Полковник Горин

— Садитесь, — подобрел он. — И подавайте мне только факты.

Сердич развернул карту, раскрыл папку с документами. Лукин внимательно изучил любовно отделанную карту, затем просмотрел документы. На каждом была пометка посредника. Действительно, тот не преувеличивал достоинств и командира и его штаба. Генерала еще раз порадовал изящный маневр, который совершил полковник Берчук со своим полком. Задержался на радиограмме. Куцая, обрубленная, она предоставляла право командиру действовать по-своему, хотя при желании и можно было понять, чего от него требовал Амбаровский. Умышленно или нет комдив пошел на риск — не это сейчас самое важное. Главное, комдив умен. Лишь бы не начал злоупотреблять, щеголять самостоятельностью. Поговорить с ним, узнать лучше, при надобности предупредить: устав — свод правил с допустимыми исключениями, но нельзя исключения делать правилами.

Лукин поднял голову.

— Все ясно. Решение мое узнаете завтра на разборе. За факты спасибо, они помогли мне кое-что уточнить.

Решение окончательное и бесповоротное уже было принято. Генералу лишь хотелось убедиться, поймут ли его справедливость и необходимость два человека — два генерала.

Первым вошел Амбаровский, четко, внешне уверенно, подав корпус вперед, вторым — Герасимов, чуть сзади и робко.

— Садитесь, — Лукин встал, закинул руки за спину и принялся ходить по комнате.

— Так. Успели подумать над своими решениями на учении?

— Да, товарищ генерал армии, — ответил за обоих Амбаровский.

— К каким же мыслям пришли? Ну, хотя бы по решению, которое вы приняли в районе полигона?

— Решение, товарищ генерал армии, не лучшее, — упреждая начальника штаба, начал Амбаровский, — но вполне допустимое. Выделив больше сил для отражения контрудара с места, я мог нанести более ощутимые потери противнику и затем наверстать потерянное время путем усиления темпа наступления.

— А как думаете вы, начальник штаба?

— Решение, по которому пришлось действовать войскам корпуса, — начал Герасимов, загоняя неуверенность подальше внутрь себя, — было, действительно, не лучшим.

— Почему?

— Перейдя к обороне большей частью войск первого эшелона, мы потеряли темп развития боя и тем самым позволили противнику создать для себя наиболее благоприятные условия применения решающих средств поражения…

— Именно. Но сам по себе переход к обороне в этой обстановке тоже допустим. Беда в другом. Вы распылили силы, не сумели сохранить группировку войск для возобновления наступления, а противник еще до начала контрудара без особого труда разгадал, что вы остановитесь. Этого бы не получилось, если бы вы к своему замыслу добавили хорошую хитринку, оригинальный отвлекающий маневр, дерзкое действие хотя бы одного полка или еще что. В каждом бою свое, неповторимое. Военное искусство — оно тоже настоящее и сложное, требует таланта и мастерства. И чем выше занимается должность, того и другого в командире должно быть больше.

— Если бы полковник Горин, — попробовал Амбаровский хоть чуть-чуть уменьшить свою неудачу, — выполнил мой приказ…

— Все получилось бы во много раз хуже. Имея меньше данных, он лучше вас понял обстановку и спас корпус от тяжелых последствий.

Лукин налил в стакан воды, сделал несколько глотков и продолжал:

— На вашем месте я бы давно обласкал Горина, а не валил на него свои промахи. И еще… мне очень не понравился ваш «маневр» полком Аркадьева, — язвительно нажал Лукин на слово «маневр». — Хорошее хорошо показать негрешно, а сомнительное выпячивать, вы сами, я думаю, знаете как это называется. Так что, — генерал Лукин сделал остановку перед тем, как объявить свое решение Амбаровскому, — вам надо хорошо подумать о многом и освежить свои знания. Буду рекомендовать вас на высшие академические курсы. Потом будет решено остальное.

— Илья Захарович! Каждый человек не застрахован от ошибок, особенно если он еще не утвердился в новой должности. Прошу вас представить мне возможность изменить ваше мнение обо мне.

Генералу армии послышалось, что Амбаровский обижен: что-что, а военное дело знаю и смогу командовать не хуже других. Лукин пронзил его своим колючим взглядом. Нет, кажется, думает оправдываться только делом. Смягчившись, Лукин ответил:

— После окончания курсов. Запомните одно незыблемое военное правило: возможность исправлять ошибки представляется тем командирам, которые подали очень большие надежды. Наши ошибки — десятки тысяч смертей. Если каждому позволить допускать их — слишком много будет сирот и вдов.

Теперь решим, что делать с вами, генерал Герасимов. Ум у вас есть, но военному человеку надобны и воля, крепкий, заматерелый хребет. У вас он еще хрящеватый. Мало командовали. И давно. Предлагаю поработать командиром дивизии, чтобы зацементировать свою волю. Дивизию получите хорошую. Надеюсь, не сделаете ее плохой.

— Постараюсь, — согласился Герасимов.

После разбора, в меру доброго и местами гневного, генерал Лукин пригласил к себе Горина. Завидев в дверях полковника, полной рукой показал на стул.

— Пригласил вас ближе познакомиться. Но прежде скажите ваше мнение об Аркадьеве.

— Незадолго до учения пришлось ломать ему характер. Новый он еще не обрел, потому так неуверенно командовал.

— Без вас он сможет стать разумным командиром?

Горин насторожился.

— Не понимаю вас.

— Объясню потом.

— Сможет.

— Тогда быть по-вашему. Хотел спустить на работу, где отвечать нужно только за бумаги. — И тут же быстро взглянул на Горина: — Еще один вопрос: ваша оценка решения, которым вы изменили задачу, поставленную старшим.

— Желательно, чтобы такие решения были исключением из правила, но… в современных условиях не так уж редким.

— Теперь я поясню свой первый вопрос. Я намерен рекомендовать вас на должность начальника крупного штаба. Не предлагаю в заместители, потому что хочу, чтобы вы остались таким, каким я вас узнал. От долгого командования людей порой кособочит, они слишком привыкают повелевать и перестают замечать, где он — это он, а где всего лишь выразитель ума и труда десятков, сотен и тысяч подчиненных. Верю, этой болезнью не заболеете.

— Благодарю за доверие.

— Вот и хорошо. Умный человек всегда идет на дело, а не на должность. Повторю еще раз свое пожелание. Вы не стремитесь к выгодам от своего ума, умеете ценить способности других и… пока в вас не чувствуется дурная манера: я начальник и никому ни на минуту не позволю забывать об этом. Постарайтесь оставаться таким же на любой из высоких должностей, которые открываются перед вами.