Хорошие люди

Станислав быстро успокоился. Перед «Шурочкой» можно было не робеть. Ему всегда казалось странным, когда девушка сама называла себя уменьшительно-ласкательным именем.

— Очень приятно, Шурочка, — сказал он и зашел в квартиру. — Я, правда, Станислав — друг Вени. А вы кто?

— А я его жена.

— Как?! — Станислав остановился, словно что-то неожиданно преградило ему путь. — Жена?.. Венька холостой!

— Был. — Шурочка весело засмеялась. — Но вы все равно заходите, не бойтесь!

— Я не боюсь. Захожу. А где сам… хозяин?

— На работе.

— У вас что, и свадьба уже была?

— Нет. Но теперь будет. Веня сказал, что, пока вы не выйдете из больницы, никакой свадьбы!

Не было ничего удивительного в том, что Станислав не узнал квартиру. Спартанского духа, который присутствовал в Венькином жилище, как не бывало. В комнатах появилось немало мебели — диван, стулья, стол; окна были прикрыты красивыми гардинами, на подоконниках расцвели цветы в горшочках… Квартира казалась обжитой, хотя еще месяц тому назад здесь жил холостой и непритязательный человек.

— Хорошо у вас, — сказал Станислав, опускаясь на диван. — Приятно глазу.

— Правда? Вам нравится? Почему вы говорите «у вас»? Ведь и вы здесь живете! — Шурочка произносила эти слова вполне искренне.

— Да-да, — согласился Станислав. — Жил когда-то.

— Живете-живете, — настойчиво повторила девушка. — Веня сказал.

Станиславу все больше нравилась веселая и разговорчивая, простая в обращении Шурочка, хоть он всегда считал, что Вениамин выберет себе такую же серьезную жену, как он сам.

Прежде, чем вернулся вечером Вениамин, Станислав узнал о своем друге много нового. Ему стало известно, например, что Вениамин — секретарь первичной партийной организации (Станислав не помнил, говорил ли ему друг когда-нибудь о том, что вступил в партию); что за хорошую работу на руднике он получил несколько почетных грамот и много раз награждался денежными премиями.

— Хорошенький сюрпризик ты мне преподнес, — сказал другу Станислав, когда тот пришел домой.

— Нравится? — выражение лица у Вениамина оставалось все таким же — равнодушным; и, хоть Станислав не первый год знал своего друга, было странно, что Веня вроде бы даже и не рад случившемуся.

— И когда ты успел завоевать такой большой авторитет?

— Успел вот… Ты считаешь, что время стоит на месте? Время бежит! Смотри, не упусти.

— Это ты мне?

— Кому же.

— Почему ты думаешь, что я должен упустить свое время?

— Я не думаю. Просто так говорится… Ты обиделся, что ли?

— Сейчас заплачу.

— Не плачь. Приходи ко мне на рудник — и дело в шляпе.

— И стану знаменитым. Как ты.

Вениамин пожал плечами, переменил тему разговора.

— Ну как твоя челюсть? Жевать можешь?

— Жевать всегда пожалуйста.

— Тогда сейчас мы попируем… Шурочка!

— Кстати, почему ты мне никогда ничего не говорил?

— Потому что ты никогда не спрашивал.

— О чем бы я стал у тебя спрашивать? О том, с какой девушкой ты гуляешь?

— Само собой.

— Ладно. Когда свадьба?

— Теперь — хоть завтра.

— Но вы расписались?

— Конечно. Как же без этого? Положено…

Станислав задавал вопросы; но думал о другом. Это отвлекало, и минутами он не вслушивался в слова, которые произносил Вениамин. Было ясно: от серьезного разговора сегодня не уйти. Кажется, это хорошо понимал и Вениамин — Станислав не мог не почувствовать легкого напряжения в его голосе. Другу не хватало той свободы в словах и действиях, которая присутствует, когда человек ничем не скован, когда ему нечего скрывать или когда он не ждет подходящего момента для того, чтобы поразить собеседника неприятной для того новостью.

Часов в восемь друзья поужинали, потом смотрели телевизор, а после одиннадцати Шурочка отправилась спать.

— Извините, мальчики, но мне завтра вставать с петухами!..

Наконец друзья остались одни. Помолчали… Чтобы не дать паузе затянуться, Вениамин предложил:

— Тряхнем стариной?

