Хорошие люди

— Я иногда иду по махалля, а со мной люди здороваются, незнакомые! — Она горячо продолжала: — Я никогда отсюда не уеду! — И добавила почему-то: — А вы не азиат.

— Я из России.

— Так я и думала. Беленький… Как вас звать?

— Станислав Вахтомин.

— И имя такое… чисто русское… А я Людмила Обухова. На я не виновата, что я Обухова, правда? Все говорят: знаменитая певица есть, романсы поет… Я не при чем.

— Красивая фамилия, — сказал Станислав и добавил: — У вас красивый мальчик.

— Девочка, — поправила она его.

— Красивая девочка.

— Оленька зовут ее.

— Оленька? — чисто ассоциативно Станислав не мог не вспомнить тут же об Оле Барабановой. Вздохнул: — Красивая девочка.

— Красивая, — Людмила тоже вздохнула, но сделала это с лукавой улыбкой. — Только очень жаль, что она не моя.

— Кто? Оленька?

— Она дочь моей квартирной хозяйки.

— Все равно красивая, — сказал Станислав, не заметив, насколько весома эта его фраза.

— Очень.

Станислав знал, что ему давно пора уезжать в часть, но не решился посмотреть на часы.

— Значит, в том доме вы живете на квартире.

— Значит, так.

— Я все время прохожу мимо, когда приезжаю.

— А вы не проходите все время мимо. Моя квартирная хозяйка говорит всегда, что вы очень храбрый солдат — спасли ребенка.

— Да ну… спас… Пожар уже был потушен.

— Об этом в тот момент никто не знал. — Людмила заглянула ему в лицо. — Вы храбрый мужчина, да?

— Наоборот.

— Не каждый бы полез в огонь.

— Огня не было.

Он подумал, что теперь можно смело взглянуть на часы.

— Вам пора в часть? — полюбопытствовала Людмила.

— Давно.

Они ехали в переполненном автобусе. Людмила стояла очень близко от Станислава, и он жадно вдыхал запах ее волос и смотрел на ее тонкие, полураскрытые губы. На междугородной остановке он пересел в другой автобус, и только тогда, помахав Станиславу на прощанье рукой, Людмила повернулась и ушла.

Пока автобус шел вперед, Станислав думал о том, что нужно обязательно навестить квартирную хозяйку, у которой Людмила снимает комнату.

Постепенно Станислав привыкал к армейской службе. Он увидел, что в службе этой никаких сложностей нет; были трудности, но к ним, как оказалось, тоже можно привыкнуть — и к учебным тревогам в середине ночи, когда невозможно разлепить глаза, и к длинным марш-броскам, к которым приучил Вахтомина старшина Соколов (где он теперь?), и к учениям, которые напоминают игру мальчишек в войну, только вместо деревянных ружей солдаты срочной службы пользуются настоящими автоматами Калашникова, стреляющими холостыми патронами. Станиславу все давалось легко. Рядовой Вахтомин мог бы стать отличником боевой и политической подготовки, если бы у него не хромала иногда дисциплина. Ему приходилось сидеть на гауптвахте, чистить уборные, мыть с мылом полы в длинном казарменном коридоре.

В середине сентября он получил наконец увольнительную. Выгладив парадную форму, надраив пуговицы до блеска, Станислав вскочил в автобус и помчался в город.

Город, в котором жила Людмила, не славился памятниками старины, как, например, Бухара или Самарканд, или Хива; но зато он привлекал тенистыми скверами и шумными базарами, вкусными лепешками, блестящим хан-атласом, выпускаемым местной фабрикой, тонковолокнистым хлопком, который производила область.

В природе брала разбег осень, желтизна тронула кроны деревьев, «поспел» хлопок. Не стало изматывающей жары, которая донимала Станислава летом, в июле часто температура воздуха поднималась выше сорока градусов, и если в такие дни случались учения, Станислав скоро начинал думать о том, что не все в нашей жизни так просто, как ему кажется… Тем не менее, окунувшись в конце занятий в прохладную воду канала, ощутив во всем теле приятную легкость, Станислав вновь повторял про себя: «Чепуха… Все можно вытерпеть, всему приходит конец».

Автобус остановился, и Станислав, не мешкая и ни в чем больше не сомневаясь, направился к знакомому дому, поднялся на второй этаж, постучал в дверь. На лестничной площадке пахло краской и свежей побелкой, но запах гари присутствовал тоже, — он не выветрился до конца.

Дверь открылась, и Станислав увидел перед собой невысокую старую узбечку, которая, секунду помедлив, вдруг издала взволнованный возглас: «О!» и сказала:

— Какой хороший гость! Людмила говорила, что вы придете, но я думала, что она шутит. Она такая веселая женщина — всегда шутит. Заходите, заходите, этой вот тряпкой сапоги вытирайте и заходите!

Узбечка много говорила, Станислав молчал. Он только улыбался — так удивила его бурная радость незнакомой женщины. Он вспомнил вдруг, что видел ее лицо во время пожара, мельком видел — в тот момент некогда было приглядываться к лицам. Женщина тоже приветливо улыбалась, и морщины бежали от уголков ее губ во все стороны, придавая лицу женщины такое счастливое выражение, будто она встретила вдруг родного сына, которого не видела много лет. Станислав и потому еще растерялся, что ожидал увидеть в роли хозяйки молодую женщину, о которой говорила Людмила Обухова, — он ожидал увидеть мать Оленьки.

— Почему вы ушли тот раз? — продолжала с легким акцентом говорить женщина. — Мы очень хотели вас благодарить, а вас уже нет. Зачем так?

— Я на службу спешил. — Станислав увидел, что открылась еще одна дверь в глубине квартиры и появилась Людмила Обухова. — Здравствуйте! — сказал он, волнуясь.

— Стасик, неужели это вы? — удивилась Людмила. — Я уже и надежду потеряла. Постойте пока здесь, я сейчас, у меня такой кавардак… — И она снова исчезла.

— У Люды мало времени, чтобы заниматься хозяйскими делами, — пояснила старушка. — Она днями работает, а вечером — Оля и… Очень мало времени. Меня можете называть Дильдор Аскаровна.

— Очень приятно, Дильдор Аскаровна. Я думал, что у Люды другая хозяйка, — снова не к месту сказал Станислав.

— Это я.

— А где Людмила работает?

— Мы вместе работаем на фабрике.

— Это где хай-атлас делают?

— Да-да, мы его делаем. Красивый материал, да?

— Очень красивый.

Появилась Людмила:

— Можете заходить, Станислав.

Он замешкался, и вдруг почувствовал, как Дильдор Аскаровна вежливо, но настойчиво подталкивает его в спину:

— Заходите, знакомьтесь с моей квартиранткой.

— Мы уже познакомились, — выдавил из себя Станислав очередную ненужную фразу и последовал за Людмилой. В ее комнате стояли круглый стол, покрытый желтой скатертью, два стула, детская кроватка, небольшой старомодный диван.

В кроватке лежала полненькая девочка и большими серьезными глазами смотрела на Станислава, будто изучая его; Станислав, увидев умные глаза девочки, почувствовал себя не совсем уютно: казалось, что девочка все понимает.

— Вот здесь я и обитаю, — сказала Людмила. — Располагайтесь на диване.

— Симпатичная девочка у вашей хозяйки.

— Да? — Людмила рассмеялась. — Правда, симпатичная? Вы не обижайтесь на меня, Стасенька. Я тогда пошутила. Не знаю, что нашло на меня. Это моя Оленька! — Людмила взяла девочку на руки. — Моя маленькая Оленька!

— Значит, вы замужем, — полувопросительно-полуутвердительно сказал Станислав.

Людмила повернула к нему свое лицо, на котором можно было прочесть о большом счастье и большой любви, выпавших на ее долю.

— Да! — ответила она. — Не похоже? Но я замужем. И мой муж, наш дорогой папуля, — да, Оленька? — наш милый папуля скоро вернется из командировки, подойдет к кроватке и скажет: «Как ты тут жила, моя доченька, вот тебе слоненок из Индии!»

— А он кто? — продолжал спрашивать Станислав.

— Муж? Он летчик! «Летчики-пилоты, бомбы-самолеты, вот и улетели в дальние края!» Оленька, это дядя Стасик, который спас тебя от пожара. Скажи: «Дядя Стасик…»

— Д-д-д… — пролепетал ребенок.

Станиславу не нравилась веселость Людмилы. Только что перед ним была серьезная, рассудительная женщина, и вдруг она изменилась. Не понравились Станиславу слова Людмилы о муже, который скоро должен вернуться из командировки. И как Станислав мог поверить однажды в то, что Оленька — дочь квартирной хозяйки?