Страница 19 из 42
— Какая там рыбка? — возмутился Цыган. — По мне подушка плачет.
— Выспишься еще. Пойдем, — настаивал Карташев. — Ушицей побалуемся.
Дружок Лешкин, Серков, уловив краем уха слово «ушица», подкатил к ним мелким бесом:
— И я с вами!
Карташев смерил его взглядом.
— Не подойдет, — вынес он приговор. — Нам рыбаки, а не едоки нужны.
Николай обиделся:
— Места хоронишь? Боишься, всю рыбу выловлю?
Старик покачал головой:
— Не боюсь, потому как не выловить тебе всей рыбы. Рыбалка, она, брат, терпения требует. И аккуратности. А тебе где их взять? Вот перепугать всю рыбу, как полагается, это ты можешь, точно.
Вид у Николая был действительно живописный. Засаленная телогрейка с торчащими из многочисленных дыр клочьями почерневшей ваты, штаны с металлическим блеском, украшенные нашлепками заплат, заскорузлая, торчащая коробом кепка и лицо в темных разводах грязи делали бы его похожим на беспризорника с плаката двадцатых годов, если бы не рыжая щетина на подбородке.
Из угла умывалки, где происходил разговор, отозвался Генка Воронцов:
— Наплюй, Коля. Что это — за культурный отдых — рыбалка? Лучше уж почитать что-нибудь для повышения общего уровня. «Мойдодыр», например. Удивительно поучительная для твоего возраста книга.
Серков обиженно надулся.
Когда же Карташев и Прохоров ни с чем вернулись с рыбалки, Генка вволю поиздевался над Виктором, который жил в одной с ним комнате.
— Что же ты не покажешь, Витя, — изощрялся Воронцов, — какая рыбина у тебя с крючка сорвалась? Это не по правилам! В клубе на неделю вперед сеансы отменили. Говорят, что хватит теперь с нас ваших рыболовных рассказов, а ты молчишь. Сознательно культмассовую работу срываешь?
Прохоров отмалчивался, раздевался, а Генка не унимался.
— Чудаки вы со стариком все-таки. В озерке — чем не уха? Рыбы навалом, бульону, сколько хочешь. Зелень всякая плавает. Перцу бы да соли подсыпали немного да и черпали бы себе ведерком. Холодноватая, правда, зато свежая.
Но Виктор, добравшись, наконец, до подушки, сразу же заснул, так и не удостоив Воронцова ответом. Острословие Генкино утратило в связи с этим всякий интерес; и в общежитии воцарилась тишина.
Только через день выяснилось, о каком улове помышлял Карташев, приглашая Виктора Прохорова на рыбалку. Ночная смена на шестом приборе закончилась. Рабочие толпились у колоды, где священнодействовала съемщица. Светлой струйкой стекал с чашечки весов в специальную банку-контейнер золотой песок, тяжело переваливались в нее «таракашки» — маленькие, обкатанные водой и временем самородки. Девушка-стрелок приисковой охраны, что сопровождала съемщицу, строго выговаривала горнякам:
— Опять у вас ограждение не в порядке. Руку вон просунь в колоду — и черпай золото пригоршью.
Генка смеялся:
— А что с ней делать, с пригоршней этой? Если бы это: семечки были, — другое дело. Или, скажем, готовые клипсы, чтоб тебе подарить.
Лешка Важнов подхихикнул:
— Точно. Теперь за эти семечки очень просто и вышку получить можно.
Девушка веселого настроения горняков не поддержала.
— Находятся, однако, ворюги, — все так же строго заметила она. — Не приведете в порядок ограждение — рапорт буду писать.
— О чем разговор? Будет сделано, — успокоил ее Лешка. — Сей же минут.
— И как следует! — предостерегла девушка. — Я проверю.
Ей, видимо, очень нравилась эта роль строгой и требовательной начальницы.
— Сказал — лично сделаю. Могила!
Съемщица опечатала банку с золотом, и они с сопровождающей прямиком через полигон пошли к следующему прибору.
— Топайте и вы, давайте, — предложил Лешка товарищам по смене. — Трап я и без вас обмету. И сетку прилажу заодно.
Он проводил ребят долгим настороженным взглядом, дождался, когда последний из них скрылся за ближайшим отвалом, и стал действовать. Он ринулся к облюбованному заранее валуну, ткнул его под транспортерную ленту и ловко ударом лома заклинил ее. Бросив беглый взгляд на дело рук своих, убедился, что снаружи ничего не заметно, но в этот момент раздавшийся сзади шелест гальки заставил его испуганно оглянуться. На зыбком склоне галечного отвала стоял Виктор Прохоров.
