Страница 106 из 112
— У немцев тоже всё это было… И, в конце концов, мы даже не знаем, там ли она.
Сэм Гибсон задумался.
— Это разумно, — сказал он. — Мы сейчас позавтракаем и поедем в концлагерь номер шесть. Вы во всём сможете убедиться собственными глазами. А для вашего спокойствия мы постараемся сделать так, чтобы Таню вообще вывезли из Англии.
— Это было бы прекрасно, — горячо откликнулась Джен, — я не найду покоя, пока она будет где-то поблизости.
После завтрака мистер Гибсон сказал Артуру Кросби:
— Мне кажется, что вам, Кросби, следует связаться с советским посольством.
Кросби явно встревожился.
— Ничего особенного, — успокоил его Гибсон. — Вы просто сообщите им, что эта девушка из политических соображений решила не возвращаться больше в Россию и покинула ваш дом, где её слишком легко могли найти сотрудники посольства. Этого будет достаточно. Всё остальное я организую. Впрочем, будет даже лучше, если вы завезёте им письмо. Мы напишем его вечером. Ну, нам уже время ехать, Джен.
Они вышли к машине. Американец сел за руль, и открытая машина резко рванула с места.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Таня проснулась от резкого стука в дверь. Открыв глаза, она увидела солому вдоль стен барака и красножелтый плакат «Кока-кола».
Вошёл американский солдат, равнодушно взглянул на Таню и вышел. За стенами барака слышались немецкие голоса — шла перекличка.
Таня поднялась, кое-как привела себя в порядок и вышла из барака. Солнце стояло ещё совсем низко. Над лесами клубился лёгкий прозрачный туман. У бараков на перекличку выстроились шеренги немецких солдат.
Прозвучал сигнал на завтрак.
Таня так уверенно и твёрдо прошла к кухне, что немцы невольно расступились. Повар-негр налил Тане в миску похожего на клейстер супа, дал кусок хлеба. По старой лагерной привычке Таня отошла в сторону, присела на росистую траву и позавтракала. И немцы, и повар смотрели на неё во все глаза, но девушка вела себя так, будто кроме неё здесь никого не было.
После завтрака она медленно пошла вдоль ограды. По немецкому образцу лес вокруг лагеря был вырублен на сто метров от проволочных заграждений. Шоссе проходило метрах в десяти от ограды.
Совсем близко был Лондон. Если пройти километров пятнадцать по блестящему асфальту, окажешься у дома Кросби. Если двинуться дальше и пройти столько же, то попадёшь прямо к двери советского посольства. Как это близко и как далеко!
Несколько машин с солдатами промчались мимо лагеря. Потом шоссе снова опустело. Таня прошла за барак, чтобы напиться воды из высокого бака. Как раз в это время машина мистера Гибсона остановилась у входа в лагерь, Таня её не видела.
Мистер Гибсон и Джен недолго пробыли у начальника лагеря. Американский офицер слушал Гибсона как подчинённый. Потом он рассказал о системе охраны лагеря и доказал полную невозможность побега.
— У немцев тоже была охрана и ток высокого напряжения, — заметила Джен.
Гибсон проинструктировал начальника лагеря о том, какие предложения следует сделать Тане. Начальник ответил, что такие вещи уже не раз применялись, и он уверен в успехе.
— Надеюсь, она недолго задержится в вашем лагере, — сказал на прощание мистер Гибсон.
Начальник поклонился. Машина тронулась и пошла по шоссе вдоль ограды. Вдруг Джен вздрогнула: за оградой, шагах в двадцати от шоссе, стояла Таня.
От неожиданности американец чуть было не остановил машину, но сразу же овладел собой и, нажав на акселератор, сделал вид, будто внимательно вглядывается в дорогу. А Джен не могла оторвать взгляда от лица Тани: как она изменилась за одну ночь!
Между тем Таня, узнав Гибсона и Джен, застыла в недоумении. Куда они едут? Почему не спасают её?
Машина по ровнялась с пленницей и прошла мимо.
— Джен… — долетел до машины голос Тани.
Гибсон чуть-чуть скосил глаза, увидел неподвижное лицо Джен и похвалил её за выдержку.
Теперь Таня поняла всё. И, неожиданно ощутив в себе силу, она дерзко крикнула:
— Жди меня в гости, Джен!
