Страница 15 из 99
Среди собравшихся пронесся шепот: его светлость воевода де Алба Юлия — Михай! Все встали во фронт. Сделал это и Илья, оказавшийся в трех-четырех шагах от первой машины. Человек, который оказался Михаем, поднял руку для фашистского приветствия, надменно огляделся вокруг и подозвал начальника ангара Урсу, которого спросил о чем-то. В первой машине рядом с Михаем сидела молодая, с правильными чертами лица брюнетка. На заднем сидении развалился, склонившись к молоденькой блондинке, огромный детина с длинными прилизанными волосами. Вторая машина, как заметил Илья, была полна военными, козырьки которых поблескивали позолоченными дубовыми листьями. «Старшие офицеры», — заключил Илья. Все они были сильно навеселе, и нетрудно было догадаться, что компания возвращается после кутежа. Вдруг из-за ангара на большой скорости вылетела третья машина. Резко, на полном ходу затормозив на мокром от дождя гладко утрамбованном песке, она врезалась в огромные металлические ворота ангара. Присутствовавшие бросились к машине, — один только Михай истерически рассмеялся, но не тронулся с места, вслед за ним захохотал вылезший из машины Михая огромный парень. Из третьей машины выскочил офицер в жандармской форме, на ходу отдавая честь, подбежал к Михаю и стал ему быстро о чем-то докладывать. Михай, выслушав, вместе с офицером бегом направился к своей машине и уехал. За ним последовала вторая машина с офицерами. Плутоньер[24] — шофер третьей машины вышел из нее бледный как полотно и стал осматривать сплюснутую облицовку радиатора. К нему подбежали Урсу, Рабчев, Стойка, Симион. Подошел и Томов. Плутоньер, попросив стакан воды, стал рассказывать, что заставило его офицера так гнать машину и почему Михай, всполошенный, умчался. Оказалось, что отпрыск гогенцоллерновской династии, бывший уже однажды королем Румынии и снова оказавшийся наследником престола, со своими друзьями из «Зеленого дома» возвращался после трехдневной попойки в Синайе[25]. Машины шли на недозволенной скорости: все сидевшие за рулем были изрядно пьяны. Михай ловко водил машину. С детства он только и занимался машинами, лошадьми и собаками, если не считать его садистских издевательств над подчиненными и прислугой. Компания разместилась в четырех машинах. Впереди шел новенький «Крайслер», которым управлял Михай, за ним следовал тоже его «Форд» с охраной, третья машина — большой восьмицилиндровый «Аубурн» с друзьями и четвертая — с жандармской охраной. Машины пронеслись по улицам Плоешть, направляясь к столице. Когда миновали бульвар короля Фердинанда, на повороте у префектуры уездной полиции тяжелый «Аубурн» немного отстал. А потом, когда дорога снова пошла по прямой мимо лицея Петра и Павла и по бульвару Независимости, пассажиры «Аубурна» решили догнать «Крайслер», и сидевший за рулем один из друзей Михая — племянник известного вожака самой реакционной партии в Румынии, погромщика Кузы, — нажал до отказа на аксельратор. — Перед выездом из Плоешть, у вокзала, — рассказывал плутоньер, — крутой поворот влево. Михай и следовавший за ним «Форд» проскочили благополучно, а догонявшему их со страшной скоростью «Аубурну» не помогли, видимо, тормоза, или этот крутой поворот появился неожиданно для пьяного водителя. В общем, машина на полной скорости врезалась в угловую бетонно-металлическую вышку тока высокого напряжения и превратилась в лепешку! На повороте стоял на посту полицейский. И его вдребезги! Ну, а мы на этом, — он показал на свою машину, — «шмандралете» двигались последними, и все это произошло у нас на глазах. Теперь его светлость помчался туда. Должно быть, хотят загладить. И загладит! Кто хоть слово пикнет?
Рассказ выслушали молча. Когда шофер отошел, Стойка тихо сказал: «Хоть бы все «зеленые»[26] так кончали. Меньше головорезов осталось бы».
Моросить перестало, но от густых темно-серых облаков, неподвижно висевших над аэродромом, предвечерние сумерки, казалось, наступили раньше.
