Страница 32 из 99
— Извините, — обратился он к нему, — кажется, я вас где-то видел?
— Возможно, — безразличным тоном ответил рабочий в измазанном желтовато-зеленом комбинезоне с большущей надписью «Шевроле» через всю спину. И вдруг Илья увидел шрам на лбу… Он сразу вспомнил, где видел этого человека:
— О! Вспомнил, вспомнил… Как же, на вокзале! Помните, у выхода из вокзала одна дамочка не хотела тогда уплатить носильщикам… Была она в такой маленькой, как грибок, шляпке…
Человек в комбинезоне пристально смотрел на Илью.
— Ну как же… — продолжал Илья. — Уехала она тогда на голубой красивой машине… Было это утром…
— Да, да, что-то припоминаю… Та женщина, кажется, трем носильщикам дала двадцать лей за одиннадцать мест?
— Совершенно верно! — радостно ответил Илья. — Была она в такой маленькой, как грибок, шляпке, — повторил он.
— Да, да… Так что?
Илья смутился…
— Да ничего, так просто… Мне тогда запомнились ваши слова…
— О, интересно… Какие же это?
— Вы тогда сказали, что когда-нибудь придет время и господа будут нам носить чемоданы… Я часто задумывался над этим… Хорошие слова…
Прикусив губу, человек в комбинезоне оглянулся по сторонам и тихо сказал:
— Возможно, что я так сказал… А вы что тогда там делали? И… здесь. Я вас уже несколько дней вижу в нашем гараже…
— Я теперь здесь работаю… Помощником диспетчера… А в день нашей встречи на вокзале — я приехал в Бухарест впервые.
— Ах вот как! Ну, что ж, очень хорошо. Я здесь механиком работаю… Илиеску Захария меня зовут… А вас?
— Меня Илие… Томов.
— Томоф… Очень приятно… Вы болгарин?
— Нет. Из Бессарабии, русский… — ответил Илья.
— А, значит ваша фамилия Томов, а не Томоф?
— Да, Томов.
— Ну, что ж, хорошо… я побежал, надо мотор проверить. Пока!..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Томов медленно возвращался с работы. Вечерело. До пансиона было далеко, но спешить ему некуда… Вот уже год, как он работает в гараже «Леонида». За это время ничего особого в его жизни не произошло, но Илья чувствовал, насколько он переменился внутренне. Теперь он уже не считал себя сторонним наблюдателем происходящих событий, он все острее ощущал потребность определить свое место в этом калейдоскопе. Еще вчера люди говорили об аншлюсе, потом успокаивались: «Чехословакия не Австрия!» Томов понимал, что нужно что-то делать, но что именно?.. Как зреет яблоко под лучами солнца, так под влиянием событий и окружающей среды зрел его разум. Он жил в ожидании каких-то важных решений, больших перемен в своей жизни, но мысли об этом были еще смутными, неконкретными…
В пансионе мадам Филотти, как всегда, спорили о том, устоят ли заводы Шкода против крупповских, проявит ли непокорность чехословацкий народ, о причинах повышения цен на репчатый лук…
Как обычно, споры эти жизнь разрешала совершенно неожиданно. Оказывалось, что цены повысились не только на репчатый лук, но и на масло, сахар, мясо. А чехи и словаки сами не знали, что им готовили их «опекуны» — господа Чемберлен и Даладье. Эти премьеры вместе с фюрером и дуче составили злополучный для Чехословакии «квартет», тайком в Мюнхене подписали соглашение о расчленении страны…
Газеты поспешили заверить мир, что чехословацкий народ не капитулирует перед Германией. Тогда Гитлер разыграл перед миром очередной приступ белой горячки: он метался, словно бешеная собака в запертой клетке, и вопил: «Я раздавлю! Я величайший вождь! Я уничтожу!»… А те, кто твердили: «Англия и Франция этого не допустят», — потирали руки: «Погодите, увидите… Чемберлен и Даладье еще скажут свое слово!»
