Страница 32 из 65
«Так вот она какая Надежда Дальняя!» — думает старший политрук Столетников, вспоминая ее короткие, но ясные донесения, написанные мелким красивым почерком.
— Куда же вас определить? — вопросительно говорит майор, смотрит в окно и, вздыхая, пожимает плечами.
— В деревню ей возвращаться нельзя, — вмешивается Столетников, — ее видели там с партизанами.
Дальняя облегченно вздыхает и, с надеждой глядя на комиссара партизанского соединения, подсказывает:
— В разведку!
И она становится разведчицей.
Учится бесшумно ходить, ползать, маскироваться, ездит верхом, переплывает в одежде и обуви речку.
Непривычно, тяжело.
Ночью ноет поясница, болят руки, ноги.
И вот первое боевое задание. Она выполняет его так быстро и легко, что кажется, зря тратила время и силы на учебу.
Дни летят быстро, незаметно. Как-то поздней осенью ее вызвали в штаб, в числе других разведчиков.
— Надо точно установить, когда выходит из дома немецкий комендант, а затем уничтожить его. Вы, товарищ Дальняя, выполните первую половину задачи, а уничтожением майора Ленке займутся другие.
Это задание было успешно выполнено.
За этим следовали новые и новые. Надежда становилась смелой, опытной разведчицей, незаменимым человеком в партизанском отряде.
Войска Советской Армии освободили Орел, Харьков…
Немцы спешно подвозили на фронт подкрепления, боеприпасы, но не дремали и партизаны. Воинские эшелоны летели под откос, на дорогах устраивались засады, взрывались мосты, минировались шоссе и проселки. Гитлеровцы бросили против соединения партизан, где была Дальняя, карательный полк СС.
Как выяснилось позже, карателей привел в расположение партизан тот же Куприяненко, что руководил реквизицией скота и скрылся при налете партизан. Завязался бой. К вечеру штаб стали обходить. Бойцы выбивались из сил в ожидании своих отрядов, за которыми были посланы связные.
Столетников лежал за пулеметом. В «максиме» кипела вода, хоть чай пей! — кончались в ленте патроны, а противник готовился к решительной атаке. Момент был критический. И в это время к нему приползла с тремя коробками пулеметных лент и трофейной канистрой воды Дальняя. Буквально в ту же минуту подобрался немец и швырнул гранату. Столетников успел лишь увидеть ее длинную деревянную ручку, мелькнувшую над головой. Но вдруг что-то мягкое упало на него, резко шевельнулось, и в следующую секунду раздался взрыв.
Комиссар остался цел и невредим, а Наде осколки повредили ногу.
Ее вскоре эвакуировали самолетом в Москву. Она писала, что поправляется, но, вероятно, будет немного хромать… С тех пор девушка и спасенный ею комиссар не встречались… Он писал много писем с фронта на село, где она работала до войны, на отдел образования в Калинковичи, но… видно, уехала куда-нибудь к родственникам.
17
Старую многострадальную полуторку бросало из стороны в сторону на рытвинах и ухабах. Громыхал побитыми бортами кузов, дребезжали боковые рамы кабины, и в нее через дыры ветрового стекла врывался ветер.
— Ой, люди добрые, как трясет! Совсем нервы расшатает!..
Машина нырнула в лужу, водитель и начхоз на миг подперли головами крышу кабины, и колеса забуксовали в грязи.
— Крышка! — безнадежно махнул рукой шофер и выключил мотор. — Теперь загорай до попутной, пока не вытащит, — сказал он, обходя грузовик и почесывая затылок.
— Ты как знаешь, а я пойду, — сказал шоферу Скупищев, ощупывая на голове шишку. — Как вытащат, подъедешь к правлению, я там буду.
— Шлё-опай! — равнодушно согласился шофер. — А мешки не берешь?
Скупищев отрицательно покачал головой, накинул капюшон плаща и зашагал в деревню, беспорядочно разбросанной по холмам.
Шел теплый мелкий дождь но, казалось, он никому не мешал. С токов к колхозному амбару тянулись груженные мешками хлеба подводы, крытые брезентом, где-то в лощине устало урчали трактора, и несколько голосов задорно тянули песню, а с лугов доносилось сытое мычание коров и оклики пастуха.
Заходить в правление Скупищев не торопился.
