Страница 27 из 65
— Будем ужинать, доченька! Отца, видно, не дождаться, — Любовь Петровна стала накрывать стол.
По дощатому тротуару мимо окон прошел неровным шагом человек. Верочка с матерью прислушались и облегченно вздохнули — нет, это не он! Но вот скрипнула калитка, потом отворилась дверь коридора, комнаты. Покачиваясь, вошел Заневский.
Любовь Петровна переглянулась с дочерью и подошла к мужу.
— Михаил, — возмущенно сказала она. — До каких же пор ты будешь пить? Мало сплетен ходит, хочешь, чтобы о тебе, еще и как о пьянице, говорили?
— С-сплетен? П-плевать мне! — он направился к дивану и, подсев к Верочке, обнял ее. — В-вот, дочка, дела, в хвост и в г-гриву отца луп-пят…
— За что, папа? — насторожилась Верочка.
— Я отказался от тракторов, ибо пользы не вижу. На совещании поддержали меня, хотя эт-тот фантазер Леснов с Бакрадзе… чушь какую-то предложили с Верхутиным… а сек-кретарь райкома против меня…
— Значит, это не сплетни? — растерянно сказала Любовь Петровна.
— П-пусть говорят! — махнул рукой Заневский. — Они уб-бедятся, что Заневский прав, я так и сказал Нижельскому…
Верочка поднялась и, всхлипывая, ушла в свою комнату.
— Миша, родной, как же это получилось? — мягко сказала Любовь Петровна, положив ладонь на голову мужа.
— А что с-случилось? Р-ровным счетом н-ничего!.. Поговорили и кончили. Месяц-другой план не вып-полним — и срежут, а потом…
— Срежут?.. Миша, ты думаешь, что говоришь? Не план, а тебя могут срезать, все промахи тогда вспомнят! Ты послушай, что говорят люди…
— М-меня срежут? — Заневского почему-то развеселила эта мысль, и он громко расхохотался, отмахиваясь руками, будто перед ним летала назойливая муха. — Е-ерунда, в-вот увидишь!
Любовь Петровна с минуту непонимающе смотрела на мужа, но Заневский уже не обращал на нее внимания.
— Эх, Миша, Миша, — с обидой, укоризненно сказала она, — ни себя, ни других не жалеешь!
— Ладно, — огрызнулся Заневский, — не твоего ума дело! П-постели-ка лучше постель.
Любовь Петровна прошла в его комнату, разобрала постель.
— Иди ложись, — выйдя к мужу, сказала она и, проводив его взором, полным обиды и тревоги, глянула на накрытый стол.
«Кто теперь ужинать будет?!» — тяжело вздохнула и, оставив вое на месте, направилась к дочери.
— Ма-ма, — Верочка протянула к ней руки, — как же теперь людям в глаза смотреть, что они говорить станут?!
Любовь Петровна обняла дочь, прижала к груди.
— Запутался, видно, доченька, наш отец, а помочь я ему ничем не могу…
7
Вторую неделю работал Николай Уральцев один, на небольшой делянке у оврага…
Первые дни он был доволен, что избавился от «колхоза», как называл звено. Ему удалось довести заготовку до двадцати кубометров, но с каждым днем производительность падала. Обиднее всего было то, что его везде звали не иначе, как «единоличник», и он в сердцах проклинал Татьяну, которой был обязан этой кличкой.
В звене было легче. Там помогали обрубать и убирать сучки, грузили прицеп. Здесь же все приходилось делать самому, и он понял, что один в поле не воин, но идти на попятную не позволяло самолюбие.
Сегодня Николай, придя на пасеку, долго не принимался за работу. Выкурил цигарку, вторую, свернул третью. Поплыли перед глазами круги, стало тошнить, — вчера он изрядно выпил. Николай спустился в овраг, напился воды и окунул в студеный ручей голову. Но голова продолжала болеть.
— У тебя и воза не будет, — сердито проворчал тракторист и, отцепив прицеп, стал разворачивать машину в обратную сторону. — Я поеду…
— Подожди, дружок, — остановил его Николай. — На, закури, а я мигом свалю парочку сосен, и тебе хватит на прицеп.
— Только быстрее, — помедлив, согласился тракторист, — ругать будет Павел Владимирович — не успеваем вывозить.
Николай принялся за работу. Свалил обе сосны, обрубил сучья, стал кряжевать. Заглянули на пасеку Леснов и Седобородой.