— Как?

— Когда-то мы с тобой здорово резались в шашки.

— Когда-то… — Станислав загрустил, вспомнив те далекие времена. Ведь не мог же он не вспомнить Олю Барабанову, которая тоже любила эту игру. Удивительно складывается жизнь. И часто совсем не так, как хотелось бы. Он снова не у дел. Он решил про себя, что завтра же поедет на ремонтный завод и заберет назад свои документы. Ему поздно переквалифицироваться. — Неси свои шашки, — сказал Станислав.

— Только давай перейдем в кухню, — предложил Вениамин, — а то из спальни все слышно, и мы будем мешать Шурочке.

— Само собой.

И когда они расположились за кухонным столом, когда Станислав сделал первый ход, Вениамин сказал:

— Стас, давай хоть раз в жизни поговорим серьезно!

— Давай, — Станислав наперед знал о том, что хочет сказать ему друг, поэтому был очень спокоен. Он принял решение, и если Вениамин обидится на него за это, ничего страшного не случится. Станислав добавил: — Не люблю серьезные разговоры.

— Ты опять шутишь? — Вениамин пытливо посмотрел другу в глаза. При электрическом освещении лицо друга казалось еще более смуглым, чем было на самом деле. Казалось, что Вениамин сильно загорел, хотя ему незачем было больше загорать.

— Нет-нет, — сказал Станислав. — Я не шучу. Что там, у тебя?

— Я хочу сказать, Стас, что, хоть я и стал семейным человеком, ты должен остаться в этой квар…

— Фу, Веня, какие глупости ты говоришь!

— Постой! Ты можешь меня дослушать?

— Валяй.

— Ты должен остаться в этой квартире до того, как получишь собственную.

— Долго же мне придется жить у вас!

— Долго не придется, если ты последуешь моему совету.

— Ну?

— Я тебе сказал уже, что хотел бы видеть тебя на руднике.

— Экскаваторщиком? Мне поздно переучиваться…

— Ерунда. Никогда ничего не поздно… Если ты придешь к нам на рудник, я гарантирую тебе жилье буквально через месяц-другой.

— По блату?

— Не болтай глупостей! Какой блат? У нас есть жилье, но нет кадров. Езжай завтра на ремонтный, забирай документы и — к нам.

— Веня, стой, — сказал Станислав, машинально делая очередной ход и отмечая краешком сознания, что сейчас противник съест у него две шашки. — Я завтра поеду на завод, возьму назад трудовую…

— Молодец!

— Подожди. Я возьму трудовую и уеду.

Рука Вениамина, которую он поднял, чтобы сделать очередной ход, застыла в воздухе.

— Ходи-ходи, Веня.

— Ты отдаешь отчет своим словам?

— На сто двадцать процентов.

— Именно теперь, когда все наладилось, ты хочешь сбежать.

— Выбирай выражения, Веня.

— Мы с тобой друзья. Разве обязательно выбирать выражения. Ты хочешь именно сбежать — от самого себя… Я тебя хорошо понимаю, Стас. И все твои трудности. Приходи к нам на рудник, и я тебе гарантирую, что через полгода ты все забудешь.

— Я уеду, Веня. Мои трудности здесь не при чем… Какие трудности? Люда, что ли? Так это я пережил…

Вениамин долго молчал.

— Если ты уедешь, — наконец сказал он глухо, — я всегда буду думать, что ты уехал из-за меня…

— Глупости.

— Я буду думать, что именно моя женитьба помешала тебе остаться в Учкенте.

— Ты сам знаешь, что это не так.

Воцарилось молчание.

— Ты бы лучше чайник поставил… если не трудно, — попросил Станислав.

— Не трудно, — Вениамин встал из-за стола, набрал в чайник воды, поставил на плиту. Сел и спросил все тем же отчужденным голосом: — Куда ты собираешься ехать? В деревню?

— В деревне мне нечего делать… Для начала собираюсь махнуть в Ташкент.

— В Ташкент? — удивился Вениамин.

Станислав кивнул, а Вениамин продолжал:

— Ну да, понятно. Там очень нужны рабочие руки.

— Нужны.

— Только я не знаю, что ты будешь делать в Ташкенте. По-моему, там требуются строители… дома строить… Ты знаешь, кстати, сколько было разрушено домов? Восемьдесят тысяч!

— Знаю.