Страница 56 из 112
Хлеб она получала, правда, без всяких недоразумений, но в других магазинах все её предположения рушились мгновенно. То по одному талону выдавали и мясо и маргарин, то не выдавали вовсе ни того, ни другого, то говорили, что задерживает склад, то вообще откладывали продажу на неопределённый срок. Словом, предугадать эти неожиданности не мог бы и самый хитроумный человек. В результате, к концу месяца выяснялось, что Гертруда сумела получить далеко не все продукты, которые причитались ей и мужу по норме.
— Плохо ты меня кормишь! — шутливо, но с ноткой раздражения в голосе говорил Альфред Ренике.
Первое время Гертруда ещё пыталась оправдываться, но теперь она в таких случаях просто молчала. Да и что тут можно поделать? Ведь хозяева магазинов всегда любезно объясняют: «Так приказал магистрат», — или: «Так приказала комендатура». И магистрат и комендатура в представлении простой женщины были совершенно недосягаемыми инстанциями.
Месяц шёл за месяцем. Гертруда аккуратно складывала в шкатулку все талоны, которые так и не сумела использовать. Как-то в свободную минуту она решила подсчитать, сколько обедов можно было бы приготовить из этих неполученных продуктов. Вышло так много, что Гертруда даже расплакалась от обиды.
Она говорила об этом с соседками и в ответ слышала такие же жалобы. Правда, жена одного крепильщика пыталась её утешить.
— У нас ещё хорошо, — заявила она. — А вот к нам на днях из Ганновера свояк приезжал, так он рассказывал, что в английской зоне вообще на карточку дают не больше половины обозначенного.
Это сообщение не утешило Гертруду. Какое ей дело до того, сколько получают в западных зонах, если ей надо кормить Альфреда здесь, в Дорнау.
А Ренике ворчал всё чаще.
— Я в забое работаю, — говорил он. — Мне сила нужна.
— Магистрат так распорядился, — повторяла Гертруда ответы продавцов, после чего муж обычно умолкал.
Неизвестно, как долго продолжались бы мучения Гертруды, если бы у магазина, принадлежавшего Фридриху Линде, не появился однажды высокий человек в светлом плаще. Он постоял некоторое время у входа, послушал, о чём говорят женщины, потом занял очередь, а когда дело дошло до него, оказалось, что он забыл карточки. Женщины посмеялись. Человек в плаще сконфуженно стал в сторонке и почему-то не уходил. Больше того: он провёл около магазина почти целый час.
В конце концов он остановил Гертруду Ренике, как раз в эту минуту выходившую из магазина, и, назвавшись Максом Дальговым, попросил уделить ему несколько минут. Они присели в скверике на скамейке.
Макс Дальгов быстро располагал к себе людей. Недаром товарищи часто приходили к нему просто для того, чтобы излить душу. Порой это бывали очень сдержанные, даже скрытные люди. Но Гертруда Ренике не была ни сдержанной, ни скрытной. Она сразу почувствовала искреннее участие в словах этого высокого человека в светлом плаще и высказала ему все свои недовольства.
То, что Макс слышал в очереди, сейчас для него окончательно прояснилось. Тут же, на скамейке, Гертруда разложила перед ним свои карточки с неиспользованными талонами за прошлый месяц. Она привела точные подсчёты, объяснила, сколько пропало обедов и ужинов, рассказала о том, как попрекает её муж, хотя она — видит бог — старается ему во всём угодить.
Короче говоря, перед Максом открылась картина очень тонко организованного воровства, проводимого в больших масштабах. По мере того как он слушал Гертруду, красивое лицо его становилось всё более суровым. Гертруда даже испугалась, увидав за его опущенными ресницами огонёк неподдельной ярости. Смущённая, она поспешила окончить свой рассказ.
— Я попрошу вас дать мне эти карточки с неиспользованными талонами, — сказал Дальгов.
— Вы надеетесь по ним что-нибудь получить?
— Нет, это, пожалуй, и мне не удастся. Но я вам их через несколько дней верну. Здесь ведь указан ваш адрес.
Гертруда колебалась. Просьба удивила её. Конечно, по старым талонам всё равно ничего не получишь, но в таком случае, зачем они понадобились этому симпатичному человеку?
— А кто вы такой? Я что-то сразу не расслышала.
