Дельцы. Автомобильный король

Помнится, он говорил что-то еще в таком же роде. Каково было мое положение! Все равно, как если бы я попала в лапы медведя! Вы не поверите, я знаю, но он обладает огромной силой. Я была не в состоянии пошевелиться. С трудом соображала и все время чувствовала его дыхание на своем лице. А он заглядывал в мои глаза, как страшный, дикий зверь.

"Мистер Уотерман, — протестовала я. — Я не привыкла, чтобы со мной так обращались". "Знаю, знаю. Если бы это было не так, я бы вас не желал. Но я не такой, как другие мужчины. Подумайте об этом, подумайте и о том, как велика моя власть. Мне некогда ухаживать за женщинами. Но вас я люблю. Я полюбил вас в ту минуту, как увидел. Разве этого недостаточно? Чего вы еще можете желать?" "Вы завлекли меня сюда обманом, — кричала я, — вы поступили низко. Если в вас есть хоть капля порядочности, вам должно быть стыдно". "Полно, полно, — твердил он, — не говорите глупостей. Вызнаете свет. Вы не цыпленок, только что вылупившийся из яйца…"

Да, он сказал это, Аллан! Я точно припоминаю эту фразу, именно она так взбесила меня. Вы не представляете себе! Я опять пыталась вырваться, но чем больше боролась, тем в большее бешенство он приходил. Мне было ужасно страшно. Ведь на яхте, наверное, не оставалось никого, кроме его слуг. "Мистер Уотерман, уберите руки, иначе я подниму скандал… Буду кричать", — возмущалась я. "Это вам не поможет", — свирепо сказал он. "Но чего вы от меня хотите?" "Я хочу, чтобы вы меня любили". Тут я снова начала вырываться. Я закричала раз или два, не помню, но он зажал мне рот рукой. Тогда я стала бороться за себя. Я уверена, что выцарапала бы гадкому старикашке глаза, если бы он не услышал вашего голоса. Когда вы стали звать меня, он отпустил руки и отпрянул. Никогда в жизни я не видела выражения такой лютой ненависти на чьем-либо лице. Когда я ответила вам и бросилась к двери, он преградил мне путь. "Я буду преследовать вас! прошептал он. — Вы поняли меня? Я никогда не откажусь от вас!" И тут вы налегли на дверь; он повернулся, отпер ее и вышел.

Пока Люси вспоминала эту сцену, ее лицо покрылось багровыми пятнами от волнения. Она дышала часто, взволнованно. Монтегю сидел, глядя перед собой, и не издал ни звука.

— Слышали ли вы в своей жизни что-либо подобное? — спросила она.

— Да, — серьезно сказал он. — К сожалению, должен признаться, что слышал о подобных сценах не раз. И даже нечто похуже.

— Но что же мне теперь делать? — воскликнула она. — Такое поведение нельзя оставить безнаказанным.

Монтегю ничего не ответил.

— Он чудовище! — все больше расходилась Люси. — Я должна засадить его в тюрьму.

Монтегю покачал головой.

— Вы не в силах этого сделать.

— Не в силах! — воскликнула она. — Почему?

— Вы ничего не сможете доказать, — сказал Аллан. — Все ваши обвинения он будет опровергать, а его словам всегда будет больше веры. Вы не можете добиться ареста Дана Уотермана, как если бы это был обычный человек. И подумайте об огласке!

— Я хотела бы опозорить его! Ему это послужило бы уроком!

— Да нет, это не причинило бы ему ни малейшего вреда, — сказал Монтегю. — Я в этом твердо уверен, так как был свидетелем подобной попытки — из нее ничего не вышло. Вы не найдете ни одной газеты в Нью-Йорке, которая решилась бы предать огласке вашу историю. Единственное, чего вы добьетесь, — это обретете дурную славу искательницы приключений.

Люси уставилась на него с изумлением, судорожно сжимая кулаки.

— Похоже, что я живу где-нибудь в Турции, — воскликнула она.

— Вы недалеки от истины. Здесь в городе живет старик, который всю свою жизнь ссужал деньги под проценты и скопил целое состояние. У него теперь что-то около восьмидесяти или ста миллионов, кажется. И каждые полгода вы можете прочесть в газетах, что какая-нибудь особа женского пола пыталась его шантажировать. А все дело в том, что с каждой хорошенькой девушкой, которая поступает в его контору, он проделывает то же самое, что Уотерман пытался сделать с вами. В результате те из них, кто по глупости затевал скандал, попадали в тюрьму за шантаж.

Видите ли, Люси, — продолжил Аллан после паузы, — вы должны уяснить положение. Этот человек в Нью-Йорке — бог. Все пути к обогащению — под его контролем; он может вознести или сломить всякого, кого ему заблагорассудится. Правда, правда — он может разорить любого. Он может заставить полицию поступать так, как угодно ему. Это всего лишь вопрос денег. И он привык во всем диктаторствовать. Малейший его каприз — закон. Он покупает все, что захочет. Это относится и к женщинам. Он привык к тому, что его считают господином положения; женщины ищут его благосклонности. Если бы вы были согласны пойти на это, то могли бы рассчитывать на дворец стоимостью в миллион долларов на берегу реки Драйв или же коттедж с пристанью, тоже не менее, чем за миллион в Ньюпорте. Вы получили бы неограниченный кредит во всех магазинах, любые поездки на пароходах и всех железных дорогах в отдельном вагоне. Многие женщины только за это и бьются, и он просто не понимает, чего вам еще нужно.

— И на это он тратит свои деньги?

— Он покупает все, что ему взбредет в голову. Говорят, Уотерман ежедневно расходует пять тысяч долларов. В клубах рассказывают, что однажды он влюбился в жену врача и дал миллион долларов на строительство больницы при условии, что этот врач уедет на три года ознакомиться с больницами в Европе.

Люси задумалась.

— Аллан! — вдруг сказала она, — как вы думаете, что он имел в виду, сказав, что будет меня преследовать? Что он может мне сделать?

— Не знаю, — ответил Аллан, — надо об этом хорошенько подумать.

— Однажды он выразил мысль, которая сразу показалась мне очень странной. Припоминаю, как он сказал: "У вас нет денег. Вы не сможете жить в Нью-Йорке. То, что у вас есть — здесь просто ничто". Не думаете ли вы, Аллан, что ему известно положение моих дел?

Монтегю пристально посмотрел на нее, пораженный странной мыслью.

— Люси! — воскликнул он.

— Что?

— Да нет, ничего! — спохватился Аллан и подумал про себя: "Глупости. Этого не может быть!" Мысль, что сыщика мог подослать к нему Дан Уотерман, показалась ему слишком нелепой. — Он, вероятно, сказал это сгоряча. Но вы должны быть осторожны. Уотерман — опасный человек.

— И я бессильна его покарать, — помолчав, прошептала Люси.

— Мне кажется, — сказал Монтегю, — что вы еще дешево отделались. Впредь будьте осмотрительнее, что же касается кары, то, полагаю, об этом позаботится природа, ведь он стареет и, говорят, ведет замкнутый и отвратительный образ жизни!

— Однако, Аллан, я невольно все время думаю о том, что было бы со мной, если бы вы не оказались на яхте! Я не могу не думать и о других женщинах, попадавших в такую же западню. Тогда я была бы такой же беззащитной, как они, независимо от того, что бы он ни сделал!

— Боюсь, что это так, — серьезно сказал Аллан. — Наверное, многие женщины это узнали на собственном опыте. Я понимаю ваши чувства, но что вы можете тут сделать? Не в ваших силах карать людей, подобных Уотерману. Например, узурпируя власть в какой-нибудь отрасли — а это неизбежность жизни, — они обрекли тысячи людей на голодную смерть или учиняли насилие над беззащитными женщинами. В этом городе есть богачи, которые забавляются тем, что публикуют объявления о найме и завлекают девушек. Одна стенографистка из моей конторы рассказывала, что за год она двадцать раз меняла место работы, потому что ее работодатели добивались, чтобы она стала их любовницей.

— Видите ли, — сказал он после паузы, — мне кое-что известно о подобных вещах. Вы думали, я говорил просто так, а я знал, что вам угрожает. Вы здесь чужая: у вас нет ни друзей, ни влияния, и вы всегда будете страдающей стороной. И далеко не только в случае, подобном этому, когда в дело могла вмешаться полиция и газеты, но и в случае широкой огласки в обществе. Это вопрос вашей репутации, оценки ваших поступков теми, у кого богатство, все привилегии. И они умеют их защищать! Они охотно пригласят приезжую провести время, если она хороша собой, остроумна и может их развлечь. Но стоит вам покуситься на их права или угрожать их власти, и вы убедитесь, как они вас возненавидят, как безжалостно очернят и погубят.