Чужой

Туркмены, похоже, не видели в Блоквиле врага, да и сам он не считал себя ни врагом, ни другом туркмен. Среди пленных гаджаров то и дело муссировались слухи, что его могут со дня на день освободить из плена. Некоторые даже называли имена тех, кто первым заговорил об этом. Но все это были слухи, предположения. И потому Блоквил решил, что ему для вызволения из рабства надо обратиться к Говушт хану. Однако о его желании не то что самому Говшут хану, а даже его старейшинам, занятым распределением пленных, было сообщено только через два дня.

…С завязанными за спиной руками француза привели к Амансахату сердару. Желание увидеть француза, о котором он много слыхал, но ни одного представителя этого народа в жизни своей не встречал, привело в белую кибитку на берегу реки и Тэчгок сердара.

Эта кибитка не была жилищем конкретного человека, она служила местом, где сообща решались важнейшие вопросы, которые возникали в деле избавления от пленных. Поэтому внутреннее убранство дома было аскетичным, в нем отсутствовали торбы и чувалы, делающие туркменское жилище по-особому уютным. Весь пол изнутри был устелен коврами и паласами, отчего простая шестистенная туркменская кибитка казалась просторнее обычного.

Блоквил подошел к ситуации как знающий о своих правах европеец. Ему показалось мало, что он взял с собой перса со знанием туркменского языка, поэтому он прихватил еще одного иранца в качестве свидетеля. Сопровождающие француза туркмены даже не поинтересовались, кого он ведет с собой.

В качестве переводчика Блоквил взял известного человека, много раз участвовавшего в переговорах с текинцами. Второго иранца он и сам не очень хорошо знал.

Туркмены, хоть и были извещены, что француз идет со своим переводчиком, тем не менее пригласили и своего переводчика.

В шестистенной кибитке не было никого, кроме двух сердаров и переводчика. Как только пленные вошли в дом и поздоровались, Амансахат сердар сказал сидящему рядом с ним переводчику:

— Если мы собираемся поговорить по-человечески, развяжите им руки!

Выполнив распоряжение сердара, парень вернулся на свое место.

— Мы готовы выслушать твою просьбу, раб Божий! — произнес Амансахат сердар, давая понять, что он здесь главный, и внимательно, словно на старого знакомого, посмотрел на Блоквила. — Наверно, у каждого пленного найдется, на что пожаловаться, — добавил он, после чего предупредил француза: — Нам тоже есть на что жаловаться. Но, поскольку ты являешься представителем другого народа, не персов, мы согласились выслушать тебя. В противном случае…

Амансахат сердар не договорил, но Блоквил отлично понял смысл не высказанных слов. Сердар был прав. Туркмены нашли время, чтобы выслушать француза, только потому, что он иностранец, хотя сейчас их аксакалам и не до того. Об этом говорили и их серые от постоянного недосыпания лица.

Французу, который шел сюда в полной уверенности в своем скором освобождении, не понравилась вступительная речь туркменского сердара.

— Я не пленный перс, высокочтимый сердар. Я капрал Французской армии Жорж Анри Гулибеф де Блоквил.

Амансахат сердар ответил, почему-то глядя на переводчика. При этом на губах у него показалась улыбка.

— Чьим бы представителем ты ни был, ты не можешь считаться гостем нашего дома. В первую очередь ты это должен понять.

— Но я и врагом вашим себя не считаю, господин сердар! — в свою очередь глядя в сторону, ответил Блоквил.

— Возможно, и не враг ты нам, но человек, пришедший на нашу землю вместе с врагом, должен быть либо врагом, либо нашим шпионом. И хотя мы не уверены в твоем дружелюбии к туркменам, в том, что ты не наш шпион, мы уверены абсолютно.

Блоквил что-то сказал, но переводчик не успел произнести его слова по-туркменски, потому что Амансахат сердар продолжил:

— Давай мы не будем здесь препираться, раб Божий. Послушаем лучше твою жалобу.