— Я председатель городского комитета СЕПГ. — И он повторил своё имя.
— Зачем же вам талоны? Возьмите их у своей жены. Или, может, вы, как начальство, получаете по карточкам всё?
— Боюсь, что в том-то и беда. Кое-кому выдают всю норму, а у других норовят отнять самое необходимое.
Обкрадывают рабочего да ещё на магистрат и на комендатуру сваливают. А ведь лавочникам отпускают продукты полностью на всех.
Гертруда прониклась к своему собеседнику неограниченным доверием, но всё-таки попросила у него листок бумаги и на всякий случай, прежде чем отдать карточки, переписала оставшиеся на них талоны.
Макс поблагодарил её и распрощался. Гертруда тоже встала со скамейки и, испытывая беспокойство, смешанное с удивлением и даже восторгом, пошла домой.
А Макс Дальгов прямо из шахтёрского посёлка направился в магистрат. Он влетел в кабинет бургомистра столь стремительно, что Михаэлис попросил сидевшего у него сотрудника зайти через полчаса и испуганно уставился на Макса.
— Ты знаешь, что мы с тобой преступники, Лекс? — начал Дальгов.
— Нет, не знаю, — недоуменно ответил Михаэлис.
— Скажи, пожалуйста, Матильда исправно получает продукты в магазинах?
— Конечно.
— Ну да, жену бургомистра никто не осмелится обмануть! А тебе известно, как обкрадывают лавочники рабочих? Ничего-то ты не знаешь, Лекс! И я сам об этом лишь смутно догадывался, пока сегодня не постоял в очереди у магазина Фридриха Линде. И понял, что наши торговцы, ссылаясь на распоряжение магистрата и комендатуры, беззастенчиво грабят население. Понимаешь?
— Не может быть, — недоверчиво сказал Лекс. — Ведь это солидная торговая фирма.
— Так вот твои солидные фирмы крадут продукты, словно на них никакой управы нет. А это наша вина. Тут мы с тобой проглядели, и если бы не полковник Чайка, кто знает, сколько бы ещё продолжались подобные безобразия. Ведь это он меня надоумил лично проверить, как осуществляется снабжение рабочих. А то, говорит, хвалитесь, что у вас всё в порядке… Словом, надо принять решительные меры.
Михаэлис вызвал начальника полиции. Тот не заставил себя ждать. По его тону, по выправке, даже по тому, как ладно теперь сидел на нём мундир, было видно, что он привыкает к своей беспокойной должности.
— Тут и я виноват, — сокрушённо признался начальник полиции. — Говорили мне что-то об этом, но прямых улик не было, всё основывалось на подозрениях.
Они потратили целый день на то, чтобы вскрыть умело разработанную систему обжуливания. Судя по всему, здесь существовал сговор, и лавочники орудовали достаточно дружно, уже не думая о конкуренции.
Когда начальник полиции представил Михаэлису исчерпывающие результаты расследования, они встретились вновь. Выяснилось, что в некоторых магазинах торговали без всякого обмана, но иные торговцы в своей беззастенчивости превзошли даже папашу Линде.
— Теперь можно и в комендатуру, — сказал Макс Дальгов.
— Ох, и стыдно мне туда идти! — говорил Лекс Михаэлис, уже поднимаясь со стула и берясь за шляпу. — Такое чувство, будто я не бургомистр, а доверчивое дитя.
— Ничего, всем нам хорошая наука, — буркнул в ответ Дальгов.
По их смущённым, хмурым лицам полковник сразу понял, что пришли они с неприятными вестями.
— Слушаю вас, товарищи, — сказал он, пожимая им руки и глядя на огромную папку, которую Михаэлис держал подмышкой.
Папка легла на стол, и полковник прочёл на первой странице: «Дело о хищениях в системе рабочего снабжения города Дорнау».
«Уже оформить успели», — подумал полковник, но ничего не сказал, только вопросительно взглянул на Дальгова.
— Вы были правы, — сказал Макс. — Сейчас бургомистр доложит.
Лекс Михаэлис рассказал всю историю. Он говорил и медленно перелистывал страницы дела, по очереди вынимая их из папки.
Иногда полковник просил передать ему ту или иную страницу, минуту задерживался взглядом на аккуратных строчках и что-то записывал себе в блокнот.