«Тише едешь — дальше будешь, — говорил он себе, останавливаясь у скотного двора и разглядывая строения. — Текут крыши, — отметил он, переводя взгляд с покоробленного от времени теса на развалившийся загон, — тоже новый делать надо… Ой, люди добрые, да и амбар-то не лучше!» — чуть не закричал он и направился к толпившимся под навесом колхозникам.
— Хорошее зерно, — похвалил Скупищев, запуская в него руку и быстро осматривая помещение. «Тонн двадцать пять будет», — сразу определил он. Задрав голову, увидел через крышу амбара кусок хмурого неба.
— До дождя убрали, — пояснил кладовщик, настороженно оглядывая незнакомца, — мало ли кто может приехать! — а сегодняшнее до весов направляем в сушилку. Сыроватое трошки.
— А больше ничего не убираете? — деловито осведомился Скупищев, заглядывая в длинный ларь.
— Горох начали, картошку-скороспелку роем. Давеча в город отправили пять машин. А-а… вы кто будете-то? — уже строго спросил кладовщик, преграждая путь ко второму ларю. — Инспектор какой?
— Инспектор? — презрительно скривил толстые губы начхоз. — Я — Скупищев, — сказал он, ко, видя, что сказанное не подействовало, добавил: — Начальник хозяйства Таежного леспромхоза.
— Так ступайте до своего хозяйства и заглядывайте там во все углы, а здесь посторонним строго воспрещается.
«Опоздал прогонять, — усмехнулся Скупищев, — я и сам ухожу», — и протянул кладовщику руку.
Теперь он шел в правление колхоза уверенно, как командир, закончивший рекогносцировку и нашедший брешь в обороне противника. Дождь перестал. В прорванные тучи глянуло солнце, блеснуло отраженным лучом ветровое стекло остановившейся у правления полуторки.
Скупищев не торопясь поднялся по ступенькам на крыльцо и, откинув капюшон, вошел в помещение.
— Доброго здоровьица! — поклонился он усатому мужчине, разговаривавшему по телефону, и сел на табуретку у стола.
— Будем знакомы, — протянул руку председатель колхоза и повесил на аппарат трубку.
Скупищев дождался, пока они остались с глазу на глаз, назвал себя и, хитро щуря из-под очков выпуклые глаза, заговорил:
— Плохо живете, товарищ председатель, — и, встретив настороженно-вопросительный взгляд, продолжал: — Хлеб-то в амбаре мочит сверху, прогнила крыша. Менять надо.
— Куда уж менять, руки не доходят. Мы и по-бедному бы обошлись — починить, да вот…
— Теса нет? — посочувствовал Скупищев и научил: — А вы горбылем.
— А где его взять-то? У нас пилорамы нету, — и нахмурился. — «Тоже мне, советчик приехал, будто сами не знаем».
— Да и хлева ремонта требуют, и загон менять надо, — говорил Скупищев, не обращая внимания на хмурый вид председателя, — совсем развалятся, тогда вас же винить будут!
— На загон мы жерди заготовили по весне, а крыши придется соломой опосля уборки крыть… А вы, случаем, не помочь хотите? — усмехнулся председатель. — Колхоз спасибо скажет.
— Можно и помочь, — невозмутимо ответил Скупищев, — по-соседски.
«Ничего себе соседи, — подумал председатель, — верст тридцать с гаком! — он вынул из стола кисет, свернул козью ножку и прикурил от зажигалки. — Ишь, благодетель нашелся, — опять насупился он, — хитришь, брат, приехал-то с порожней машиной».
Скупищев встретился с ним взглядом и прочел в глазах: «Знаем вашего брата, на словах густо, а на деле пусто», — но в то же время видел, что задел председателя за живое.
— Ой, люди добрые, — воскликнул Скупищев, поглядев на часы, — время-то за полдень перевалило — обед!
— Что ж. Пойдемте обедать, — пригласил председатель, — там и потолкуем.
Они вышли из правления. Скупищев подмигнул шоферу, мол, все в порядке и, захватив из кабины маленький чемоданчик, догнал председателя. Теперь его интересовало, сколько он привезет в леспромхоз овощей и картофеля…
Под вечер машина возвращалась в Таежный.
— Ну, и мастак же вы, Иван Иванович, на всякие что ни на есть махинации, — восторженно говорил шофер Скупищеву, кивая на кузов грузовика, — этакую махину отхватили, а!