Принцесса Володимирская

– Что делать, милая хозяйка! Бывают такие обстоятельства, которые трудно переживать, но что же делать?! Я действительно происхождением из очень далекой страны, о которой вы только слыхали, – из страны севера, где много снега, – но веры я одинаковой с вами. Ведь вы – католичка?

– Да, наш кантон католический. Сион имеет много и много за несколько столетий индульгенций от святого отца, и многие из наших даже бедных поселян бывали в Риме и удостоились благословения папы.

– Да, вот и я думала доехать туда, очутиться среди людей близких, а придется остановиться на полпути и ехать уже после. Но зато тогда мне будет веселей, чем теперь одной. Да, я вспомнила: я хотела сказать вам, почему я остановилась у вас. Ваше лицо меня удивило. Вы замечательно похожи на мою бедную няню, которая теперь далеко-далеко отсюда – так далеко, что, бог знает, увижу ли я ее когда-нибудь снова. Вы так похожи на нее, что мне приятно беседовать с вами. Если возможно, я вас попрошу приехать ко мне в Сион, а затем мы вместе приедем к вам в гости прежде моего дальнейшего путешествия.

Эти простые слова снова тронули Тантину чуть не до слез. Старушка давно не испытывала такого хорошего чувства, которое шевелилось теперь у нее на душе.

– Нет, вы… Я не знаю даже, как назвать вас?

– Зовите меня просто Людовикой.

– И так, madame Людовика, все, что вы собираетесь сделать, совершенно невозможно. Подумайте: как вам ехать в город, где вы никого не знаете, остановиться в гостинице, которые все немного лучше моего постоялого двора, или искать квартиру, которой вы не найдете, – я знаю Сион так же, как и наше местечко, – затем, быть может, вы даже не успеете всего этого сделать. Подумайте: не лучше ли вам остаться здесь, у меня? Я одна-одинехонька, а вы такая милая, вы так сразу расположили меня в свою пользу, что я все на свете готова для вас сделать.

– Нет, милая Тантина, это невозможно, это было бы еще безрассуднее. Сион все-таки городок.

Напрасно Тантина уговаривала незнакомку: она улыбалась и, благодаря, отказывалась. Ей как-то жутко было даже подумать остаться в маленькой деревушке, на маленьком постоялом дворе. В городе, каков бы он ни был, одинокой путешественнице все-таки казалось не так страшно.

III

Наконец гроза прошла, небо прояснилось. Незнакомка тотчас же попросила хозяйку велеть запрягать лошадей.

Тантина исполнила ее приказание, но вдруг как-то задумалась, ходила от крыльца в горницу проезжей, склонив голову и сложив руки на груди. Наконец она уже в третий или четвертый раз вернулась к столу, где только теперь собралась что-нибудь съесть незнакомка. Тантина стала перед ней и вдруг выговорила:

– Послушайте, г-жа Людовика, обещайте мне исполнить одну просьбу, вовсе немудреную. Вы должны ее исполнить – так, видно, Богу угодно. Мне это вдруг пришло на ум, и теперь, если вы мне откажете, то вы меня опечалите.

– Говорите – если могу, то исполню.

– Очень можете. Вы должны это сделать для меня. Позвольте мне ехать с вами в Сион. Потом, после, когда не надо будет, я вернусь домой. Подумайте: у меня было три дочери; у каждой из них было по ребенку и по два. Ведь этот домик был когда-то полон народу. Теперь я одна осталась! Я могу в вашем положении быть вам более чем полезна. Наконец, я не хочу вас отпустить так одну – мне Господь не велит этого.

Тантина проговорила это с таким одушевлением, с таким чувством, что незнакомка, поднявшись из-за стола, взволнованная подошла к совершенно незнакомой ей женщине, которую в первый раз увидела часа за два перед тем. Она приблизилась, обняла старушку и, ни слова не говоря, расцеловала в обе щеки.

– Так вы согласны! – воскликнула Тантина, обрадовавшись, как ребенок.

– Да разве можно не соглашаться на такие предложения! Вы бросите ваш постоялый двор, вы потеряете за это время много денег – зачем? для кого? Для женщины, совершенно вам незнакомой. По крайней мере, позвольте мне после отплатить вам.

– Ну, отплатить – это мы увидим. Во всяком случае не только вы, но, к несчастью, даже Господь не может теперь послать мне счастье. В мои годы на свете уже нечего ожидать; все, что бывает у человека, – все это было; впереди ничего нет. Денег мне не надо, у меня их больше, чем нужно. В известном смысле я даже богаче вас, потому что те деньги, которые имею, мне некуда девать, а счастья вы мне не можете дать. Вернуть мне детей и внучат и Господь не может.

Тантина утерла слезы и прибавила более веселым голосом:

– Дайте мне пять минут. Я уложусь, позову соседку Каролину, сдам ей мое хозяйство и провизию, и мы поедем.

Тантина бодрыми шагами, будто помолодев в несколько минут, вышла из горницы, а молодая женщина осталась на том месте, где говорила с ней, и, опустив голову, задумалась.

Дальняя страна, ее отечество и иной строй жизни, вполне чуждый окружающему ее теперь, носились в ее воображении: родные, старик отец, изгнавший ее из дома, мать, убитая горем, которая теперь, быть может, уже не на этом свете, друзья и приятельницы, которые теперь, быть может, лишь с презрением произносят ее имя… А что будет в будущем? Осуществится ли то, о чем она мечтает? Какая судьба ожидает ее ребенка?

Через несколько минут лошади снова были запряжены, и незнакомка, назвавшая себя Людовикой, садилась снова в карету.

Вокруг экипажа стояли густой толпой все обитатели деревушки. Окрестность, будто омытая грозовым дождем, вся сияла, сверкала…

Слух, что Тантина уезжает в Сион с какой-то неизвестной дамой, молнией пронесся по всем жилищам, и все, кто только был налицо, прибежали к крыльцу «Золотого Льва». Вопросам, недоумению, восклицаниям не было конца. Казалось, что в мирной от века деревушке начинается уличный бунт. Напрасно Тантина клялась и божилась, что скоро вернется, что ей необходимо, нужно в Сион и что знатная дама пригласила ее доехать с собою. Все друзья Тантины – а их было много – лезли к экипажу и чуть не силою хотели остановить Тантину от такого рокового шага и ужасного предприятия – ехать в Сион с незнакомой, хотя и красивой дамой. До Сиона было всего два часа езды, и все поселяне постоянно бывали там, продавая на базаре свои овощи, виноград, своих кур и коз. Но все-таки теперь им казалось невероятно, что любимая всеми старушка, не выезжавшая столько лет, даже не отходившая ни на шаг от своего «Золотого Льва», вдруг направляется в город при таких странных обстоятельствах.

Людовика должна была наконец обратиться ко всей толпе с просьбой успокоиться. Она выглянула из окна кареты, оглядела окружающую экипаж толпу и выговорила своим звучным и добрым голосом:

– Успокойтесь, мои друзья: с госпожой Тантиной, которую вы так любите, ничего дурного не приключится. Через несколько дней она вернется к вам снова.

Через минуту захлопал бич, зазвенели бубенчики, и сытые кони понеслись по кремнистой дороге, мокрой, сырой и ярко блестевшей на солнце.

Промчавшаяся гроза освежила воздух, и теперь как-то особенно легко дышалось. Ясное синее небо казалось еще чище, будто и его омыла гроза; оно было еще синеватее, еще прозрачнее. Солнце уже не палило, как прежде. О громе не было и помину, но если бы теперь чутко прислушаться, то до слуха донесся бы странный далекий гул. Потоки с гор мчались теперь в долины; массы снега, покрывавшие ближайшие утесы и холмы, растаяли от дождя и увеличили повсюду мутные водопады.

Едва только карета выехала из деревушки, как Тантина задумчиво выговорила:

– Как бы виноградники не погубило.

И она объяснила своей новой знакомой, что после такого дождя может сделаться сильное разлитие обыкновенно небольшой речки, извивающейся по долине и называющейся Сионной.

Действительно, когда они въехали на первый попавшийся по дороге мост, перекинутый именно через Сионну, Тантина показала на реку. Вода стояла уже выше обыкновенного уровня, и в ней заметно было простым глазом усиленное течение и мутный цвет.

– В сумерки, – сказала Тантина, – может выйти Сионна из берегов и затопить много виноградников.