Свои люди – сочтемся

Устинья Наумовна (Фоминишне) . Ну, и с тобой, божья старушка, поцелуемся уж кстати. Правда, на дворе ведь здоровались, серебряная, стало быть и губы трепать нечего.

Фоминишна . Как знаешь. Известно, мы не хозяева, лыком шитая мелкота, а и в нас тоже душа, а не пар!

Аграфена Кондратьевна (садясь) . Садись, садись, Устинья Наумовна, что как пушка на колесах стоишь! Поди-ко вели нам, Фоминишна, самоварчик согреть.

Устинья Наумовна . Пила, пила, жемчужная, провалиться на месте – пила и забежала-то так, на минуточку.

Аграфена Кондратьевна . Что ж ты, Фоминишна, проклажаешься? Беги, мать моя, проворнее.

Липочка . Позвольте, маменька, я поскорей сбегаю, видите, какая она неповоротливая.

Фоминишна . Уж не финти, где не спрашивают! А я, матушка Аграфена Кондратьевна, вот что думаю: не пригожее ли будет подать бальсанцу с селедочкой.

Аграфена Кондратьевна . Ну, бальсан бальсаном, а самовар самоваром. Аль тебе жалко чужого добра? Да как поспеет, вели сюда принести.

Фоминишна . Как же уж! Слушаю! (Уходит.)

Явление пятое

Те же без Фоминишны .

Аграфена Кондратьевна . Ну что, новенького нет ли чего, Устинья Наумовна? Ишь, у меня девка-то стосковалась совсем.

Липочка . И в самом деле, Устинья Наумовна, ты ходишь, ходишь, а толку нет никакого.

Устинья Наумовна . Да ишь ты, с вами не скоро сообразишь, бралиянтовые. Тятенька-то твой ладит за богатого: мне, говорит, хоть Федот от проходных ворот, лишь бы денежки водились, да приданого поменьше ломил. Маменька-то вот, Аграфена Кондратьевна тоже норовит в свое удовольствие: подавай ты ей беспременно купца, да чтобы был жалованный, да лошадей бы хороших держал, да и лоб-то крестил бы по-старинному. У тебя тоже свое на уме. Как на вас угодишь?

Явление шестое

Те же и Фоминишна , входит, ставит на стол водку с закуской.

Липочка . Не пойду я за купца, ни за что не пойду, – За тем разве я так воспитана: училась и по-французски, и на фортепьянах, и танцевать! Нет, нет! Где хочешь возьми, а достань благородного.

Аграфена Кондратьевна . Вот ты и толкуй с ней.

Фоминишна . Да что тебе дались эти благородные? Что в них за особенный скус? Голый на голом, да и христианства-то никакого нет: ни в баню не ходит, ни пирогов по праздникам не печет; а ведь хоть и замужем будешь, а надоест тебе соус-то с подливкой.

Липочка . Ты, Фоминишна, родилась между мужиков и ноги протянешь мужичкой. Что мне в твоем купце! Какой он может иметь вес? Где у него амбиция? Мочалка-то его, что ли, мне нужна?

Фоминишна . Не мочалка, а божий волос, сударыня, так-то-с!

Аграфена Кондратьевна . Ведь и тятенька твой не оболваненный какой, и борода-то тоже не обшарканная, да целуешь же ты его как-нибудь.

Липочка . Одно дело тятенька, а другое дело – муж. Да что вы пристали, маменька? Уж сказала, что не пойду за купца, так и не пойду! Лучше умру сейчас, до конца всю жизнь выплачу: слез недостанет, перцу наемся.

Фоминишна . Никак ты плакать сбираешься? И думать не моги! И тебе как в охоту дразнить, Аграфена Кондратьевна!

Аграфена Кондратьевна . А кто ее дразнит? Сама привередничает.

Устинья Наумовна . Пожалуй, уж коли тебе такой апетит, найдем тебе и благородного. Какого тебе: посолидней али поподжаристей?

Липочка . Ничего и потолще, был бы собою не мал. Конечно, лучше уж рослого, чем какого-нибудь мухортика, И пуще всего, Устинья Наумовна, чтобы не курносого, беспременно чтобы был бы брюнет; ну, понятное дело, чтоб и одет был по-журнальному. (Смотрит в зеркало.) Ах, господи! а сама-то я нынче вся, как веник, растрепана.

Устинья Наумовна . А есть у меня теперь жених, вот точно такой, как ты, бралиянтовая, расписываешь: и благородный, и рослый, и брюле.

Липочка . Ах, Устинья Наумовна! Совсем не брюле, а брюнет.

Устинья Наумовна . Да, очень мне нужно, на старости лет, язык-то ломать по-твоему: как сказалось, так и живет. И крестьяне есть, и орден на шее; ты вот поди оденься, а мы-с маменькой-то потолкуем об этом деле.

Липочка . Ах, голубушка, Устинья Наумовна, зайди ужо ко мне в комнату: мне нужно поговорить с тобой. Пойдем, Фоминишна.

Фоминишна . Ох, уж ты мне, егоза!

Уходят.

Явление седьмое

Аграфена Кондратьевна и Устинья Наумовна.

Аграфена Кондратьевна . Не выпить ли нам перед чаем-то бальсанцу, Устинья Наумовна?

Устинья Наумовна . Можно, бралиянтовая, можно.

Аграфена Кондратьевна (наливает) . Кушай-ко на здоровье!

Устинья Наумовна . Да ты бы сама-то прежде, яхонтовая. (Пьет.)

Аграфена Кондратьевна . Еще поспею!

Устинья Наумовна . Уах! фу! Где это вы берете зелье этакое?

Аграфена Кондратьевна . Из винной конторы. (Пьет.)

Устинья Наумовна . Ведрами, чай?

Аграфена Кондратьевна . Ведрами. Что уж по малости-то, напасешься ль? У нас ведь расход большой.

Устинья Наумовна . Что говорить, матушка, что говорить! Ну, уж хлопотала, хлопотала я для тебя, Аграфена Кондратьевна, гранила, гранила мостовую-то, да уж и выкопала жениха: ахнете, бралиянтовые, да и только.

Аграфена Кондратьевна . Насилу-то умное словцо вымолвила.

Устинья Наумовна . Благородного происхождения и значительный человек; такой вельможа, что вы и во сне не видывали.

Аграфена Кондратьевна . Видно, уж попросить у Самсона Силыча тебе парочку арабчиков.

Устинья Наумовна . Ничего, жемчужная, возьму. И крестьяне есть, и орден на шее, а умен как, просто тебе истукан золотой.

Аграфена Кондратьевна . Ты бы, Устинья Наумовна, вперед доложила, что за дочерью-то у нас не горы, мол, золотые.

Устинья Наумовна . Да у него своих девать некуды.

Аграфена Кондратьевна . Хорошо бы это, уж и больно хорошо, только вот что, Устинья Наумовна, сама ты, мать, посуди, что я буду с благородным-то зятем делать! Я и слова-то сказать с ним не умею, словно в лесу.

Устинья Наумовна . Оно точно, жемчужная, дико сначала-то, ну, а потом привыкнешь, обойдетесь как-нибудь. Да вот с Самсон Силычем надо потолковать, может, он его и знает, этого человека-то.