— Второй воз? — спросил Павел, кивнув на прицеп.
— Первый, — нехотя ответил Николай.
Павел лишь пожал плечами, а Николай, схватив, топор и электропилу, направился к следующему дереву.
— Уезжай быстрее, — крикнул он трактористу, допиливая ель, — пришибу!
Ель падая, зацепилась ветками за соседнее дерево и зависла.
— Почему не пользуешься валочной вилкой? — строго сказал Леснов.
— Без нее управлюсь, не впервой. Да и нет ее у меня… вот свалю на нее сосну и порядок будет!
— Не пойдет туда, — заметил Седобородов, глядя на сосну, — вправо крен имеет.
— Ничего, Сергей Тихонович, — беззаботно отозвался Николай, — я слева недопилю, она и свалится на ель!
— Не дури, Николай, я запрещаю. Сейчас пришлю подсобного рабочего с валочной вилкой, подожди немного. — Павел кивнул техноруку, и они пошли. Через несколько шагов Леснов остановился. — Еще не надоело одному работать? Шел бы, Николай, в звено, — сказал он.
Уральцев только нахмурился и принялся за сосну со злостью и ожесточением. Брызнули из-под цепи электропилы опилки, прерывисто зажужжал мотор. Через несколько минут раздался треск — цепь зажало. Не отдавая себе отчета, Николай старался вырвать из ствола электропилу.
Сосна треснула еще раз, накренилась вправо и, ударившись о ствол зависшей ели, пошла, ломая сучки, вниз.
Растерявшись от неожиданности, Николай смотрел на порвавшуюся цепь электропилы, на скользящую по ели сосну, и в глазах блеснул ужас. «Бежать!» — мелькнула мысль, но ноги не двигались, а в следующую секунду дерево, развернувшимся комлем ударило его по голове.
— А-а-а-и… — истошно крикнул Николай и, отброшенный на несколько метров в сторону, затих.
— На пасеке Уральцева? — вскрикнул Павел, схватив Седобородова за локоть.
— У него, кажись…
Они бросились со всех ног обратно.
— Сергей Тихонович, бегите за аптечкой в ближайшее звено, а я в больницу! — крикнул Павел, увидев окровавленного Николая.
Быстрей, быстрей!..
Павел мчался на мотоцикле по укатанной лесной дороге. Остался далеко позади лесоучасток, прошлогодняя вырубка, елань, сверкнула лазурью жилка реки. Мотоцикл бросало на рытвинах и ухабах, ветер сорвал с головы фуражку и разметал волосы, пыль слезила глаза…
Быстрей, быстрей!..
Глухо простонал под колесами мост, с кудахтаньем шарахнулись в стороны копошившиеся в навозе куры, с недоумением останавливались на дощатом тротуаре прохожие, провожая взглядом вихрем промчавшегося мотоциклиста.
Затормозив на полном ходу у больницы, Павел соскочил с сиденья и вбежал в приемную.
— Что случилось? — глядя на бледное лицо Леснова, спросила Заневская, опуская руку с карточками пациентов.
— Собирайтесь быстрее, бросайте все!
— Травма?.. Зайдите в кабинет.
Пропустив Павла, Верочка вошла за ним и закрыла за собой дверь.
— Батюшки мои, да что это за наказание! Никак опять несчастье в лесу…
— Уж не Васятку ли мово… О-х-х…
— А что директор смотрит?
— Не его, знать, дело, попово, да и попа-то не его — другого.
— Да тише, бабы, ничего не слыхать-то! — любопытная молодуха заглянула в замочную скважину.
Женщины смолкли и, охая и ахая, сгрудились у кабинета. За дверью шел тихий разговор, доносился звон пузырьков, инструмента, слышались торопливые шаги. Неожиданно дверь распахнулась, и молодуха, с шишкой на лбу, виновато отскочила в сторону.
Павел, увидев в окно полуторку, выбежал на улицу и остановил ее.
— Куда едешь?
— На нефтесклад, товарищ Леснов. Заправлю машину и в город.
— Сколько бензина?
— Четверть бака…
— Поворачивай!
На крыльце показалась Верочка с санитарной сумкой, за ней выбежала медсестра с носилками.
— Вы в кабину садитесь, Верочка, — сказал Павел, открывая дверцу, — а вы полезайте в кузов, — бросил он медсестре и подсадил ее. — Включай, друг, четвертую и на лесосеку в тридцать пятый квартал. К оврагу подъезжай! — крикнул шоферу.