— Ремонтируешь? Чего ж один? Помочь, может быть?
Лешка учуял в его голосе недоброе.
— Топай мимо, — кивнул он в сторону. — Без помощничков обойдусь.
— Отчего ж? Я помогу. Поглядим, что там у тебя, стряслось… — Не лезь, говорю! — В голосе Важнова послышалась угроза.
Виктор оглянулся. Метрах в тридцати — Лешке снизу это не было видно — остановились только что ушедшие отсюда ребята, встретив идущих им на смену девушек.
— Э-гей! Хлопцы! — крикнул Прохоров. — Скорей сюда! Авария!
Лешка воровато оглянулся. Отступать было некуда. Путь по обе стороны отвала ему в любой момент мог преградить Прохоров, сзади был наполненный водой котлован.
— Ты чего, олень? — изменил он тактику. — Чего пристал? Тронулся, что ли?
— Сейчас посмотрим.
— Факт — тронулся. Ребята, чего он пристал? — увидел Важнов появившихся из-за отвала горняков. — Прилип, как к подследственному: чего да чего? Скажите ему, что я для дела остался.
Все повернули головы к Прохорову.
— А ну-ка, — попросил Виктор, — посмотрите кто-нибудь, что вон там под лентой у четвертого катка. Это и есть его дело.
Клава и Генка бросились к эстакаде. Воронцов присвистнул.
— Чистая работа! Ты смотри, как приспособил сволочь! Ленту заклинил камушком. Лента как лопнет, камушек и свалится вниз. Гадай, что к чему. Со знанием дела пакостит негодяй!
Но Клава, которой и так было уже все ясно, не слушала брата. Размахивая кулаками, с глазами, полными слез, она наступала на Лешку.
— Подлец! Подлец! — только и могла выговорить девушка, задыхаясь от обиды и негодования.
Лешка, оскалился, как затравленный волк:
— Но-но! Полегче с кулаками. Это еще доказать надо. Не лезь, говорю!
Он замахнулся. Не для того, чтобы ударить, может быть, а так, попугать. Но Генка перехватил его руку.
— Ты что, мразь?! Ударить хочешь?
Лешка вырвал руку, отступил на шаг, споткнулся и чуть не упал в воду. Но Генка успел схватить его за за грудки и развернул спиной к отвалу.
— Погоди тонуть, а то тюрьма осиротеет.
Важнов рванулся, схватил камень, замахнулся.
— Уйди, убью!
Генка умел драться. Ребята рассказывали потом: им показалось, что камень, выскользнув из разжавшегося Лешкиного кулака, на какое-то мгновение повис в воздухе, а сам он плашмя, с лета, ударился спиной о склон отвала и сполз вместе с галькой обратно к Генкиным ногам. Тут же вскочив, он слепо, по-бычьи наклонив голову, бросился на Воронцова, но наткнулся на встречный удар и снова опрокинулся навзничь.
— Убью-у-у! — взревел он, пытаясь опять подняться на ноги, но Прохоров толчком усадил его обратно на камни.
Генка сделал шаг вперед.
— Хватит! Оставь что-нибудь для прокурора, — остановил его Виктор.
— Убью, — сплевывая кровь, уже тихо повторил Важнов. — Сам к стенке встану, а тебя, гада, убью! — Он заскрипел зубами. — У-у! Не приколол я тебя, как кабана, тот раз…
Генка, обматывая платком кулак, пораненный о Лешкины зубы, ответил спокойно, с усмешкой.
— Припомнил все-таки, значит? Ничего! Второй раунд тоже за мной. В третий раз столкнемся — раздавлю, как гада. А ну! — прикрикнул он. — Мотай отсюда, не порть пейзаж девушкам!
Лешка тяжело поднялся, утерся, размазывая рукавом кровь по лицу, и выдавил, глядя на Прохорова:
— С тобой, Цыган, у меня тоже расчет будет. Полный!
Генка расхохотался почти весело.
— Нет, — как вам нравится это «тоже»? Смотри, Витя, достанется тебе, как мне бедному. Ну?! — повернулся он к Лешке.
Тот обвел всех тяжелым ненавидящим взглядом, словно запоминая всех участников этой сцены, на этот раз промолчал и, не оглядываясь, побрел к поселку.
Прохоров рассказывал торопливо, захлебываясь словами от возбуждения: