Хорошие люди

Последнее время Станислав все чаше и чаще вспоминал о Людмиле. Ни Людмилу нельзя было забыть, ни Оленьку, — с ними, несмотря ни на что, он был одно время очень счастлив. Рассматривая издали свои отношения с Людмилой, Станислав считал, что отношение эти были прекрасны. Переписка Людмила с Костей почти не играла, собственно говоря, никакой роли для Станислава. То обстоятельство, что Людмила в конце концов предпочла Костю — отца Оленьки — вовсе не говорит о том, что это стало следствием переписки Людмилы. «Рецидивист» в любом случае попытался бы, вернувшись из мест заключения, занять утраченные позиции… И он их занял. А Станислав лишился семьи и твердой почвы под ногами, хоть он и не считал в те времена, что под ногами у него — твердь. Но у Станислава Вахтомина во всяком случае были жена и дочь (Оленька называла его «папой» и он был счастлив); у него была квартира и работа, которую он хоть и не любил так сильно, как хотелось бы, но которую добросовестно выполнял.

В свободное время Станислав бесцельно разгуливал по улицам Ташкента, вдыхая запахи разогретого асфальта, цветов, пыли. Пыль была везде: и на строительных площадках, и на деревьях, и под ногами на самых центральных улицах. Только в районах, где Ташкент почти не пострадал, — в районе аэропорта, в Шумидовском городке и в некоторых других местах — было чисто и уютно.

В центре же застраивался и в отдельных случаях приобретал свои будущие черты новый Ташкент, который станет «одним из лучших городов страны», как писали местная и союзная пресса.

Станислав не подозревал, что он так быстро привыкнет к своей новой жизни. Теперь ему казалось; он так давно приехал в Ташкент, что точную дату невозможно вспомнить. Он чувствовал себя ветераном. Он трудился на большом комбинате, совершенно не отличающемся своей структурой от комбината, оставшегося в детстве (может, Станиславу потому и казалось, что он давно трудится в Ташкенте — все было знакомо с детства!); он любил все то же, что было дорого ему в далекой юности. Прежним в общем-то осталось и мировоззрение Станислава Вахтомина, и он, в частности, продолжал считать, что многие проблемы, без которых можно легко прожить, выдуманы людьми только для того, чтобы делать хорошую мину при плохой игре, ломать словесные копья в поединках, которых не было бы вовсе, не приди в голову тому или иному субъекту та или иная пустопорожняя затея…

Правда, эти свои мысли Станислав держал при себе. Он был уверен в том, что комбинат не нуждается в его идеях, но нуждается в его руках. Свидетельством тому были премии, которые Станислав ежемесячно получал. Кроме этого, он несколько раз награждался почетными грамотами — от горсовета, от Узсовпрофа, от ЦК Комсомола Узбекистана… Станислав не мог бы сказать, что он равнодушен к наградам. Но он по-прежнему считал, что не так уж много сделал для того, чтобы заслужить их.

Но его заметили.

И вскоре он приступил к обязанностям бригадира.

Спустя много лет Станислав с хорошим чувством вспоминал ташкентский отрезок времени в своей жизни. Именно в Ташкенте он по-настоящему почувствовал, что нужен кому-то — не отдельному человеку нужен, а обществу; и даже то обстоятельство, что Станислав был одинок в своей личной жизни, не могло испортить этого впечатления.

Ташкентский отрезок жизни был наполнен многими событиями — большими и малыми. Одна только встреча с Людмилой Обуховой выбила его на некоторое время из колеи, заставила его грустить и сомневаться, и жалеть о потерянном.

Однажды дверь в комнату открылась и на пороге возникла незнакомая женщина. Она потому показалась незнакомой, что наступал вечер, за окнами сгустились сумерки, из коридора бил свет, освещая спину гостьи, но не ее лицо. Правда, Станислав быстро понял, что перед ним именно Людмила, потому что кто же еще, кроме нее, мог очутиться здесь?

Прищурившись, Людмила смотрела в темную глубину комнаты:

— Можно?

— Люда! — Станислав поспешил гостье навстречу. Он испытал вдруг такую радость, что едва справился с желанием обнять свою бывшую жену. — Конечно, проходи! Откуда ты взялась? — Станислав щелкнул выключателем.

— Приехала вот… — Она снова прищурилась, но на этот раз от яркого света, который вспыхнул в комнате. — Еле тебя нашла! Я Ташкент более или менее знаю, но после землетрясения еще не была здесь… Ужас! Все не то.

— Ничего, — сказал Станислав, прибирая на столе. — Все будет «то», подожди маленько. — Он не фиксировал памятью слова, которые произносил; он мог сказать сейчас, что угодно, и тут же забыть об этом. Появление Людмилы было настолько неожиданным, изумление и радость были настолько сильными, что Станислав некоторое время словно во сне пребывал. — Ты одна приехала? В смысле, без Оленьки?

Людмила рассмеялась:

— Неужели же я Олю в Ташкент, потащу? Во-первых, она в пионерском лагере, во-вторых, я в служебной командировке, — Людмила постреляла глазами по сторонам, а потом остановила взгляд на лице Станислава: — Ты пополнел.

— Разве?

— Очень. Такой солидный. А ты знаешь хоть, как я тебя нашла?

— Ума не приложу.

— В справочном бюро узнала.

— Неужели в справочном бюро дают адрес?

— Конечно. Только надо знать фамилию-отчество и год рождения.

— А ты знала?

— Твой-то?

— Странно, — сказал Станислав. — Кого угодно ожидал, но только не тебя…

— Я тоже… То есть, я хочу сказать, что тоже не ожидала, что ты окажешься холостой. Я очень боялась, что у тебя есть жена.

— Почему?

— Очень, очень боялась. Думаю, приеду, а твоя жена откроет дверь и спросит: «Что надо?» Со стыда сгоришь!.. Я ведь не знала, что это общежитие.

— Кофе хочешь?

— Хочу, если можно…

— Почему же нельзя?.. — И уже более спокойным тоном Станислав спросил: — В командировку, говоришь?

— На десять дней.

— Зачем?

— Обмен опытом.

— С кем?

— В Ташкенте есть комбинат такой. Текстильный. Может, слышал?

— Кто о нем не слышал.

— Вот с ними… Приехали пять наших лучших работниц.

— Значит, ты лучшая?

— Значит так, раз послали…

— Как дочь поживает?

— Если бы ты видел, какая она стала! Мне с ней иногда очень трудно разговаривать, больно серьезные вопросы задает. А что будет, когда она станет полностью взрослая?

— Оля — очень умная девочка. Это было заметно уже тогда, когда она почти не умела говорить… Чем хоть она увлекается?

— Мотоциклами.

— Чем? — Станиславу показалось, что он неправильно понял ответ Людмилы.

— Мотоциклами, — повторила та. — И вообще техникой. Но на мотоциклах просто помешалась. Купи, говорит, который самый дешевенький… А я боюсь.

— Чего ты боишься?

— Ну как же! Это же смертники — мотоциклисты!.. Недавно около нашей фабрики, — помнишь, там такой поворот опасный, и никакого светофора, — так вот, на том самом месте мотоцикл в машину врезался… Страх, что было!

— Случайность, — сказал Станислав.

— Мне не надо таких случайностей. Я хочу быть спокойна за свою дочь.

Больше Станислав не знал, о чем спрашивать гостью. На смену радости, которая захлестнула его в первое мгновение, пришла скованность.

— Как твои… зубы? — поинтересовалась Людмила.

— Нормально.

— А рука?

— И рука.

— Я очень рада… Я тот раз очень испугалась, думала, что у тебя это останется навсегда… Извини, меня, Стасик, ладно?

— Я давно забыл.

— Зато я не могу забыть. Как вспомню — так прямо злая становлюсь! А ты где работаешь?

— В деревообработке.

— Наверно, начальник уже?

— Такой же, как и был. Бригадир.

— Все равно начальник… А помнишь, как ты уезжал в Учкент?

— Помню.

— А помнишь…

Они пили кофе и вспоминали ушедшие дни и совместную жизнь. Когда-то Вениамин утверждал, что человек всегда грустит по прошлому; Вениамин предсказал, что настанет время — и Станислав будет грустить по армии, по армейской службе. Так оно и вышло. Станиславу хотелось сейчас снова вернуть те годы, когда он был всего лишь рядовым солдатом и мог по выходным ездить к Людмиле в гости. Иногда даже катастрофы, случившиеся с нами в прошлом, начинают казаться в наших воспоминаниях смешными происшествиями, в которых не мешало бы снова принять участие, потому что случились они в прекрасной и ушедшей юности…