Илья медленно шел с аэродрома. В голове гудело от всего слышанного и виденного. Некоторые смеялись над рассказами о королевской семье, у него же сердце сжималось от боли. Ведь королевскую семью он считал сердцем страны — самой честной, чистой, благородной и доброй. Ей он верил, ее он любил. Все годы учения в школе и лицее он молился за здоровье и процветание этой семьи. Каждый день занятия начинались молитвой «храни, боже, короля нашего в мире и почете…» и кончались ею. И он, Илья Томов, как и другие мальчики, вытянувшись и опустив руки по швам, смотрел, не мигая, на висевший в классе пожелтевший от времени портрет всемогущего короля. Значит, он ошибался! А принц Николай?! А Михай?! Да, сам Михай! Первый претендент на престол приветствует по-фашистски и носит свастику! Да, тот самый Михай, который может снова когда-нибудь стать королем! Тогда что? Страна станет фашистской!.. Мысль эта настолько взволновала Илью, что он зашагал быстрее, почти побежал. Теперь понятно, почему бандиты из «Железной гвардии» ведут себя так нагло. Вот кто, оказывается, их вдохновляет… Михай… Да, Михай… — повторял Илья. — Выходит, Женя прав… А ня Георгицэ да и сам он, Илья, сомневались!.. Если бы в Болграде ему рассказали что-нибудь подобное, он не поверил бы… Как он любил Михая!.. А за что? — задавал себе Илья вопрос — Может быть, потому, что еще в детстве был захвачен рассказом о том, как его сверстник Михай, будучи в то время королем, — его отец Карл бежал тогда и околачивался где-то за границей, — проезжая со своей бабушкой, королевой Марией, увидел ребят, игравших в луже, и попросил разрешения поиграть с ними. А теперь? Михай со свастикой!.. У Ильи было такое чувство, будто он очень давно берег как зеницу ока завещанный сверток, зная, что в нем хранится что-то хорошее, драгоценное, настоящее, чистое, и долгие годы он не решался заглянуть внутрь, хотя много раз возникали сомнения. А сегодня наконец-то сверток сам раскрылся! И, заглянув в него, Томов нашел одну пустоту…
Дождь вновь хлынул как из ведра, Илья вытер рукавом мокрое лицо, не замечая, что промок насквозь, он продолжал медленно идти вперед. Вот он мечтает стать летчиком… отстаивать каждую пядь родной земли… а для кого? Ему вдруг все стало противно, безразлично. Промелькнула мысль: «Значит, все то, о чем пишут в газетах, твердят в школах и лицеях, шумят по радио — все неправда? В жизни все по-другому?!..»
Стемнело, когда Илья подходил к городу: не первый день ходил он пешком на аэродром и пешком же возвращался в Бухарест…
Его заставил опомниться доносившийся из какого-то открытого окна голос диктора:
«…еще не завершился аншлюс Австрии, как перед нами встала чехословацкая проблема…», «Новый выезд Чемберлена в Берхтесгаден…», «Совещание в Бергхофе…»
Илья остановился — передавали последние известия:
«Сосредоточение германских войск на чехословацкой границе…», «Визит адъютанта Гитлера — капитана Видемана — в Лондон…», «Лорд Ренсимен вылетел в Прагу… быть посредником по чехословацкому вопросу…»
— У нас в стране творится черт знает что, — тихо проговорил Илья, — да и, видно, во всем мире не лучше. К чему все это приведет? — Илья с досадой плюнул и пошел дальше. — Да, — думал он, — пока суд да дело, простые люди страдают. Как в пословице: паны дерутся, а у холопов чубы трясутся…
Когда Илья подходил к остановке, как раз подъехал автобус. Шофер задержал машину, думая, что пешеход сядет… Но Илья прошел мимо предупредительно открытых дверей — денег не было. Он с завистью смотрел на видневшиеся через запотевшие ярко освещенные стекла отходившего автобуса шляпы, кепи и фуражки…
Илья шел уже больше часа, а дождь все лил…
Миновав Триумфальную арку, он шагал теперь вдоль просторного шоссе Киселева. «Сколько же может идти дождь и будет ли ему когда-нибудь конец?», — подумал он и почему-то вспомнил легенду о всемирном потопе, Ное и его ковчеге.
24
Плутоньер — унтер-офицер (рум.).
25
Синайя — летняя резиденция короля и модная дачная местность.
26
Зеленые — так в народе презрительно называли железногвардейцев.