Блоквил, давно ждавший этого момента, как только переводчик исполнил свои обязанности, произнес, четко выговаривая слова:

— Я не пришел завоевывать вашу землю. Я и врагом к вам не пришел. Причастным к этим событиям я оказался случайно. Та работа, которую я выполнил на вашей земле, хоть и поручена была персами, полезна и для вас…

Выбранная Блоквилом тактика не принесла удачи.

Амансахат сердар поднял левую руку и сделал знак остановиться.

— Во-первых, какое бы благое дело ты ни совершил, поручил его тебе наш враг. Значит, оно выгодно нашему врагу. Наверно, раб Божий, ты и сам понимаешь, что человек, угодивший нашему врагу, не может считаться нашим другом. А во-вторых, туркмены не просили тебя делать что-то полезное для них.

Ниточка надежды потерпевшего фиаско Блоквила, хоть и не оборвалась окончательно, но истончилась до предела. Сделанный им хитроумный ход не привел к желаемому результату. И поэтому его следующие слова прозвучали с некоторым вызовом:

— Вы не имеете права держать меня в плену!

Амансахат сердар вдруг задал совершенно неожиданный вопрос:

— Сколько тебе лет, раб Божий?

— Мне исполнилось двадцать восемь, — неуверенно ответил француз, не понимая подоплеки заданного вопроса. “Интересно, зачем сердару понадобился мой возраст? Или же я что-то очень смешное говорю? Но почему я не должен позаботиться о своем освобождении?” Эти мысли помогли французу снова осмелеть.

— Побыстрее освободите меня из плена! Таково мое требование, господин сердар!

Требовательность Блоквила, прозвучавшая как приказ, очень удивили и Тэчгок сердара, и Амансахата сердара.

— Вы не должны забывать, господа, что я являюсь подданным великой Франции!

Последние слова и вовсе поразили туркмен. “Принц ты или нищий, но главное, что ты — подданный великого государства! — подумал Амансахат сердар. — Смотрите, как он заговорил, хоть и в плену у нас находится! Он что, думает, “пес, имеющий покровителя, одолеет волка”?

Блоквил, похоже, и сам понял, что перегнул палку, сбавил тон:

— Мое тяжелое положение вынудило меня сказать это.

Последние слова Блоквила, хоть они и составили всего одно предложение, переводчик толковал очень долго. На сей раз в разговоре принял участие и гаджар, приведенный вместе с переводчиком в качестве свидетеля. Он говорил, перемежая туркменские слова персидскими. Насколько понял Блоквил, он подтвердил правильность толкования его слов переводчиком. “Интересно, какую правду сказал переводчик? И почему его соотечественник должен подтверждать эту правду?” Эти вопросы, возникшие не без оснований, растревожили душу Блоквила, посеяли в ней подозрительность. Его подозрения подтвержались и поведением находящихся в доме людей. После слов переводчика и Амансахат сердар, и Тэчгок сердар, и их собственный переводчик стали смотреть на Блоквила какими-то другими глазами. В их взглядах появился какой-то новый интерес. Так и не сделав для себя какого-то выводы, Блоквил ограничился удивленным лицезрением окружающих.

От себя переводчик добавил, а его соотечественник подтвердил правоту следующих слов: “Француз очень богатый человек. Если туркмены будут строго охранять его и сумеют поторговаться, то его родственники во Франции настолько состоятельные люди, что могут даже заплатить за него золотом в объеме его веса”. Эту тайну Блоквил узнал только на следующий день от одного из пленных гаджаров.

А пока что, ничего такого не ведая, Блоквил придерживался прежней линии поведения.

— Если вы, господа сердары, сами не полномочны решать такие вопросы, сегодня же отведите меня к высокочтимому Говшут хану!

Амансахат сердар, все еще удивленно разглядывавший хорошо одетого француза, родственники которого в состоянии дать за него сколько угодно золота, вежливо ответил:

— Сегодня вряд ли получится. Нет, наш главный хан не сможет принять тебя так скоро. У него сейчас очень много забот. За пять или десять дней он вряд ли справится с ними.

Ответ был ясен. Но Блоквил не успокоился. Ему все равно уже нечего было терять. И поэтому он позволил себе повысить голос: