Опасное молчание

Догадка оказалась правильной. Стоило ему только постучать, как за дверью послышались торопливые шаги. Ему открыла молодая высокая женщина в сером свитере.

— Ты к кому, мальчик? — спросила она.

Встретив не того, кого ожидал, Ленька растерялся и невнятно пробормотал:

— Я… Это… Я к бабушке, внучка которой в школу ходит…

Окинув Леньку подозрительным взглядом, женщина уже хотела было захлопнуть дверь перед ним, но он успел выпалить:

— Я пуговки принес.

— А-а!.. Вот ты какой! — теперь уже с любопытством рассматривала Леньку женщина, впуская в коридор, едва освещенный из открытых дверей кухни, где сердито гудело несколько примусов.

— Вера Михайловна, к вам мальчик с пуговицами, — заходя в кухню, громко сказала женщина в свитере.

— А я, по правде говоря, ей-богу уже не надеялась, что сегодня принесет, — услышал Ленька знакомый голос старушки, которая тут же вышла к нему навстречу. — Молодец, что слово сдержал.

У Леньки защемило сердце. А тут еще донеслись голоса из кухни:

— Хулиган, а совестливый!

— Как бы не так! — со смехом возразила другая женщина. — Пуговицы отдаст, прикинется совестливым, а сам что-нибудь поценнее утащит из квартиры. За ним надо смотреть в оба, будьте уверены!

— Раздевайся и проходи в комнату, — приглашала Леньку старушка.

— Нет… я…

— Я — это последняя буква в азбуке, голубчик. Ты лучше раздевайся, давай сюда пальто, шапку. Вот так. А теперь идем, да смотри, не зашибись у нас тут. Второй день при лампах свечках сидим, точно в древние времена. Управдом обещал монтера прислать, да вот никак не пришлет…

— Бабушка, хотите, я починю?

— Куда тебе, еще током убьет!

— Нет, я умею! Это, видно, пробка перегорела. В пробке есть такой волосок, так он, наверное, перегорел. Я новый поставлю.

Ленька поспешно достал из кармана кусок электрического шнура, кусачку, перочинный ножик и начал возиться на сундуке около кухни. Вера Михайловна держала в руке зажженную свечу. Женщина в свитере вынесла из кухни столик, а Ленька, взобравшись на него, принялся вывинчивать крайнюю пробку.

— Вера Михайловна, как можно мальчишке доверить?! — послышался из кухни сердитый голос соседки.

— Ничего, ты ее не слушай, продолжай работу, — подбодрила Леньку женщина в свитере, убежденная в смышленности мальчика.

— Бабушка, дайте мне, пожалуйста, свечку сюда, — попросил Ленька.

— Смотри, голубчик, тихонько, не свались, — забеспокоилась Вера Михайловна, передавая Леньке горящую свечу.

— Вы за меня не бойтесь, — с солидностью отозвался Ленька. — Сейчас будет свет.

Действительно, не прошло и двух минут, как в коридоре, на кухне и во всех комнатах ярко вспыхнули электрические лампочки.

Теперь Ленька увидел в дверях кухни трех женщин, одобрительно смотревших на него. А женщина в свитере, все еще поддерживающая столик, подняв голову, улыбаясь проговорила:

— Ну, слезай, монтер. Получишь конфету за труды.

Ленька спрыгнул на пол, от конфеты не отказался, поблагодарил, а затем предупредил:

— Только… Я сделал временно. Это «жучок». Так не разрешается. Надо новую пробку вставить.

Перед тем как войти в комнату к Вере Михайловне, Ленька долго и старательно вытирал ноги о коврик у белых застекленных дверей.

— Это похвально, что ты такой аккуратный, — заметила старушка. Но, увидев, что Ленька сунул руки в карманы, сразу изменила тон: — О, голубчик мой, а уж это плохая привычка — руки в карманы засовывать.

— И отец говорил, что плохая, — вздохнув, согласился Ленька.

— Вот видишь, — укоризненно покачала головой Вера Михайловна. — Ну, пойдем, руки вымоешь да и чаю с нами попьешь.

Старушка повела Леньку в ванную комнату.

— Видать, мальчишка деловой, — смягчаясь, кивнула вслед Леньке та самая женщина, которая прежде опасалась, как бы он что-нибудь не утянул в квартире. — Скажите, пожалуйста, раз-два — и свет! С такого толк будет!

— Слышали, Вера Михайловна рассказывала, что сам Киров за мальчонку взялся. Видите, принес пуговицы!

Тем временем старушка завела Леньку в тепло натопленную уютную комнату с большим зеленым шелковым абажуром, который висел над круглым столом, стоящим посредине. За столом он увидел знакомую ему по уличному происшествию девочку. Она что-то старательно переписывала из букваря в тетрадь. На столе стояла еще не потушенная лампа.

— Танюша, этот мальчик нам свет починил, — сказала бабушка, подойдя к столу и задувая лампу.

Но девочка недружелюбно посмотрела на Леньку и сердито сказала:

— Давай пуговицы!

Заносчивость, с какой встретила его первоклассница, разозлила Леньку. А он еще собирался отдать ей конфету… Вот на зло ей совсем не отдаст пуговиц, но, вспомнив изобретателя, примирительно подошел к столу.

— Вера Михайловна, чайник закипел, — послышалось за дверью.

— Ах, батюшки! — спохватилась старушка и поспешила на кухню.

Ленька положил на стол перед девочкой все содержимое своих карманов и принялся выбирать пуговицы. Вернулась Вера Михайловна, неся синий эмалированный чайник с кипятком.

— Смотри, бабушка! — возмущенно крикнула Таня. — Он же весь стол испачкал.

— О, да ты как настоящий Плюшкин у Гоголя! — недовольно глядя на содержимое Ленькиных карманов, проговорила бабушка. — Тот тоже всякую всячину и карманах носил.

Ленька сразу не обиделся, потому что он не знал, кто такой был Плюшкин. Густо покраснев, он попросил:

— Возьмите, бабушка, все мои пуговицы за те, что у Федьки, а то я его не нашел. Я вам после принесу…

— Нет уж, голубчик, сроду чужого не брала. Нехорошо брать чужое. Ты мне лучше Танюшкины пуговицы принесешь, — нахмурившись, сказала Вера Михайловна, подвигая ближе сахарницу и вазочку с печеньем.

Вдруг Таня фыркнула, побежала в другую комнату и принесла большую толстую книгу, видно, не раз побывавшую в ее руках. Быстро перелистав страницы, она без труда нашла нужную картинку и, ткнув в нее пальцем, сказала:

— Гляди, вот ты, Плюшкин!

Ленька нахмурился и едва удержался, чтобы не ударить девочку за такое обидное сравнение.

— Бабушка, а Плюшкин тоже чужие пуговицы отрывал? — невольно еще больнее уязвила Леньку девочка.

— Нет, Танюша, — улыбаясь, покачала головой старушка, — Плюшкин пуговиц не отрывал. Он был помещиком.

— А помещики, бабушка, — это буржуи! Они все у бедных отнимали. И он, — показала Таня пальцем на Леньку, — отнимает пуговицы, значит, он тоже буржуй!

— Нет, детка, Леня — не буржуй, — примирительно засмеялась бабушка. — Правда, отрывать пуговицы — это тоже присвоение чужого, но Леня твои пуговицы не отрывал. Это сделал его товарищ.

Сейчас все повернулось против Федьки. Но Ленька испытывал жгучие упреки совести. Ведь главным виновником был не Федька, а он сам. Кто изобрел пуговицеотрывалку? Он, Ленька. Значит, получается, что и он — вроде этого противного помещика Плюшкина — чужое добро присваивает? И Федька по его вине стал таким. Нет, Ленька не хочет быть похожим на Плюшкина… Он не хочет быть похожим на жадного помещика… Уж теперь-то Ленька пуговицы отрывать ни у кого не будет, хватит! Но… Как же тогда доставать инструменты? Даром дядька на Сенном рынке ни за что их не даст. Да! Так ведь теперь Ленька к изобретателю пойдет! У него, наверное, разные-преразные инструменты есть… И тут с досадой опять вспомнил: «Как же я адреса не спросил?..»

Очень может быть, Ленька чистосердечно рассказал бы об этом бабушке Вере Михайловне, если бы в комнате не было этой задиристой девчонки. Только посмотрите на нее! Даже сейчас, украдкой от Веры Михайловны, нарезывающей хлеб, она дразнится и показывает в книге обидную картинку. Ленька весь так и вспыхнул от злости и обиды и подумал: «Сама ты — Плюшкин, буржуй! Только посмей еще раз показать картинку… Так заеду, что сразу узнаешь, какой я Плюшкин!»

Проницательные, добрые глаза Веры Михайловны улавливают, что на душе у мальчика неспокойно.

— Садись, Леня, чай простывает, — ласково говорит она, подвигая стул.