Гибсон услыхал эти слова и почувствовал, что его соседка вздрогнула, как от удара. Лицо её побелело и заострилось.
Они долго ехали молча. Только перед домом Кросби Джен сказала:
— Её надо как можно скорее отправить отсюда.
Сэм Гибсон утвердительно кивнул. Ему тоже было не по себе от слов Тани.
А к Тане подбежал солдат и приказал немедленно явиться к начальнику лагеря. Таня пошла, надеясь воспользоваться случаем связаться с советским посольством.
Сейчас, после приезда Джен, Таня знала, что может рассчитывать только на свои собственные силы.
Начальник лагеря предложил ей сесть, протянул лист бумаги и коротко сказал:
— Подпишите.
— Может, вы разрешите мне прочесть?
— Разве вы читаете по-английски?
— Да.
— Можете прочесть. Это ничего не изменит.
У Тани от возмущения перехватило дыхание. В заявлении к американским властям от её имени было написано, что она, бывшая немецкая военнопленная Егорова, по политическим соображениям отказывается вернуться в Советский Союз и просит американские власти обеспечить ей все свободы, гарантированные американской конституцией. Текст был отпечатан на ротаторе, только имя проставлено от руки. Таня поняла, что начальник не впервые применяет это средство.
— Вы понимаете, что предлагаете мне? — с трудом произнесла Таня.
— Конечно, — улыбнулся офицер.
— Вы знаете, что я офицер, и, тем не менее, предлагаете мне нарушить присягу.
— Присягу для того и дают, чтобы её нарушать.
— Возможно, в Америке так и поступают, но у нас привыкли не нарушать присягу.
— Это меня не интересует. Рекомендую вам подписать заявление.
— Ни за что!
— Почему?
— Потому, что я член партии, коммунистка, наконец… я просто честный человек.
— Как же, несмотря на немецкий плен, вы остались членом партии? Может, у вас и членские взносы уплачены?
Начальник лагеря явно издевался над Таней. Сдерживая возмущение, Таня ответила:
— С билетом или без билета — я всегда была и останусь коммунисткой. И можете больше не обращаться ко мне со своими грязными предложениями. Я требую, чтобы мне разрешили связаться с советским посольством. Вы не имеете права отказать мне в этом.
И Таня демонстративно разорвала бумажку.
— Вы напрасно горячитесь, — спокойно сказал офицер. — Всё равно вам ничто не поможет. Подпишете или не подпишете вы бумажку — это не имеет значения. Завтра мы доложим советскому консулу, что вы отказались возвратиться на свою родину из-за расхождения в политических взглядах. Так как вы находитесь в американском лагере, американская конституция обязана взять вас под свою защиту. В ней как раз есть специальная статья относительно свободы совести. В связи же с некоторыми обстоятельствами — о них вы прекрасно знаете — мы вас отпустить не можем. Я рекомендовал бы вам не сопротивляться.
Таню возмутил цинизм американца. Она резко поднялась:
— Я повторяю: оставьте при себе все эти грязные
предложения. Из ваших слов можно сделать вывод, что концлагерь — наиболее показательное место действия американской конституции. Я хочу остаться в сфере действия нашей, советской конституции. Она меня больше устраивает. Боюсь, как бы ваша конституция, гарантируя мне всяческие свободы, не спровадила меня на тот свет.
Таня вышла из канцелярии в твёрдой уверенности, что её единственное спасение — в побеге. Ведь они, действительно, могут заявить консулу об измене Тани Егоровой. Она должна бежать из этого лагеря, добраться до первого телефона, позвонить Маркову и сказать ему только несколько слов. А там пусть её поймают, — всё равно. Важно, что советские люди будут знать правду и сумеют найти способ помочь попавшей в беду девушке.
Приняв решение, Таня почувствовала себя гораздо увереннее. Надо бежать также, как она бежала из немецких лагерей. Не может быть, чтобы американцы охраняли лагерь тщательнее, чем немцы. Нельзя терять ни одной минуты. Она пошла вдоль ограды, внимательно приглядываясь к каждому метру проволоки, запоминая мельчайшие детали, так же, как делала это перед побегом из Дюбуа-Каре. Она знала по опыту, что во время побега всё может пригодиться.