Три весны

— Вы друг Ахмета? Да, вы его друг, — спрашивала и отвечала сама.

— Он дома? — оглядываясь по сторонам, спросил Костя.

— Посмотрите полотно, оно на мольберте. Он весь там, мой мальчик. До последнего вздоха…

— Что? Что с Ахметом? — тревожно повернулся к ней Костя.

Она прошаркала подошвами крохотных красных сапожек в другую комнату и тонким, как спичка, пальцем позвала Костю. У нее был вид заговорщицы, которая под большим секретом собиралась сообщить ему какую-то чрезвычайно важную тайну.

«Неужели Ахмет умер? А это черное на его тетушке — знак траура по нему?» — подумал Костя, шагнув к ней.

Другая комната была нежилой. На столе, на подоконниках, на полу лежал толстый слой пыли. Рой пылинок кружился в столбах солнечных лучей, которые падали на обшарпанную стену. Эти пучки света только подчеркивали мрак и запущенность комнаты.

— Где Ахмет?

— На все воля аллаха, — часто закачала головой она, снимая с полотна на мольберте старую, засиженную мухами газету. — Посмотрите, друг Ахмета, на воду. Разве видели вы где-нибудь чище и прозрачнее этой? Она готова спорить с родниками, с потоками поднебесных гор. А глаза? Разве не заключена в них человеческая усталость? Человек устал от жизни, ему пора уходить.

Костя хотел возразить ей. Нет, это усталость не побежденного, а победителя. Тетушка неправильно толкует картину. Но ей не докажешь, что все не так. Она будет спорить. Она считала, что уже отгадала вечную загадку жизни.

— Он говорил, что стремится к совершенству, — продолжала она, не сводя с картины тусклого, как у мертвой косули, взгляда. — Мальчик мой, он спешил к аллаху, чтобы познать величайшую сладость неземного.

— Давно умер Ахмет? — глухо, не своим голосом спросил Костя.

— Уже месяц, как нет его. А вот этот мазок на полотне — последний. Сделал его Ахмет и упал. У него кровь хлынула горлом, и он упал у мольберта. И лежал здесь…

Голубой мазок перечеркивал картину, шел с угла на угол по диагонали. И, странное дело, он не казался лишним на полотне. Он органически вплетался в композицию. Он нужен был здесь, хотя никто не смог бы точно сказать, что он обозначает. Может быть, даже права тетушка Ахмета, когда она говорит о стремлении художника к совершенству. Совершенство — не только мастерство, но что-то неизмеримо большее, заключенное в самом человеке.

Костя попрощался. Она не проводила его до двери. Она что-то шептала по-татарски. Очевидно, беседовала с тенью своего племянника, которая была рядом с нею, здесь, у мольберта.

Костя вышел на улицу торопливым шагом человека, преследуемого кем-то. Разговор с тетушкой Ахмета, как и сама смерть друга, потряс его. И голубой мазок… Он стоял теперь у Кости перед глазами, как немой упрек.

«Не надо было заходить. Та же Влада сказала бы об Ахмете», — размышлял Костя, не в силах отвязаться от мучившего его видения.

А эта тетушка словно помешана. Как это все ужасно!

Косте вспомнилось, как он вместе с Ахметом и Алешей ходил в горы. Ахмет тогда взялся спорить с милиционером. Все это кажется таким милым и таким далеким. Алеша ранен, отвоевался и уехал в Сибирь. А вот Ахмета уже нет. Голубой мазок был последним в его короткой, нелегкой жизни.

Немного погодя, Костя стоял перед отцом Влады. Он встретил Костю с дежурной снисходительной улыбкой. Одет он был в своей традиционный азиатский халат, очень длинный, до самых лодыжек. Он заметно постарел. В его движениях уже не было той плавности и уверенности, которыми походила на него Влада.

Он был дома один. В комнатах пахло топленым молоком. Заметив, что Костя почувствовал этот запах, отец Влады скривил рот:

— Готовлю ужин. Они задерживаются сегодня.

Костя насторожился: почему — они? Значит, правда, что Влада замужем. А он, осел, все не верил, считал, что она разыгрывает его. И поделом ему, чтоб не строил воздушных замков. И незачем оставаться Косте здесь до их прихода. Она писала, что познакомит Костю с Игорем. Нет, избави бог от такого знакомства! Не знает Костя Игоря и не хочет знать.

Но уйти вдруг как-то было неудобно. Отец Влады усадил Костю напротив себя, у круглого стола, и завел разговор о войне и победе.

— Давайте пропустим по маленькой. У меня есть наливка и есть чем закусить, — проговорил он, жестом приглашая Костю на кухню.

— Спасибо, я лучше пойду.

— Нет, я не могу отпустить вас. Влада сживет меня со света. Приходите, пожалуйста. Очень прошу.

«Зачем я нужен ей, когда у нее есть муж»? — с болью подумал Костя. Но он решил все же остаться. Уйти никогда не поздно. А увидеть Владу ему хотелось, несмотря ни на что.

Когда они выпили, отец Влады стал осуждающе говорить о своем зяте. Пижон, как и вся его компания. Рестораны, танцульки, и абсолютное легкомыслие. Сама Влада не раз видела мужа с любовницами. Семейные скандалы, постоянные попреки — все это очень нехорошо. Да разве Влада удержит его, коли он захочет уйти? Нет, такого не бывает.

— Я не узнаю Владу, — сказал Костя.

— И я тоже. Она стала совершенно другой, когда влюбилась в этого шалопая.

— Он очень красив? — с нескрываемой ревностью в голосе спросил Костя.

— Обыкновенный пижон. А она дура.

— Влада умная и серьезная, — возразил Костя.

— Я тоже так думал два года назад… Они утомили меня своими штучками-дрючками! Я терпелив по натуре, но и мне становится невмоготу!

От этого разговора настроение у Кости еще больше упало, хотя где-то в глубине души он радовался, что у Влады не клеится с Игорем. Он мстительно думал о минутах горького раскаяния, которое — он хотел в это верить — не раз уже посещало Владу. И вместе с тем, Костю разбирало любопытство, ему не терпелось посмотреть на Игоря, что за человек тот, кого предпочла Влада Косте и Илье Туманову.

Влада и Игорь пришли вместе. Был уже вечер, в распахнутое окно доносились запахи остывающей земли. Заслышав шаги в коридоре, Костя обмер. Потом он вскочил и так стоял неподвижно, пока Влада не заглянула на кухню.

— А, Костя, — слабо улыбнулась она, и вид у нее был такой, как будто ничего не произошло. Она умела держать себя в руках. Только когда Костины глаза встретились с ее глазами, Влада смущенно отвела взгляд. И тут же стала выговаривать отцу, что он накрыл на стол на кухне.

Спохватившись, Влада позвала Игоря, чтобы познакомить со школьным товарищем. Позвала с наигранной веселостью. Ей было не очень приятно, что они сойдутся сейчас и станут о чем-то говорить.

Игорь был отлично сложен. Под пиджаком спортивного покроя угадывались тугие узлы мышц. А лицо ничем не выделялось из тысячи лиц, виденных Костей. Нос с горбинкой и тяжелая нижняя челюсть делали его даже несколько грубоватым.

— Школьный товарищ? — Игорь протянул руку.

— Здравствуйте, — пробормотал Костя.

— Рад приветствовать вас, — Игорь учтиво поклонился.

Этой развязной манерой держаться он несомненно копировал кого-то, наверное, какого-нибудь известного кинодеятеля. И говорил Игорь тоже, как знаменитости, с некоторым пренебрежением и в нос.

Все еще продолжая сердиться на отца, Влада принялась распечатывать консервные банки с колбасой и говяжьей тушенкой. Она неумело работала ключом и вот бросила его.

За консервы принялся отец, а Влада пригласила Костю в столовую. Они втроем сели за стол. Костя отказывался от угощения. Ведь только что он ел и пил с отцом Влады.

— Вы наш гость, — манерно сказал Игорь.

Все пришлось повторять сначала. А Влада наливала Косте не меньше, чем своему мужу, и вскоре у Кости отяжелела голова. Но ведь он этого и хотел, чтобы не думать о Владе, и так он достаточно думал о ней.

После нескольких общих вопросов о войне и здоровье, Влада спросила у Кости, пишет ли он стихи. Костя сказал, что не пишет, но тут же поправился: пишет, но мало. Все некогда.

— И в госпитале было некогда? — Влада удивленно вскинула брови.

— Для стихов нужно настроение.

— Я тоже смог бы написать, но что толку марать бумагу! — насмешливо проговорил Игорь.