Но бухарестская радиостанция после легкой обеденной музыки почему-то начала рассказывать о поведении при воздушной тревоге, рекламировать противогазы, перечислять призывные контингента резервистов. На румынско-советской границе рыли окопы, траншеи, строили укрепления.
Радужное настроение как рукой сняло, и тогда радио сообщило:
«В Лондоне и Париже царит переполох»…
И вновь вспыхнула угасшая было тревога. «Да, но почему укрепления строят на Днестре?» — удивлялись простодушные. «Очень просто, — поясняли другие, — если Гитлер придет в Румынию, чтобы русские потом не могли его выгнать». И, указывая на железногвардейцев, шепотом добавляли: «Так боятся большевиков, что готовы пригласить своего фюрера для защиты»…
Женя безнадежно махал рукой:
— Ничего не поделаешь, братец…
И вот уже объявлены условия капитуляции Чехословакии. Все ясно. Но вдруг снова надежда:
«Советы предложили премьер-министру Бенешу оказать Чехословакии помощь…»
В Бухаресте стали поговаривать, будто Эдуард Бенеш заявил, что гитлеровские войска войдут в Чехословакию только через его труп!..
Ня Георгицэ торжествовал:
— Что я говорил? Чехи будут сражаться!.. У них заводы Шкода, Татра! Это вам, ребятки, не хуже Круппа, факт! А Бенеш — политик! Демократ! Слыхали: «только через его труп!»… Я уверен, что это с согласия Англии и Франции. А Чемберлен и Даладье — это все дипломатия… Факт!..
В железнодорожных мастерских на Гривице, на заводах «Малакса», «Астра-Ромынэ», табачной фабрике «КАМ», суконной «Сатурн», в доках Констанцы был праздник. Рабочие подмигивали друг другу, понимающе улыбались, бросали сквозь зубы: «Будет порядок!» Но более дальновидные с сомнением качали головой: «Еще посмотрим, как себя поведет этот Бенеш!»
Увы, они оказались правы…
«Опекуны» из Лондона и Парижа перепугались не на шутку и срочно решили принять «действенные меры». Послы Англии и Франции поздно ночью подняли Бенеша с постели и вручили ему ультиматум своих правительств:
«…Если же чехи объединятся с русскими, война может принять характер крестового похода против большевиков. Тогда правительствам Англии и Франции будет очень трудно остаться в стороне».
Куда яснее!
Что касается самого президента Бенеша, то он вовсе не был удивлен демаршем Англии и Франции… Ведь планы «покровителей» ему давно были известны. И теперь Бенеш преспокойно осуществил то, о чем он еще 18 мая 1938 года заявил английскому посланнику Ньютону, когда речь зашла о взаимоотношениях с Советским Союзом:
«Отношения Чехословакии с Россией, — говорил тогда Эдуард Бенеш, — всегда имели и будут иметь второстепенное значение, они будут зависеть от позиции Великобритании и Франции. Ведь только наличие франко-русского союза сделало возможным союз Чехословакии с Россией. Если же, однако, Западная Европа отвернется от России, Чехословакия сделает то же самое. Чехословакия всегда будет идти со странами Западной Европы, всегда будет с ними связана и никогда не пойдет с Восточной Европой…»
Итак, Бенеш оказался близнецом Шушнига…
Гитлер же продолжал колотить себя кулаками в грудь и заверять:
«Теперь мы стоим перед последней задачей, которая должна быть разрешена. Это — последняя территориальная претензия, от которой я не откажусь и которую я выполню, если на то будет воля божья…»
Опять последняя…
Новый тысяча девятьсот тридцать девятый год был встречен хлопаньем пробок и залпами автоматов, косившими в застенках гестапо мирных граждан оккупированной Судетской области. Чехам было дано вкусить первые «прелести» фашизма, о котором Ян Масарик, ближайший единомышленник Бенеша и посол Чехословакии в Лондоне, в разговоре с корреспондентом агентства «Рейтер» торжественно заявил:
«В фашизме имеется, несомненно, и элемент демократии… Муссолини отбросил в сторону монархизм. Он создал какую-то другую республику… Насколько демократичен этот режим? Несомненно, он направлен на введение в какой-то степени народной власти».