к жене:
— Леонтина, дорогая, наш господин Илие будет летчиком! Браво! Само министерство его приняло!.. Слышите, господа? Назначение в Бузэу!
Мадам Филотти просияла и бросилась трясти руку Томову.
Ня Георгицэ похлопал по плечу почтальона.
— Мерси, дружище! Браво! Такие вести всегда нам приноси!.. Да, да… Мое почтение!..
Когда почтальон был уже за дверью, ня Георгицэ сказал:
— А разве не я тогда заставил господина Илие написать министру? Думаете, если малость постарел, — так уже ничего не понимаю? Ого! Сколько я видал за свои шестьдесят лет, вам, ребятки, и не снилось!.. Но теперь уже ничто не может помешать… Факт! Приказ министерства! С этим не шутят! Господин Илие, смотри, когда станешь летчиком, нас не забывай… А летчиком станешь, я уже чувствую, факт!
К их удивлению, Илья оставался совершенно равнодушным и, казалось, думал о другом…
А когда мадам Филотти выразила сожаление, что теперь Томов от них уедет, Илья спокойно ответил:
— Да никуда я не поеду, мадам Филотти…
— Как?! — вскочил ня Георгицэ. — Теперь, когда уже есть разрешение самого министерства, — вы не хотите?!..
Томов кивнул головой.
— Да. Не хочу. — И пока ня Георгицэ разводил руками, а мадам Филотти пожимала плечами с видом крайнего изумления, Илья вбежал в комнату и стал быстро одеваться. Уже уходя, он схватил со стола письмо и сунул его в боковой карман.
Мадам Филотти, выйдя на крыльцо, смотрела ему вслед, а ня Георгицэ, сокрушенно вздыхая, пошел к приемнику.
Илья торопился в гараж. Только проходя мимо больших часов у больницы «Колця», он убавил шаг — до начала работы было больше двадцати минут.
На площади Братиану газетчики назойливо предлагали утренние газеты, выкрикивали интригующие заголовки. Илья купил газету и до гаража успел ее просмотреть. На работе, улучив момент, когда в диспетчерской не было никого, кроме Илиеску, Томов рассказал о полученном письме. Илиеску усмехнулся.
— Значит, добровольцем-учеником пойдешь?..
Томов с укоризной посмотрел на Захарию.
— Ты не сердись, а подумай. Правда, вытирать самолеты ты, может быть, и будешь, а вот летчиком — вряд ли… Но все же подумай.
Томов взял из рук Илиеску письмо и разорвал его.
— Значит, решил? Ну и молодец. Тогда вот что, я хотел тебе сказать… после работы, ровно в семь тридцать, придешь к углу улицы Кометы и бульвара Ласкара Катарджиу… Сможешь?..