Опасное молчание

— Кажется, сумка и вправду у него, тетя, — поближе пододвинув к кровати стул, тихо заговорил Женька. — Он должен мне сейчас принести…

— Ой, не верь ты ему… — забеспокоилась Галина. — Как бы Савенко… Знаешь, я эту сумку завернула в серый платок… Она черная…

— Вы не волнуйтесь, тетя, — уверял мальчик. — Конечно, всякое может случиться… Может, они уже и отнесли сумку белякам… а Степка это просто так… хитрит. Знаете что, тетя… Если все будет в порядке, я забегу и скажу вам. Но если… если я не смогу, ну, что-нибудь помешает… я оставлю записку под камнем, который возле каштана в саду.

И прежде чем Галина успела ему что-либо возразить, он выскочил во двор, заслышав спор у сарая.

Оказывается, вернулась Тайка. Вслед за ней прибежали с ветками Керимка и Лещ. Увидев, что Женьки и Степки нет, они, перебивая друг друга, закричали:

— Еще ничего не готово!

— Где Женька?

— Скоро публика придет!

— А ты, Мироська, сидишь тут и ничего не делаешь!

— Я лес делаю, не видите, что ли! — обозлилась Мирося. — Это вы ничего не делаете!

Особенно суетилась Тайка. Ах, как ее коротенькие задорные косички взлетали вверх и трепыхались из стороны в сторону! Она тараторила:

— Давай скорей! Скорей! Ведь Женька говорил, еще роли надо учить!

— Степка не пришел? — подбегая, спросил Женька.

— Во! — Лещ положил к его ногам лук и стрелы. — Степка велел тебе отдать.

«А сумка?» — едва не крикнул Женька, по вовремя прикусил язык.

— Степка велел сказать, что сумку сам принесет, — добавил Лещ.

Еще «сцена» и «зрительный зал» не были готовы, а во двор уже начали собираться зрители.

— Лещ, тащи простыню или какое-нибудь там одеяло! И веревку! Надо занавес делать, — распоряжался Женька, а сам с тревогой поглядывал в сторону веранды, откуда должен был появиться Степка.

Публика уже явно начала роптать.

— Скорей начинайте!

— Что вы там волыните?

Наконец, все было готово. Зрители разместились кто на чем попало: на опрокинутых ведрах, ящиках, на кирпичах, а то и просто на земле.

Перед занавесом появился Керимка, изображающий короля. Все разразились хохотом. Раздались аплодисменты. В таком одеянии Керимку еще никогда не видели. На голове у него была старая широкополая шляпа. Со шляпы к самому уху свисала большая ветка со спелой темно-фиолетовой бузиной. Он был в праздничных отцовских шароварах и босиком. В руке держал длинную палку — скипетр. Но что особенно рассмешило зрителей — это нарисованные углем усы. Они были огромны — почти до самых ушей.

Керимку не смутили ни смех, ни аплодисменты. Подождав, пока все успокоятся, он торжественно объявил:

— Сейчас вам будем представлять Робина Гуда.

Если бы он только знал, что случилось в эту минуту за кулисами!

— И это твоя обещанная сумка? — с ужасом отшатнулся от Степки Женька, точно его ужалила змея. Сумка была не черная, а коричневая.

— А чем она плохая? Кожаная!. — доказывал Степка. — Ну, немного рваненькая, так что?

Это была совсем не та сумка, но Женька решил не сдаваться.

— Керимка, а Керимка! Иди сюда! — вдруг позвал он «короля». — Нет, с такой сумкой я не буду играть Робина Гуда! — наотрез заявил Женька.

Что же делать?

А публика кричала, свистела, требовала скорее начать представление.

— Время! Времечко! — неистовствовала «галерка».

Керимка отошел в самый темный угол. Кусая ногти, он напряженно думал. Ему так не хотелось, чтобы спектакль провалился. У него была сумка… Так, закопанная у заброшенного колодца. Но как предложить ее? А вдруг отнимут? А Женька заладил одно:

— Нет и нет! Где хотите, а доставайте мне целехонькую сумку!

Наконец, после долгих колебаний Керимка решился.

— Женька, — поманил он его пальцем. Когда тот подошел, Керимка зашептал ему на ухо: — Ты никому не скажешь?.. Есть чох якши сумка, кожаная, я… нет, я не украл, а нашел… Ой, Степка отнимет сумку!

— Не бойся, не отнимет, — так весь и задрожал от радости Женька.

— А кончим представлять, ты опять отдашь сумку?

— Конечно, — поспешно заверил Женька. — Где ты ее нашел?

— Ну… Нашел. Только Степке не скажи. Да? Идем, покажу. Я даже не успел посмотреть, что в ней… Там зарыл…

Почти все маленькие обитатели Греческого переулка видели Женьку впервые. Поэтому когда он и Керимка вышли из сарая и прошли мимо них, по рядам зрителей прокатился восхищенный шепот.

— Настоящий артист. Сразу видно, что настоящий.

Несколько любопытных вскочили с мест и уже хотели бежать за артистами, но Степка и Лещ закричали на них, и те притихли.

В глубине сада, под большим кустом бузины Керимка остановился и, молча опустившись на колени, начал разгребать землю. Вдруг сердце у Женьки замерло. Он увидел в руках у Керимки что-то завернутое в серый платок: да, это и есть та сумка, о которой говорила Миросина мама. Стараясь скрыть волнение, Женька протянул руку:

— Дай!

Керимка крепко прижал к себе сверток и недоверчиво спросил:

— Ты не отымешь? Побожись!

— Ну вот еще, стану я божиться, на кой она мне! Твоя сумка — твоя и будет. Давай скорей!

— Бери, — со вздохом сказал Керимка, покоряясь властному Женькиному голосу. — Бери, только не обмани.

— Знаешь что? Знаешь?..

От волнения Женька не мог говорить. Он несколько минут молча смотрел на Керимку, не зная, что делать. Наконец собрался с духом и, взяв себя в руки, сказал:

— Вот что: ты ямку зарой. Понимаешь, зарой получше, а то узнают, где ты сумку прячешь. Вот ты сейчас зарывай, а я побегу.

Керимка принялся тщательно засыпать ямку, а Женька бросился к садовой калитке. Он уже представлял себе, как обрадуется Миросина мама, когда узнает о находке.

И вдруг он отскочил назад от калитки: во двор вошла мадам Савенко в сопровождении двух казаков. Она повела их к себе в квартиру.

В следующее мгновение Женька уже стоял у покосившегося, почерневшего от дождей и времени садового стола. Достав из кармана штанов огрызок карандаша, он написал на клочке белой бумаги одно лишь слово. Записку спрятал под камень. Затем подбежал к невысокой каменной степе, перелез через нее и, прижимая к груди драгоценную сумку, исчез как дым.

Вбежав в сарай, Керимка прежде всего стал искать глазами Женьку. Нигде не найдя его, удивился и испугался.

— Женька! — крикнул он. — Степка, он тебе сумку не дал?

— Что? Где его шут носит? Публика нас, того гляди, бить начнет. Слышишь, как орут?

Керимка встревожился. «Может быть, этот Женька убежал с моей сумкой?» — испуганно подумал он и пулей вылетел из сарая.

— Женька! Женька! — несся по всему двору его голос. — Же-е-енька-а!!

Не услышав ответа, Керимка умолк, глубоко вздохнул и медленно опустился на землю.

— Украл! Украл! — зашептал он, и на его глазах заблестели слезы.

А тем временем публика во дворе продолжала неистовствовать. Слышались крики, свист.

— Начинайте! Гей! Артисты!

— Ги-го-го! Гю-лю-лю!

— Театральщики!

Тайка и Мирося изо всех сил тормошили Степку.

— Где Женька? Почему не представляем? Степка, начинай ты. Ты будешь Робином Гудом. Выходи… Выходи да сцену.

Подошел Керимка. Мирося к нему:

— Объявляй публике, что сейчас откроем занавес.

— Не буду! — раздраженно крикнул Керимка.

Степка вышел унимать публику.

— А-а-а! — заревел Керимка. — Женька сумку укра-а-ал… Там в сумке, мо-о-ожет, деньги были, мо-о-ожет, золото, а Женька взял и обманул…

Керимка опять горько заплакал.

— Какую сумку? — схватила Мирося его за плечи. — О чем ты говоришь?

— Уйди, ты с ним заодно. Знаю я вас все-е-ех!

— Да нет, ты постой, ты расскажи. А сам ты где сумку взял?

— На-а-ашел.

— Где?

— Где-е! Где-е… Когда казак в сарай шарил, я… у хозяина в са-а-арай… Хоте-ел щенка, а… смотрю су-у-умка…

— Что-о??

Мирося широко открыла глаза и попятилась. Потом схватила Керимку за руку и отвела в сторону.